ся на вновь вошедших, задержался взглядом на Новикове, что-то припоминая, но нет, не припомнил, отвернулся. Память у мужика, чувствуется, цепкая, видел эти дурные фото в Интернете оттого и призадумался. К счастью, не вспомнил.
Это было не лишним напоминанием, потерял, парниша, бдительность, обнаглел, по людным местам шастаючи. Надо бы, пожалуй, бороденку отпустить, сказал себе Новиков. Неровен час, Сапрыкин пронюхает, тогда только держись.
Этот зал они также прошили насквозь, а вот в следующем остановились. Усадив Новикова за размеченный стол с рулеткой, Тарас сгонял поменять баксы на фишки, а пока он бегал, Андрей огляделся.
В зале было несколько столов — два картежных и этот, рулеточный. Играли человек пятнадцать, всё рожи незнакомые, с несмываемым загаром, какой бывает у зимних удильщиков, бомжей и нищих. Поскольку сейчас далеко не зима, рыбаков исключаем, остаются две последние категории, из которых можно смело вымарать бомжей. Это что же — нищие получают наравне с Пугачевой и Кобзоном? Вот так элита.
Из-за картежного стола встал человек лет пятидесяти, лениво подошел, сел рядом. Был он крепко выпивши.
— Смотрю, с Тарасом Евгеньевичем? — сказал человек. — Новенький?
— Новенький, — ответил Новиков.
— Рожа у тебя знакомая, — продолжал человек. — Где я тебя видел? Не в тринадцатом отделении милиции? Мент?
— Чекист, — усмехнулся Новиков.
— То-то я смотрю — рожа знакомая, — сказал человек. — Это не ты, случаем, к Шмаке приходил?
Говорил он тихо, но видно было, что присутствующие к разговору прислушиваются.
— Я, — ответил Новиков. — А ты откуда Петра Юрьевича знаешь?
— Я от него собаку отгонял, которая его загрызла, — произнес пьяный. — Так ты, стало быть, тот самый Новиков и есть, который косил под следователя? Ну, ты внедрился! Самому Тарасу Евгеньевичу лапши навешал. Сказать народу, кто ты есть таков?
— Зубами закусишь, — улыбнувшись, ответил Новиков. — Мне терять нечего. Слышал я, на Петра Юрьевича какой-то бомж собаку натравил. Не ты, случаем?
— А хоть бы и я, — сказал пьяный, поднимаясь. — Будь здоров, кореш.
И, вихляясь, заколбасил к выходу.
В дверях столкнулся с Тарасом, что-то шепнул ему на ухо, тот тоже шепнул в ответ, на чем они счастливо и разошлись.
— Ну, — сказал Тарас, вынимая из дипломата первую партию фишек, — ставь, Андрюха.
Новиков поставил пару фишек на чет и, что забавно, выиграл. Сумма, правда, была маленькая, но лиха беда начало. В следующий раз на прямой ставке он выиграл много больше, отчего по залу пополз слух, что новичку попёрла везуха, и несколько игроков, бросив игру, подошли понаблюдать. Все знали, чем это кончается — новичок, как правило, продувался в прах, но мог и выиграть. На этом, выиграет или продует, а также в какой по счету ставке это произойдет, наблюдатели строили свой тотализатор, не менее азартный, чем основная игра.
Вскоре Новиков уже знал, что ставить можно не только впрямую, где выигрыш наиболее велик, но также на два или три числа, на квадрат, линию, колонку, чет и нечет, и тому подобное, что фишка называется чипом, а кармашки на рулеточном колесе — челноками. Что зеро — штука опасная, так как при его выпадении ставки на красное, черное, чет и нечет замораживаются, а при повторном выпадении зеро половина замороженных ставок уходит в кассу. Но эти знания никак не влияли на стиль его игры, он по-прежнему хаотично ставил на конкретные числа, заставляя Тараса нервничать, и выигрывал много больше, чем проигрывал. Кое-кто из игроков пытался следовать его примеру, выбирая те же номера, однако именно в эти моменты Новиков продувал, выигрывал же он, только лишь оставаясь в гордом одиночестве. Сумасшествие какое-то, полнейший идиотизм.
Вот уже одного крупье сменил второй, потом третий, а Новиков всё разорял и разорял банк.
Когда выигрыш достиг двухсот тысяч баксов, бледный, потный, трясущийся администратор волевым порядком прекратил игру, заявив, что в кассе денег нет.
— Ну, нет, так нет, — согласился Тарас, стоявший за спиной у Новикова, и тихонечко шепнул бедняге-администьратору: — Наш выигрыш, Сеня, изволь заплатить.
— Изволю, — умирающим шепотом ответил тот. — Но с одним условием: ты, Тарасик, полгода сюда не ходи, дай отдышаться.
— Не прибедняйся, Сеня, — сказал Тарас. — За пару дней с лихвой вернете.
Всё слышавший Новиков усмехнулся и сгреб выигранные чипы в дипломат Тараса, тот передал дипломат администратору Сене. Сеня исчез, а секунд через десять после этого произошло неожиданное — из-за массивной кадки с фикусом вдруг вышел тот самый невзрачный молодой человек, который приходил к Новикову на кладбище и которого мы так и не назвали. Извините. Назовем его, скажем, Жабьевым и закончим на этом, так как настоящей его фамилии никто не знал.
Короче, этот самый Жабьев вышел из-за кадки, где всю игру сидел себе в удобном глубоком кресле, и подмигнул Тарасу. Тут же со стороны запертого запасного выхода, а вовсе не из зала с Кобзоном, прискакали два деятеля, в которых Шмака, будь жив, смог бы узнать странных парней с мокрой скамейки — свидетелей его смерти, и встали рядом с Жабьевым.
