На четвертом этаже им повезло — они вышли на квартиру Башкирова. Человек-памятник, поигрывая густым своим голосом, вел с кем-то беседу. Ему отвечал то пьяненький тенорок, то мягкий вкрадчивый баритон.
Спаленка была такая же невеличка, что и у Лукича, в нее едва втиснулась громадная старинная кровать с гнутыми деревянными спинками. Другая бы Башкирова не выдержала. Непонятно было, как её сюда занесли. Между прочим, вокруг ни пылинки, шкаф почти пуст, за тюлем на подоконнике горшочки с цветами.
Голоса доносились из соседней комнаты, к этому же примешивались стук вилок по тарелкам, причмокивания, сытое отрыгивание. Время было обеденное, и Новиков понял, что голоден, а у Егора так вообще заурчало в животе.
Приложив палец к губам, Новиков вынул пистолет с глушителем, показал жестом, что берет на себя самого здорового, то есть хозяина, и, стараясь не скрипеть, направился в соседнюю комнату. Егор задышал в спину, спросил шепотом: «Стрелять можно?». В нем, недавно еще жалевшем Башкирова, проснулся охотник. Всё правильно, на задании и нужно быть не дичью, а охотником, вот только палить нужно с умом. «По команде», — ответил Новиков.
Паркет под ногами предательски скрипнул, и Андрей, наддав, этаким лихим ковбоем, на полусогнутых, пистолет у живота, заскочил в гостиную.
Реакция у сидящих за столом оказалась неоднозначной. Башкиров показал на Новикова пальцем и захохотал, Лукич подавился, принялся перхать, а Мефодич кулаком с зажатой в нем вилкой начал колотить его по спине.
— Вы, — Новиков дулом пистолета показал на Башкирова. — Перестаньте ржать и марш на кухню.
Башкирова зареготал еще более весело, потом вдруг посерьезнел и сказал:
— Вот так же, Егор не даст соврать, — кивок в сторону Егора, — он со своим напарником стоял передо мной, потом Гуцало выстрелил, поранил меня, но я так и не пригласил их сесть, стояли навытяжку. Ну а затем дуэль. Гуцало лежит в морге, Егора я вытаскиваю из кутузки, но вместо благодарности он приводит с собой ряженого Андрюху Новикова и спрашивает еще, можно ли стрелять?
Егор с Новиковым обменялись взглядами, похоже у Егора снова началась тихая паника. Да что с ним такое?
— Кончайте базарить, — грубовато сказал Новиков. — Говорят, идите на кухню, значит идите на кухню.
— Извольте, — Башкиров встал, направился в коридор, по дороге задел чугунным плечом плечо Новикова, чуть не отшиб.
Сам, кажется, ничего не заметил, но нет, оглянулся, подмигнул хитровато.
— В случае чего стреляй, — сказал Новиков Егору и направился вслед за гигантом.
Между прочим, комнат в квартире было три, нужно было сперва осмотреть квартиру, а потом уж разговоры разговаривать. Ошибка на ошибке, и всё потому, что операцию наспех и вдвоем не делают.
— Чистенько у вас, — сказал Новиков в спину Башкирову. — Взяли бы шефство над Лукичом.
— Бестолку, — отозвался Башкиров, заходя на кухню и усаживаясь за стол спиной к газовой плите, то есть добровольно забиваясь в угол и оставляя Новикову свободу действий.
Сев напротив, Новиков сказал:
— Арабесковых знаете?
— Ираклия Борисовича? — расцвел Башкиров. — Ну, как же, как же.
— Зачем подставили Катю?
— Не понял, — Башкиров сделался вдруг внимательным-внимательным, приготовился слушать. Актер погорелого театра.
— Кубик и сережку зачем сперли? А потом подкинули Дудареву. Заранее знали, что Дударева убьют?
— Кубик? — переспросил Башкиров. — Сережку? Да как же по ним найдешь убийцу? Вдруг они там сто лет валяются.
— Ага, валяются, — прицепился Новиков, смущенный последним замечанием Башкирова. — Откуда вам известно, что они валялись на полу?
— Ну, не знаю, — ответил Башкиров, — Раз подкинули, значит где-нибудь валялись. Если на видное место, Дударев бы их увидел, верно? И подумал бы: ага, подкинули, злодеи, что-то, значит, замышляют. Скорее всего, замышляют меня, Дударева, убить. После чего пошел бы на Лубянку и заявил. И Кузнецов, хороший, кстати, мужик, уберег бы его. Вот так-то, Андрей Петрович. А если вам не нравится слово валяются, то можно заменить на лежат и вопроса нет.
— Всех-то вы знаете, — пробормотал Новикова. — Меня, Кузнецова, Гуцало. Он что, вам представлялся?
— Я и Сапрыкина знаю, и Кислова, и Загрицына, и даже бомжа Никиту, — сказал Башкиров, с легкой насмешкой глядя на него. — Всё очень просто, Андрей Петрович. Память человека, в том числе и подсознательная, это та же база данных, что и в компьютере. Нужно лишь уметь пользоваться ею. Я умею, мне легче, а вы теряетесь в догадках: откуда этот паразит всё обо мне знает? От вас же и знаю.
— Значит, если я захочу в вас выстрелить, вы меня всегда опередите? — предположил Новиков.
— Конечно, — снисходительно ответил Башкиров. — И вот что я вам еще скажу: для вас Екатерина Борисовна — большущая загадка.
— На то она и женщина, — произнес Новиков, не особенно раздумывая над его словами. — Значит, не вы её подставили?
— Я похож на предателя? — оскорбился Башкиров. — Я, может, Екатерину Борисовну люблю не меньше вашего. Только она, душечка, предпочла вас, солдафона.
