Неизвестно почему, но после его слов Новиков подумал, а не ведет ли этот парень какую-то хитрую игру? Может, он умнее всех нас, вместе взятых?
— Хорошо? — сказал он, подыгрывая. — А ты-то, сволочь, откуда знаешь?
Сволочь — это, конечно, лишнее, но так оно получается убедительнее, сбивает противника с толку.
— Даром, что ли, нас в Зеленое Братство принимали? — мечтательно сказал Егор.
— Заткнись, дурак, — приказал фальцетом красавчик и отъехал к Жабьеву.
Свой разговор они не особенно скрывали, и из отдельных реплик можно было понять, что как материал гости худо-бедно подходят, красавчик ставит троечку, а Жабьев четыре с минусом, что Башкирову, конечно же, замены нет, даже Новиков не потянет при всех его сильных сторонах, но Лукича с Мефодичем они в сумме переплевывают. Троих потеряли, троих приобрели.
Нет, не то всё это было, не то. Какая-то мышиная возня, а не мощная организация, пустившая корни во всех странах мира. Новиков посмотрел на Кузнецова, тот посмотрел на Новикова, и оба пожали плечами. Только и оставалось, что встать, извиниться и уйти, поставив на таком многообещающем поначалу, но оказавшимся дутым расследовании крест. Не рисковать больше, не гоняться за голенастым Шубенкиным, оставить в покое Жабьева, Фадеева, Петрова, не подозревать оболганную Башкировым Катюшу, а поработать еще с полгодика в прибыльном нищенском бизнесе, сколотить нормальный капитал и умчать с Катюшей за океан, куда не дотянутся цепкие лапы аристократа от ФСБ Сапрыкина. Начихать на дурацкий этот договор, которым Сапрыкин, естественно, будет размахивать, как флагом.
Розовые мысли Новикова развеяло бурчание Кузнецова:
— Андрюха, ты задницу от кресла оторвать можешь?
Андрей поерзал и ответил:
— Нет, сэр. Пришпандорена намертво, сэр.
Красавчик с Жабьевым захихикали. Оказывается, они всё время наблюдали за гостями.
— Егор прав, — сказал красавчик. — Вам будет хорошо. Вместо телефона телепатия, вместо тележки гравиподушка. Мы используем самые новейшие технологии. Клей, который приклеил вас к креслам, мгновенно рассыплется, как только я нажму клавишу этого компьютера. В чем бич ваших ученых? Существуют поля, существование которых они категорически отрицают, а потому открыть никогда не смогут, кишка тонка.
Глава 23. Давайте уходить вместе
Подъехав к Новикову, красавчик спросил, как молотом по голове ударил:
— Ну что, верзила, готов переселиться в тело Башкирова?
— Мне и в моем хорошо, — ответил Новиков, у которого по спине пробежали мурашки. — А разве это возможно?
— Не ты первый, не ты последний, — красавчик звонко расхохотался. — Всего-то и делов пересадить головной мозг.
— А как же, простите, тонкое тело и прочая ерунда, которую не признают наши ученые? — подал голос Кузнецов. — Ну, пересадили мозг, и что?
— Согласен, без тонкого тела человека нет, — с интересом посмотрев на него, сказал красавчик. — Пусть тебя, толстый, это не волнует, тебя мы в Башкирова пересаживать не будем. А вот Андрюху в назидание переселим, чтоб не палил зря. Разумеется, вместе с мозгом в новое тело перейдет и вся система жизнеобеспечения, старая-то накрылась бардовой шляпой. Туда же переберется и тонкое тело, деваться ему некуда. Вот видишь, толстый, как мы с тобой во всем разобрались?
— Э-эх, — по-молодецки гаркнул Новиков, которому терять было нечего, и как наподдаст ногой по инвалидной коляске, благо вставать не нужно было.
Коляска накренилась, красавчик зашипел сквозь зубы, пытаясь поставить её на место, покраснел от натуги, но та всё же опрокинулась на бок. Он вылетел, запутался в халате, который оказался ему велик, встал на карачки, но опять грохнулся и завизжал:
— Эй, гусь лапчатый, живо ко мне.
Жабьев подскочил к нему, но красавчик уже вывернулся из халата, оказавшись маленьким, кривобоким, с короткими ножками, одна из которых была сантиметров на десять длиннее. Был он одет в белую маечку и кружевные панталоны с набитыми в них памперсами.
Гном не гном, лилипут не лилипут, уродец какой-то с чужой головой, к тому же злобный, обезумевший от ярости.
Принялся колотить Жабьева кулаками, но тот, даже не отмахиваясь, хладнокровно засунул его в халат, взял под мышку, легко, будто та ничего не весила, поставил коляску на колеса и водрузил уродца на прежнее место, то есть на возвышение, имеющее место на сидении кресла. Поправил полы халата, и вновь в коляске сидел человек нормального роста.
— В изолятор их, — скомандовал уродец и стремительно укатил в предупредительно открывшуюся перед ним дверь.
Жабьев подошел к компьютеру, нажал клавишу… и трое комитетчиков потеряли сознание…
Новиков открыл глаза. Он в одних трусах лежал на пружинящем белом песочке на берегу неподвижного озера, лежал на боку, уютно подсунув под щеку кулак. Жарило солнце, мимо, груженый сосновой иголкой, протрусил большой рыжий муравей, пахло хвоей и тухловатой водой. Там дальше, где-то в метре, начиналась пожухлая трава, а еще дальше стояли желтые стволы сосен. Промчался легкий теплый ветерок, и он подумал: «Господи, как хорошо-то».