Тарас сразу сделался скучным-скучным. Сказал кисло:
— Пятьдесят.
— На пятьдесят, — подхватил Жабьев и воззрился на окружающих, которые чего-то ждали, не расходились.
Взгляд его разметал жирующих нищих, как вентилятор конфетти. Новиков мог бы поклясться, что некоторые из них летели над столами, будто потеряли вес, потом вдруг этот вес обрели, да так и попадали на пол, как спелые груши. Впрочем, продолжалось это какой-то миг и вполне могло быть обманом зрения, галлюцинацией. Вот только нищих почему-то рядом больше не было, спешно разошлись кто куда, но в большинстве своем на выход.
— Я имел в виду пятьдесят тысяч, — сказал Тарас.
— А я процентов, — откликнулся Жабьев.
— Имейте совесть, сэр, — Тарас посмотрел на Новикова.
Тот кивнул — не сомневайся, мол, отметелю так, что родная мама не узнает.
Тарас протестующее замотал головой, а Жабьев сказал в пространство:
— Своими же кулаками можно и себя покалечить.
— Запросто, — вразнобой подтвердили два его приятеля.
В зале возник Сеня с дипломатом, который он судорожно прижимал к груди.
Сене можно было дать и тридцать, и пятьдесят, был он похож на того хлипика, который рекламирует средство от грязи «Мистер Мускул», с такими же очочками, с прилипшими к черепу пегими волосенками, только одет поприличнее, не в трусищах до пяток.
Жабьев двинул пальцами правой руки, и Сенины волосенки вдруг распушились, встали дыбом, сделав из него пегий одуванчик.
Новиков понимающе покачал головой: да, мол, так я не могу, — а про себя подумал, что этого не смогли бы повторить и учителя Шаолиня.
Сеня безропотно отдал дипломат Жабьеву, заметьте — не Тарасу, которого хорошо знал, а совершенно постороннему человеку. Чутьем понял, кто здесь главный.
Взяв дипломат, Жабьев пошел к запасному выходу под бормотанье семенящего сзади Сени: «Господа, господа, там же закрыто», открыл дверь и очутился на огороженном дворе, где стоял черный Шевроле. Подождав, пока два его приятеля, а также Тарас с Новиковым выйдут, сел в машину на заднее сиденье, высыпал сюда же запакованные баксы, сказал, глядя на кучу: «Эх, Сеня, Сеня», — после чего сгреб половину в дипломат и отдал Тарасу.
— А что Сеня, что Сеня? — в обиде залопотал администратор, который прятался за большим Андреем.
— Тыщу уворовал? Уворовал, — ответил Жабьев. — Сам вернешь или…?
Сеня вернул сам, потом задал такого стрекача, что только пыль столбом.
На этом они и расстались — странный Жабьев с не менее странными дружками умчались на Шевроле, а Тарас с Новиковым прошествовали на стоянку к лакированной Ниссане.
Между прочим, шел второй час ночи и в одних костюмчиках было уже прохладно, но ничего, в машине они быстро согрелись.
— Переночуешь у меня, — безапелляционно заявил Тарас, видя что разморенный Новиков начал клевать носом.
— Ага, — согласился Новиков, отчаянно зевая. — А теперь объясни мне, темному, какого ляха ты отдал этому говнюку половину выигрыши?
— Так без него, без говнюка, и выигрыша бы не было, — ответил Тарас.
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересованно сказал Новиков.
Глава 31. От чудес не открещиваюсь
— Телепатия, батенька, — объяснил Тарас. — А также телекинез. Одним словом, парапсихология.
— Ты хочешь сказать, что этот мозгляк всё это умеет делать? — не поверил Новиков. — Тоже мне Роза Кулешова.
А сам в это время вспомнил Сенины вздыбленные волосенки и летящих над столами нищих и сказал себе: «Как бы не подавиться этим кусочком».
— Ты спрашиваешь — я отвечаю, — произнес Тарас. — В этой системе я какое-то время варился, поэтому от чудес уже не открещиваюсь. Но одно дело, когда чудеса идут от Господа, и совсем другое, когда от дьявола.
— Ты верующий? — уточнил Новиков.
— Несомненно. А ты?
— Воспитание не то, — ответил Новиков. — Хотя сейчас и президент в церкви крест кладёт. Тоже, вроде, чекист.
— Всё время забываю, что ты чекист, — сказал Тарас. — Хотя Борисыч предупреждал. Ну, так вот. Со своей системой ты бы давно уже профукал все мои денежки, у меня, Андрюха, честно скажу, от твоей игры волосы вставали дыбом, но смотрю — прёт везуха-то, я и помалкиваю себе. Но как только этот хмырь Жабьев вышел из-за фикуса, сразу всё понял. Жабьев задавал программу в соответствии с твоей идиотской системой, и крупье кидал шарик, а шарик залетал в челнок именно тогда, когда приказывал Жабьев. Проще пареной репы.
— Но как он узнал, что мы будем в этом казино и что вообще будем в казино?
— Я в этом не шибко разбираюсь, но есть какие-то следы в астрале, есть ясновидение, — ответил Тарас и мощно зевнул. — Тоже, понимаешь, парапсихология.
— Может, просто подслушал? — предположил Новиков.
— Не исключено и это, — согласился Тарас. — Есть много способов. Но не думай, что всё так просто. К примеру, если ты, человек со стороны, не наш, встанешь на моём месте у ворот, то сколько баксов огребешь за смену?