Можно было, конечно, позвонить Новоселову, изобразить недоумение по поводу надзора, а заодно и провентилировать вопрос относительно Новикова, но Кислов решил всё-таки этого не делать. Разумеется, Макарыч будет врать, потом прицепится насчет Андрюхи почище бультерьера, он-то ведь знает, что в последние дни Кислов и Новиков контактировали, будет настаивать на встрече. Зачем активизировать дурака?
В шестнадцать неожиданно вызвал шеф — потомственный чекист Юрий Филиппович Налейкин, дослужившийся на Лубянке до полковника, но чем-то там крупно проштрафившийся и получивший под зад коленом. Сам он про гешефт с коленом умалчивал, отделывался басенками про тягу к малой родине, к родным могилкам, однако, согласитесь, не каждый добровольно оставит Москву, переехав в патриархальную Пензу. То есть, бежал Юрий Филиппович в родной городишко от какого-то крупного позора.
Тем не менее, вес он имел огромный, Загрицын его побаивался, а губернатор уважительно жал ему руку.
Налейкину не было еще пятидесяти, но массивность, большой живот, седые волосы и клочкастые, никогда не причесываемые брови делали его старше.
— Садись, — сказал Налейкин, как только Кислов вошел. — Ну, что у тебя, Игорек, с этим Новиковым?
Игорь сел, пожал плечами.
— Я слушаю, — напомнил Налейкин.
— Ничего, — ответил Кислов. — Работали вместе.
— Не знаешь, куда он подевался? — как бы между делом спросил Налейкин.
В сторону Кислова он не смотрел, перебирал бумаги на столе.
— Да Бог его знает, Юрий Филиппович.
— А то бы помог Новоселову-то, — сказал Налейкин. А, Игорек? Или друзей не сдают?
— Каких друзей? — удивился Кислов.
— Ладно, — Налейкин посмотрел на Игоря. Взгляд у него из-под этих лохматых бровей был ужасный. Давил он своим взглядом, пронзал насквозь, хотя глаза вроде бы были голубые, выцветшие. Неожиданно улыбнувшись, Налейкин продолжил: — Так и запишем: Новиков тебе не друг и где он находится ты не знаешь. Верно?
— Верно.
Налейкин вдруг шарахнул кулачищем по столу и отрывисто пролаял:
— Пули льешь? Лапшицу вешаешь? А вот Загрицын тебя возьмет за жабры да начнет сок жать. Как запоешь?
— Так вы ж, Юрий Филиппович, в обиду не дадите, — вздохнув, ответил Кислов. — Чтоб мне лопнуть, если вру.
Налейкин посопел, надел очки, еще больше его состарившие, и гнусаво произнес:
— Не боись, не дам. Мне грамотные кадры нужны. Это я так, между нами. Ты же понимаешь?
— Спасибо, Юрий Филиппович, — сказал Кислов.
Стремительно вышел и столкнулся в коридоре с каким-то молодым квадратным типом, заехав ему головой в нос.
Пробормотав: «Извините, не нарочно», — попытался прошмыгнуть мимо, но тип свободной рукой, другой он зажимал свою окровавленную носопырку, цапнул его за рубашку так, что где-то что-то затрещало, привлек к себе и прогундосил:
— Не так быстро, юноша, не так быстро.
Глупо вот так вот сцепиться с кем-то на работе да еще перед кабинетом шефа.
— Вам нужно лечь, — пытаясь освободиться, сказал Кислов. Он не применял приемов, так как чувствовал свою вину. Действительно, вылетел, как угорелый. — Я знаю, где здесь топчанчик.
— Топчанчик тебе самому понадобится, — заявил верзила, хлюпнув носом, и, наддавая тугим брюхом, погнал Игоря перед собой к выходу.
Пришлось, увы, применить борцовский прием, который застал парня врасплох. Тяжеленный оказался, сволочь. Игорь почувствовал, что во время броска через плечо потянул спину. Не шибко, но потянул, и теперь с недельку придется поберечься.
Парнюга впечатался хребтиной в линолеум. Игорь перешагнул его руку, вывернув её так, что еще чуть-чуть, и она выдернется с корнем. Квадратный проблеял что-то и закатил глазки.
Произошло это неподалеку от кабинета Кислова. Дверь как от сквозняка приотворилась, потом медленно затворилась. Заливаете, ребята, таких сквозняков не бывает.
Игорь просунул в дверь голову, аккуратно просунул, как учили, чтоб не спугнуть клиента, и получил страшенный боковой в челюсть, пославший его в нокаут…
В гостинице, что вольготно раскинулась вдоль Москворецкой набережной, в шикарном трехкомнатном номер Новиков попристальнее рассмотрел Уханова. Тот, пожалуй, был похож на финна: выцветшие волосы и брови, невыразительное полноватое лицо со вздернутым носом — глазу зацепиться не за что, вот почему из отдельных фрагментов, зафиксированных мозгом, никак не складывался цельный образ (таких людей трудно запомнить), но при этом он был умен и не без юмора.
Категорически отказавшись от помощи Новикова и усадив его в гостиной, он носил из холодильника еду, деловито резал рыбу, сыр, колбасу, открывал прозрачные коробочки с салатами и одновременно вел с Андреем беседу.
— Где остановились? — спросил он прежде всего.
— В «Туристе».
— Отчего такой выбор? С рюкзачком любите шастать?
— По старой памяти.
«Хрум-хрум», — это Уханов резал ножом-пилой копченую севрюгу.
— Машину где оставили? — полюбопытствовал он и убежал на кухню к холодильнику.
— На улице, — ответил Новиков, когда Уханов вернулся, нагруженный очередной партией провизии.
— Что, прямо вот так на улице? — уточнил Уханов. — У тротуара? С пензенскими номерами? Ай-яй-яй.
— Да нет, загнал в какой-то двор. Там уже штук пять бибик стоит.
— А у вас, простите, какая бибика?
— Опель образца одна тыща девятьсот пятого года.
— Боже, как вы на нём от Пензы до Москвы доколбасили? Все ухабы, поди, пересчитали.
— И пересчитал, — с гордостью ответил Новиков. — Зато от шлаков полезно.
— Надо запомнить, — сказал Уханов. — А то мы тут от шлаков совсем озверели. Номерочки надо бы поменять.
— Вот-вот, — с готовностью подхватил Новиков. — Вы уж помогите, Борис Викторович.
— А что, — сказал Уханов и пожал плечами. — Плевое дело. Ну что, господин пензюк, готовы? Тогда вперед, на винные склады.
И этот туда же: господин пензюк, шутка у них такая, у зубоскалов, дежурная. Да ладно, чего там.
Однако кормежки он настрогал на целый взвод, думает, поди, что мы там, в глубинке, совсем изголодались.
— Славно вы тут, в столице, устроились, — сказал Новиков, усаживаясь за стол, и на этом, как по какому-то сигналу, треп закончился.
По крайней мере Уханов посерьезнел, шутковать перестал.
— У меня, Андрей Петрович, — сказал он, разливая водку по граненым стопкам, — после сегодняшнего сообщения Кислова возникло весьма серьезное опасение. Догадываетесь, о чем я?
— Догадываюсь, — Новиков искоса посмотрел на него. Нет, по лицу ничего не прочитаешь, лицо непроницаемое.
— Тогда есть предложение, — Уханов поднял стопку.
— Нет возражения, — стандартно ответил Новиков.
Выпив, Уханов съел пару шпротин, потом продолжил:
— Но, подумав, я понял, что это ситуацию не меняет. Мы имеем дело с группой людей, которые действуют весьма грамотно и мигом вычисляют того, а вернее тех, кого я привлекаю к расследованию.
— Тех? — переспросил Новиков, насторожившись. — Мы что, дублируем друг друга?
— Не хотелось говорить, — Уханов поморщился. — Как бы это помягче? Короче, с нашей стороны есть потери.
Вот те на. Новиков даже отложил вилку с нанизанным на ней ломтиком лоснящейся севрюги. Приплыли. В родном доме разыскивают с кольями, как злопыхателя, а здесь, в столице нашей Родины, отстреливают, как человека депутата Уханова. Куда, извините, драпать?
— Я полагаю, они не были профессионалами в полном смысле этого слова, — сказал Уханов. — Каждый из потерпевших работал с проколами.
— Откуда вы знаете? — спросил Новиков.
— Советовался со специалистом.
— И кто же этот специалист, если не секрет? Очередной профессионал, который потом оказался не профессионалом?
— Игорь Анатольевич Кислов, — не моргнув глазом, ответил Уханов. — Слышали о таком?
Глава 10. Вас трудно застать врасплох
Игорь очнулся на полу в своем кабинете. Сел, пощупал одеревеневшую опухшую челюсть — не иначе как сам Миша Тайсон руку приложил. Это ж надо такую пилюлю вогнать.
Интересно, долго я тут валялся? — подумал он, поднимаясь. Посмотрел на часы — нет, не долго, минуту, не больше.
Кабинет, как и ожидалось, был пуст, но на мониторе открыто окно электронной почты. «Тайсон» просматривал входящие и исходящие сообщения, а когда Игорь спугнул его, вырубил Игоря и спешно слинял, прихватив квадратного типа, с которым был заодно.
Кислов бросился к окну и увидел во дворе сразу несколько машин: одна, новенькая крутая Нива, только что тронулась, другая, черный Фольксваген, быстро удалялась вдоль домов в сторону универмага, третья, серые Жигули, на скорости мчалась к набережной. Всё не то, а если и то, так уже не догонишь, поздно.
Выключив компьютер, Кислов закрыл свой кабинет на ключ, убедился, что квадратного в коридоре уже нет, и вышел на улицу. Входная дверь фирмы по случаю жары была распахнута настежь, вахтера иметь не полагалось, не было такого в штатах, поскольку якобы действовала система самоохраны. Вот тебе и самоохрана. Когда Кислов выходил к шефу, входная дверь была закрыта, но какой-то паразит вышел покурить и пожалуйста — заходи кто хочешь, бери что хочешь.
Итак, Кислов вышел во двор. Скамейка перед подъездом была пуста, наблюдатель, сидевший напротив окон, был прежним, по крайней мере бейсболка была та же — синего цвета.
Кислов подошел к нему, окаменевшему от желания показать, что он тут ни при чем, и сказал:
— Молодой человек, вы не запомнили двух мужчин, которые только что вышли из нашего подъезда? Один такой квадратный, а второго я к сожалению не видел.
— Что с лицом? — спросил владелец бейсболки — молодой мордвин с тяжелой челюстью.
— Комар укусил.
— Ну и вали, — сказал мордвин.
Кислов вздохнул и последовал совету. А что, со всеми хамами прикажете драться? Кулаков не хватит…
— Чепе, Юрий Филиппович, — сказал он, зайдя к шефу и тщательно затворив за собой дверь.
— Эк тебя перекорежило, — заметил Налейкин, мельком взглянув на него. — Когда только успел?