— Эй, гамадрил, — дурашливо заорал Егор. — Хватит дрыхнуть, орехи поспели.
Подскакал, обдав песком, запрыгал вокруг на четвереньках, заухал. Уже искупался, трусы мокрые, волосы жидкими прядками, а глаза блаженные-блаженные. Чувствуется, отрывается парень на полную катушку.
— Где Николаич? — чванливо спросил Новиков, переворачиваясь на живот.
Если у них такой изолятор, то нехай подольше в нем подержат.
— Вон под кустами кемарит, — легкомысленно ответил Егор. — На работе не надоело.
— Ты это, — сказал Новиков, садясь и почесывая правый бок, по которому шлялась какая-то букашка. — Ты начальство не критикуй, начальство никогда не спит, оно отдыхает. Местность разведал? Большая местность-то?
— Солидная, — отозвался Егор. — А вон и Жабьев, чтоб ему ни дна, ни покрышки. Нигде от них покоя нету.
Жабьев подошел, сел рядом. Трусы на нем были обтягивающие, в цветочек, и, между прочим, был он пареньком весьма мускулистым. Имел шрамы на животе и почему-то спине.
— Ну, что придумали, мироеды? — ласково спросил Новиков. — Когда начнете вивисекцию?
— Да ладно, — хмуровато ответил Жабьев. — Кончайте издеваться.
— Что так? — Новиков встал, узрел орехи на лещине и ухмыльнулся: — Не наврал, пацан. Я думал — брешет.
— Ну, мужики, — раздалось из-под кустов. — Имейте совесть.
— Вставай, Юрок, — сказал Новиков. — Сейчас господин Жабьев объяснит причину своей мерихлюндии.
— Куда это нас угораздило? — пробормотал Кузнецов, поворачиваясь на бок.
— Так и не поняли? — спросил Жабьев, после чего поднял камушек и швырнул в озеро.
Пролетев метров пять, камень с глухим стуком ударил во что-то невидимое, срикошетил и, булькнув, под углом ушел в воду. «Не доплыл», — имея в виду себя, пробормотал Егор.
— Дом номер тринадцать о четырнадцати этажах по Газетному переулку, — сказал Жабьев. — А вы думали — Анапа?
И ровным бесстрастным голосом объяснил, что изолятор — это не просто место заточения, а прежде всего лаборатория, в которой всесторонне изучаются помещенные в неё организмы. Погодные условия при этом могут быть благоприятными, а могут быть и неблагоприятными. Песок, вода, сосны, даже орехи на лещине хоть и воссозданы искусственным путем, но ничем не отличаются от настоящих, то есть это не бутафория на съемочной площадке. Разумеется, в основе всего — оптическая иллюзия, но до такой иллюзии даже Голливуду с его триллионами расти и расти. После изолятора, буднично добавил он, неизбежна трансформация. Комитетчики насторожились.
— В каком смысле трансформация? — встрепенулся Кузнецов, который до этого сладко позевывал.
— Пересадки, доработки, пластические операции, то есть изменение качества организма и внешности, — ответил Жабьев. — Это уже сделает Анохин в клинике Сперанского.
— Очень интересно, — сказал Новиков. — А почему красавчику не сделают трансформацию? Он же тут самый главный?
Жабьев подмигнул, дескать — хочешь выведать побольше, так изволь, я тебе отвечу, хотя вряд ли тебе это пригодится.
— Его степенство не хочет лечиться в клинике, хочет жить без протезов и чипов, так мозги лучше шурупят, — сказал Жабьев. — Трансформация изменит его тело, его наклонности, его образ мыслей. Сейчас он одно целое с суперкомпьютером, а после трансформации потянет к плотским утехам, к ублажению утробы, к зрелищам и оргиям. Какой уж там супермозг, какие цели и задачи? Ожирение и смерть от какого-нибудь глупого СПИДа.
— Клиника Сперанского, клиника Сперанского, — в раздумье произнес Новиков. — Не та ли это, что рядом с институтом Склифосовского?
— Нет, это рядом с институтом Курчатова, — любезно отозвался Жабьев. — Поистине, лучшая клиника в мире. Там могут оживить мертвого и сделать его работоспособным. Что вы так на меня смотрите, Андрей Петрович? Я говорю про себя. Думаете, эти шрамы нарисованы фломастером?
— А что же тогда Башкиров, Лукич? — спросил Новиков. — Оживили бы лучше их, а нас отпустили восвояси. Или я что-то не понимаю?
— Не, ну правда, — ввернул Егор.
— Я был разрушен не до такой степени, — сказал Жабьев. — Не забывайте, что их убивали не простые люди, а Зеленые Братья, которые знают энергетические центры, как свои пять пальцев.
— Не знаю я энергетических центров, — возразил Егор. — Палил наугад.
— Наугад-то наугад, но точно по центрам, — произнес Жабьев. — Уж поверьте мне, юноша, я трупы исследовал тщательнейшим образом. Как видите, я отвечаю на все ваши вопросы, хотя и гад.
— Не будем отвлекаться, — сказал Новиков. — Мы всё как-то проходим мимо главного вопроса. Почему вы тут вместе с нами? Вас тоже ждет трансформация, любезнейший?
Жабьев кивнул.
— Любопытно, за что?
— С Башкировым прокололся, однако, — ответил Жабьев. — А главное, позволил вам, Андрей Петрович, надругаться над блистательным Маркелом Ромуальдовичем. Никто и никогда не видел его в панталонах с памперсами.