у и безапелляционно заявил:
— За мир и дружбу, чтобы никаких подозрений и намеков. О плохом ни слова.
Ну, что тут скажешь?
Где-то через полчаса, когда все насытились и нашутились до одури, Новиков сказал Ираклию, что имеет к нему маленький вопрос и вышел из-за стола. Тот провел его в кабинет, усадил в кожаное кресло, произнес доброжелательно: «Задавай свой вопрос».
— На этой пленке, — Новиков вынул из кармана кассету, — Кислов озвучил монолог Фадеева на обеде в Пензе. Здесь сказано, что Катя Арабескова причастна к работе чистильщиков. Включить или поверишь на слово?
Ираклий пожал плечами и сказал:
— Мне Игорь импонирует, но мало ли что можно наговорить на пленку. Ты за этим пришел?
— Не обижайся, дружище, просто я хочу знать истину, — произнес Новиков примирительно. — Игорь говорил под гипнозом, так как во время фадеевского монолога был без сознания. Между прочим, Башкиров сказал, что кубик и сережку не крал. И еще он сказал, что Екатерина Борисовна для меня — большущая загадка. Что за большущая загадка? Откуда Фадеев знает Катю?
— Хм, — Ираклий почесал свой высокий лоб. — Может, от Башкирова?
— Они что — знакомы? Фадеев живет в Пензе, Башкиров в Москве.
— Ах, да, да, Кислов же из Пензы. И как там Пенза — шумит?
«Издевается? — подумал Новиков. — Да нет, в глаза смотрит честно, ухмылочкой не поигрывает. Но что-то тут не чисто».
— Шумит, шумит, — отозвался он. — Кстати, а ты не знаешь, кто такие чистильщики?
— К которым принадлежит Катя? — наивно уточнил Ираклий. — Представления не имею.
— Я не говорил, что она принадлежит, — улыбнулся Новиков, стараясь улыбкой развеять возникшую между ними напряженность. — Именно чистильщики убрали Дударева, Моллюскова, Шмаку и массу другого народа, не угодного ассоциации. Убрали кровожадным способом, чтобы пострашнее и впредь другим не повадно. Красть и подбрасывать кубики, чтобы подумали на другого, у этих скотов не принято. Они вообще не оставляют следов, а если желают кого-то подставить, то делают это умело и в лоб, чтобы никаких кривотолков. У меня, дружище, большое подозрение, что кубик и сережку в квартире Дударева оставила именно Катя, и было бы желательно, чтобы она в этом призналась лично. Не хотелось бы доводить до допроса под гипнозом.
— Вон отсюда! — с пафосом произнес Ираклий и театрально показал на дверь. — Пригрели аспида на широкой груди.
В этот миг на пороге возникла Катя.
— Я всё слышала, — растерянно улыбаясь, сказала она. — Да, я бывала у Семена Адамыча, это чудесный человек. И в тот, в последний раз, была, гадала ему понарошку, как умею. Потом закружилась голова, всё в тумане, я ушла, не помню как. Ираклий, в чем дело? Почему мне снится кровь?
Выходит, Ираклий врал, что Катя у Дударева не бывала. Еще как бывала.
— О, Боже, — простонал Ираклий. — Ну, откуда я знаю? Что вы меня все достаёте?
Пошел вдруг с загоревшимися глазами на вставшего из кресла Новикова, с силой пихнул в грудь, процедил сквозь зубы:
— Я же сказал тебе — вон отсюда. Не хватало нам чекистов. Всё вынюхиваете, всё доносите, чуть что — к стенке. Вам, значит, можно, а другим нельзя?
Вновь пихнул в грудь, но на этот раз Новиков просто отошел в сторону и заломил этому горделивому красавцу руку за спину. Спросил, усмехнувшись:
— Кому другим? Ты уж, дружочек, давай поконкретнее.
— Стоп, стоп, стоп, — сказал Кислов, заходя в кабинет. — Андрей, ну ты сладил. Ты еще Кате салазки загни.
Новиков отпустил Ираклия. Тот, петушась, прошелся по комнате, поправил рубашку, пригладил прическу, и на этом, похоже, выпустил пары. Сел в кресло, которое недавно занимал Новиков, забарабанил пальцами по кожаной обшивке, на лице его появилась ироническая улыбка, но быстро сошла. Он съежился, поскучнел, помрачнел. Катя присела рядом на подлокотник, тонкими своими пальчиками, успокаивая, принялась перебирать ему волосы, сама же, чувствуется, думала о своём.
Господи, как всё изменилось за несколько минут, сказал себе Новиков. Вдруг, на глазах, развалилось крепкое дружное веселое семейство, и каждый сделался сам по себе, один-одинешенек в своих печалях и горестях. На каком же краю пропасти они жили, чем таким занимались на самом-то деле, если довели себя до края? Но, может, не всё так ужасно, может тут твоя вина, ибо нельзя всех подряд рубить с размаху, по-чекистски, люди же, и не просто люди, а люди очень близкие. Нужно прощать, даже если в чем-то они шибко грешны, а то, что грешны — несомненно. Простить и забыть, и начать всё по-новому, вырвать Катю из её кошмаров, Ираклия под страхом смерти отлучить от парапсихологии, ясно же, что к хорошему это не приведет… И вообще, не мешало бы разобраться, что это за школа такая парапсихологии имени Арабесковых и как в ней очутились Жабьев и Башкиров? Не там ли готовят этих самых чистильщиков, которые по команде начинают работать и по команде же забывают о сделанном?.. Но это потом, потом, а сейчас бухаться в ножки, ибо и сам не без греха.