— Ну уж, солдафона, — сказал Новиков, смущенный его признанием. — Так это вы спровоцировали дуэль Егора с Гуцало?
— Сами, сами, — ответил Башкиров. — Я вам, Андрей Петрович, больше скажу: у Гуцало с головой было что-то не того.
Покрутил пальцем у виска.
В этот момент в гостиной треснул выстрел, потом еще и еще.
Глава 20. Прочь, прочь
— Сволочи! — с чувством сказал Башкиров и перевернул стол на Новикова.
Тот едва успел отпрыгнуть — боком, кубарем в коридор. Башкиров швырнул вослед табуретку, вышиб к чертовой матери стекло в кухонной двери, попал по лодыжке. Одним прыжком (когда только успел?) оказался рядом, занес ножищу, и тогда Андрей выстрелил. Пуля попала в горло, фонтанчиком брызнула кровь, но Башкиров по-прежнему был жив, только лишь отшатнулся от удара, отступил на пару шагов, потом вновь пошел, еще более решительно. Андрей выстрелил еще два раза, лишь после этого Башкиров, донельзя удивленный, осел на пол. Вторая пуля попала в живот, а третья в область сердца, на груди его начало намокать кровавое пятно.
— Дурак, — внятно сказал Башкиров, привалившись плечом к стене. Будто и не было этих ран, от которых принято умирать. — Меня же нельзя убить, ты что — не знаешь?
— Не знаю.
Новиков пальнул ему в лоб, и вновь произошло что-то странное: Башкиров укоризненно посмотрел на него и лишь затем обмяк, но глаза его были живые и будто бы даже насмешливые. Этакий веселый с прищуром взгляд. Правда, смотрел он в одну точку, и когда Новиков встал, он продолжал смотреть всё в ту же точку на стене, просто жуть какая-то. Сейчас встанет, весь окровавленный, погрозит пальцем и сделает очень-очень больно.
Прочь, прочь отсюда. Новиков поспешил в гостиную, к окостеневшему Егору, неотрывно глядящему на два навалившихся на стол трупа. Господи, кровищи-то вокруг, будто их резали.
— Ходу, — прошипел Новиков и, схватив Егора за руку, поволок в спальню. — Где пистолет?
— Не знаю, — инертно ответил Егор.
Новиков похлопал по карманам его куртки — ага, здесь, родимый.
Башкиров лежал всё в той позе, но смотрел уже на Новикова.
«Черт», — подумал Андрей, покрываясь испариной.
В шкаф он залез первый, открыл заднюю дверцу и услышал, что кто-то протискивается навстречу по узкому лазу. Донеслось приглушенное, сквозь зубы: «Зарэжу, сволочь. Будишь мнэ Дану пугать. Пагады малэнько».
Не хватало еще с ревнивым кавказцем связываться.
— Назад, через дверь, — прошептал он, выбираясь из шкафа.
Егор уже понял, понимающе кивнул. Его била мелкая-мелкая дрожь.
В коридоре, не удержавшись, Новиков вновь посмотрел на Башкирова. Тот уже как бы поднял голову и опять встретил его взгляд, а в гостиной вдруг что-то с грохотом упало.
Прочь, прочь.
Он и не заметил, как очутился возле двери, как открыл её. Скатился кубарем по лестнице, слыша за спиной дробный перестук каблуков и понимая, что кроме Егора топать некому, но кто его знает, кто его знает.
Очнулся уже во дворе и понял, что с комитетом надо завязывать. С такими нервами только коробочки клеить, а не путаные дела раскручивать. Откуда-то сбоку возник запыхавшийся Егор, процедил сквозь зубы:
— Ну, наделали мы делов.
Новиков огляделся, двор, слава Богу, пуст, даже этого лысого хмыря нету, и сказал:
— Значит, так, братан. Ежели спросят, то на нас напали, мы защищались. Волну пока не гоним, авось обойдется. А где, интересно, лысый?
— Нет никого.
— Двинули отсюда, сейчас курносый поднимет тревогу.
— Какой курносый? — спросил Егор.
— Голую дэвушку помнишь?
— Класс.
— Так вот, курносый — это её парень…
Вести машину Егор отказался наотрез, у него до сих пор дрожали руки, и место водителя занял Новиков. Представьте себе за рулем иномарки этакого дореволюционного дворника в драной шапке, с бородищей, усищами, в немыслимом зипуне, что вы о нём подумаете? Что этот чудненький папаша угнал машину. Естественно, первый же постовой его тормознул, затребовал права, но Егор с заднего сиденья слабым голосом спросил:
— Номера не видишь, козлик?
— Я тебе, обормот, покажу козлика, — разъярился постовой, который, понимаешь, нес службу не где-нибудь в теплом уютном офисе, а на улице, невзирая на всегда отвратительную погоду. — Ну-ка, оба из машины, живо!
И осёкся, так как перед носом его возникло удостоверение офицера ФСБ.
— Э-э, — сказал он. — А водитель с вами? У вас всё в порядке?
— Со мной, со мной.
Постовой козырнул, Новиков, посмеиваясь в усы, погнал машину вперед, но вскоре снова был остановлен, на сей раз экипажем ДПС. Ну, никак Андрюха-нищий не вписывался в образ добропорядочного водителя, хотя не нарушал, не превышал и не был пьян…
Кончилось это тем, что Егор сел-таки за руль, спросил стандартно:
— Тебе куда?
Вроде как оклемался. Вот только от чего: от того, что порешил двух негодяев или от того, что, очутившись перед домом Башкирова, вдруг запаниковал? Может, всё дело в этой его необъяснимой панике? Всё ведь шло хорошо, спокойно, пока Егор не выстрелил.