— Добрые люди, — начал было размягчившийся до невозможности Новиков, но Ираклий перебил его.
— Значит, всем всё прощается, — сказал он. — Ведь так, Андрей?
— Именно так, — ответил Новиков. — На прошлом крест, тем более, что ассоциации, похоже, каюк.
Он не удивился проницательности Ираклия, так как с его же слов знал — тот умеет читать мысли, вот и сейчас прочитал.
— Ошибаешься, — абсолютно спокойно возразил Ираклий, — далеко не каюк. Хочешь услышать, как умер Валера Лопатин?
За пару месяцев до смерти по дороге на работу в подземном переходе через Варварку Лопатин на секунду потерял сознание, но упасть ему не дали. Тут же подскочили два невзрачных молодых человека, подхватили под руки, отвели к Форду с заляпанными номерами, который немедленно погнал к Славянской площади. В это самое время какой-то пенсионер, клеймя власть, выкрикивал в подземном переходе коммунистические лозунги, так что на случившееся никто не обратил внимание, тем более что Лопатин, находясь в состоянии гипноза, сам передвигал ногами. Да, да, один из молодых людей был Головастиков, он же Жабьев.
В Газетном переулке ему, невменяемому, по отработанной технологии внедрили в череп микрочип и провели ряд сеансов по коррекции физиологических параметров, вслед за чем отвезли на Охотный Ряд. В здание Госдумы Лопатин вошел с некоторым туманом в голове, но вскоре пришел в норму, занял свое место рядом с Руденским, вот только одного не мог объяснить ни себе, ни тому же Руденскому — где он пропадал битых два часа.
Лопатина начали тайно готовить к должности Председателя Госдумы, он познакомился с рядом министров и губернаторов, сошелся с Петровым, Башкировым, Арабесковыми. Подружился с Фадеевым, которого пензяк Руденский, сам миллионер, терпеть не мог, в результате — разрыв, взаимная «любовь». Потворствуя Руденскому, депутат Завьялов начал распространять слухи, что Лопатин — член тайной организации, а Руденский уточнил, что не просто тайной, а масонской, и что он, Лопатин, к тому же наркоман и педофил. Дело доходило до кулаков. Усугублялось это тем, что Лопатин, поддерживаемый держащими нос по ветру прихлебателями, активно лоббировал законы, внедряемые Петровым и его приспешниками.
Никто и предположить не мог, что приобщение к Зеленому Братству вследствие каких-то перекосов в психике вызовет у чересчур правильного Лопатина неожиданную реакцию: тот примется собирать компромат на ассоциацию. Между прочим, в досье, которое он составлял тайно, исподволь, в числе множества фактов и фигурантов нашлось место и Кате Арабесковой, а ведь дело, напомним, шло к свадьбе.
О своём досье Лопатин, будучи в сильном подпитии, проболтался Фадееву на банкете в ресторане «Пенза», но к его смерти, случившейся на следующий день, Василий Гордеевич отношения не имел.
Тем жарким летним днем, в субботу, когда Валера Лопатин вышел из подъезда своего дома и направился к ожидающему его малиновому «Вольво», сердце его внезапно остановилось. Просто остановилось, как останавливается маятник у часов, когда кончился завод. Прибрал Господь Валеру, пока тот не наломал дров, пожалел чистую душу, показал, кто есть главный на земле. Другого объяснения нет, организм у Лопатина, подкорректированный микрочипом, был просто богатырским.
Поскольку внезапная смерть депутата вызвала ажиотаж в правоохранительных органах, Петров через верховное руководство остановил брожение, спустил дело на тормозах и приказал чистильщикам удвоить активность, чтобы ни бита информации о Лопатине не утекло на сторону. Особенно это касалось микрочипа и досье.
Тем временем, была срочно изготовлена партия нового поколения микрочипов, так как в вопросе смерти и шпиономании депутата грешили на них, ну и, естественно, новые чипы начали испытывать на подходящих экземплярах.
— Ты, Андрюша, весьма подходящий экземпляр, — закончил Ираклий. — Будущее ассоциации.
«Вот и верь после этого людям, — подумал Новиков. — Такого обалдуя не прощать нужно, а по ушам, по ушам, чтобы врал поменьше. С другой стороны, взял да раскрыл карты, никто ведь не спрашивал. Выдал себя с потрохами, а заодно выдал и Катюшу. Нашел монстра. Эх, Арабесков, Арабесков, либо ты большой проныра, либо дитё малое».
— Так, значит, Лопатина Господь прибрал? — уточнил Новиков.
— Господь, Господь, — ответил Арабесков. — Не Маркел же Ромуальдович Ясенский, хотя что ему сто?ит нажать кнопку?
— Вот даже как, — сказал Новиков. — Значит, все мы под Ясенским ходим.
— Именно так, — подтвердил Ираклий. — Помяни моё слово: сегодня же, сейчас, зазвонит телефон, и на этом конец твоей, Андрюша, операции.
Новиков улыбнулся, но тут в комнату вплыла Нина Арабескова, её как раз и не хватало, и проворковала:
— Ничего особенного, я предупредила Уханова, что ты у нас. Он ждет какого-то важного звонка.
Новиков с Кисловым переглянулись, возникла двусмысленная пауза, затем запиликал телефон. Ираклий жестом показал — тебя, Андрей, и Уханов скучным голосом сказал в трубку: