Завидев Веру, Осадчий приподнялся на кровати и, обессиленно улыбнувшись, пробормотал:
– Я знал, что вы еще придете.
Вера села на стул, покосилась на дверь и спросила:
– За что вас сюда привезли? Что вы натворили?
– Я…
– Только говорите быстро. У нас мало времени.
– Понимаю, – кивнул Евгений. – Я сделал то, что д-должен был сделать.
Вера посмотрела на него с сомнением.
– Я полюбил девушку, – продолжил Евгений. – Но у нее уже был жених. Студент МГИМО, сын очень б-богатого человека. Однажды я увидел, как грубо он с ней разговаривает, и вмешался. Я хотел заступиться за нее, а он… Он влепил ей п-пощечину.
Евгений облизнул кончиком языка пересохшие от волнения губы.
– И она бросила его. Мы с ней стали друзьями. А затем, когда она узнала меня п-получше, полюбила меня. Вы мне верите?
– Верю ли я в то, что вас можно полюбить? – Вера усмехнулась. – Почему бы нет? Вы славный парень. Что было потом?
– Потом… – Евгений вновь облизнул губы и с трудом договорил: – Потом они ее изнасиловали. Тот студент и его друг. Я должен был отомстить.
– Вы их…
– Я их убил, – сказал Евгений, устремив на Веру блестящие от слез глаза. – Выследил по одному и убил. Один ударился г-головой о бордюр тротуара во время драки, все получилось почти случайно. Но второго я убил вполне осознанно. Суд присяжных оправдал меня, но п-после кассационной жалобы меня судили снова и признали невменяемым.
– Вы хорошо помните своего отца? – спросила Вера, внимательно глядя Осадчему в глаза.
Тот вытер рукавом рубашки потный лоб и едва заметно усмехнулся.
– Вы хотите узнать, помню ли я, как он убил мою мать? Д-да, я все помню.
– Но почему тогда делаете вид, что не помните?
– Потому что ваши коллеги считают меня с-сумасшедшим. При всем желании я не смогу их разубедить.
Вера снова покосилась на дверь, приблизила свое лицо к лицу Осадчего и тихо спросила:
– Что с вами делали в лаборатории?
Евгений мучительно поморщился.
– Мне ввели в вену какой-то п-препарат. Это было страшно.
– Вам было больно?
– Очень! И еще – у меня были г-галлюцинации. Страшные галлюцинации, – голос Евгения дрогнул. Парень вскинул руки к лицу и потер пальцами виски.
– Такое с вами часто случается? – осведомилась, продолжая его разглядывать, Вера.
Евгений покачал головой:
– Нет. Только в лаборатории… после т-того, как мне делают инъекцию.
– Хотите сказать, что галлюцинации вызывают у вас искусственно?
Евгений улыбнулся – беспомощно, растерянно.
– Хотел бы я, чтобы это было не так, – молодой человек снова с усилием потер пальцами виски. На его лбу выступили капли пота, пальцы подрагивали. – Когда за мной п-приходят, чтобы отвезти в лабораторию, меня начинает бить дрожь. Раньше я пытался сопротивляться… и тогда меня просто б-били.
Черты лица Веры стали резкими, на лбу прорезались едва заметные морщинки.
– Но так не может быть, – четко и спокойно сказала она. – Информация об истязании больных обязательно бы просочилась. Подобные вещи не остаются безнаказанными.
Осадчий кивнул и с горечью произнес:
– Она г-говорила то же самое.
– Кто?
– Девушка, которая была до вас.
Вера замерла.
– Вы говорите о девушке-враче?
Он кивнул:
– Да. Ее звали Вероника. Вероника Холодова. Мы пару раз с ней б-беседовали. Но недолго. Она сказала… – Евгений вновь мучительно поморщился. – Она сказала, что хочет п-помочь. А потом… потом просто исчезла. Я спрашивал у Ивана Федоровича, и доктор сказал, что она уволилась. – Евгений посмотрел Вере в глаза и тихо спросил: – Она правда уволилась?
– А у вас есть основания сомневаться в этом?
Он отрицательно качнул головой:
– Нет. К-конечно, нет. Но когда мы с ней встречались в последний раз, мне почему-то показалось, что ей грозит беда.
– Какая беда? – насторожилась Вера. – Откуда?
Но ответить Осадчий не успел. Дверь за спиной Веры открылась, и суровый голос резко проговорил:
– Что вы здесь делаете?
Вера обернулась и сухо ответила:
– Я беседую с пациентом.
Очки Шевердука яростно сверкнули.
– У вас нет допуска, – отчеканил он. – Вы не имеете права тут находиться.
– Я врач.
– Выйдите из палаты! Быстро!
Вера поднялась со стула. Евгений коснулся ее руки и тихо спросил:
– Мы еще увидимся?
– Быстро! – повторил Шевердук.
Вера вышла из палаты. Шевердук вышел за ней следом и протянул руку:
– Дайте ключ!
Вера вложила ключ в протянутую ладонь. Иван Федорович закрыл дверь на замок и повернулся к Вере. Он хотел сказать что-то гневное, но Вера опередила его:
– Почему этого пациента держат в одиночной палате? – спросила она.
– Потому что он опасен, – последовал ответ.
Однако Вера не считала вопрос закрытым.
– Вы же сами говорили, что у него стойкая рецессия, – напомнила она. – «Никакой агрессии. Устойчивый эмоциональный фон». Вот ваши собственные слова!
Шевердук набычил голову и прорычал:
– Я не заведую клиникой! Все, что я могу, это дать врачебные рекомендации!
– Кто распорядился, чтобы его держали в одиночной палате? Черневицкий?
– Вера Сергеевна, вы…
– Что за исследования проводятся в лаборатории?
Шевердук слегка опешил от такого напора. Он приготовился к нападению и никак не ожидал, что придется обороняться самому.
– Пока вы на испытательном сроке, вы не имеете права принимать в них участия! – сказал он дрогнувшим голосом. – Нужен специальный допуск.
– У вас он есть?
– Да. У меня он есть.
– Тогда расскажите мне!
– Но я не имею права.
Вера перевела дух и собралась продолжить допрос, но Шевердук уже взял себя в руки.
– Послушайте, милая… – резко заговорил он и шагнул к Вере, нависнув над ней черной тенью. – Вы не в доме отдыха. Здесь клиника. Медицинское учреждение, в котором проводится сложная и очень важная исследовательская работа. Когда вы приехали сюда, вам объяснили, как себя вести. Вы приняли условия. Не думал, что мне придется напоминать вам об этом!
– Я… – Вера, поняв, что больше не сможет блефовать и делать хорошую мину при плохой игре, отвела взгляд. – Я виновата. Вы правы, а я… я просто погорячилась. Никак не могу привыкнуть к своему положению.
Шевердук по-прежнему смотрел на Веру исподлобья, но взгляд его слегка смягчился.
– Вам нужно подождать всего пару недель, – пояснил доктор. – Наберитесь терпения. Поверьте, впереди вас ждет очень интересная работа.
– Да, вы правы, – Вера взглянула собеседнику в глаза – робко, виновато. И улыбнулась. – Придется наступить на горло собственной песне. Но я справлюсь.
Шевердук несколько секунд стоял молча. Было видно, что он не привык к таким ситуациям и чувствовал себя неуютно. Наконец, он повернулся, чтобы уйти, но вдруг остановился и снова посмотрел на Веру.
– Уже поздно, – прогудел он. – Хотите, провожу вас до дома?
2
Когда Вера вошла в комнату, Алексей сидел в кресле с журналом в руках. На столике перед ним стоял стакан с виски. Услышав шаги жены, Тенишев отложил журнал, взглянул на Веру и сказал:
– Ты сегодня поздно.
– Да, так получилось.
Остановившись возле кресла, Вера наклонилась и поцеловала мужа в щеку.
– Суматошный был вечер. Как ты провел день? Работал?
– Да, – кивнул Алексей, – немного. Часа полтора работал на пленэре.
– Серьезно? – Вера взяла со столика стакан мужа, отпила немного и наморщила нос. – Как ты только пьешь эту гадость? По мне, самогонка и то вкуснее.
– А ты пила самогонку?
– Нет, но уверена, что она приятнее, чем твое пойло. Так, значит, ты работал на пленэре? Не думала, что ты на такое способен.
Тенишев хмыкнул.
– Между прочим, я бываю на пленэре уже несколько дней.
– Правда? – Вера удивленно приподняла брови. – А почему я не знала?
– Вероятно, потому, что тебе это не очень интересно, – ответил Алексей.
– Глупости. Мне интересно все, что ты делаешь, – Вера взглянула на стоящий у окна мольберт. – Новая работа?
– Угу.
– Можно посмотреть?
Тенишев покачал головой:
– Нет. Ты же знаешь, я не люблю, когда кто-то смотрит на незавершенное полотно.
– Жаль. Мне всегда хочется посмотреть, как ты работаешь.
– Ты уже видела. И даже сама позировала пару раз. Кстати, а не повторить ли нам?
Вера шлепнула мужа ладошкой по макушке:
– Ты же знаешь, чем это обычно заканчивается!
– Страстным актом любви?
– Вот именно. А я сейчас дама солидная и обстоятельная, секс на скорую руку уже не для меня, – Вера села рядом с мужем и обвила его шею руками. – И все-таки я бы хотела посмотреть, как ты работаешь. На то, как на холсте появляются новые краски, новые линии… – Вера зевнула. – Ой, извини. Набегалась сегодня на работе.
Алексей покосился на нее и насмешливо спросил:
– Что, психи попались буйные?
– Наоборот. Куча убийц и насильников, а ведут себя смирнее мышат.
Алексей отпил из стакана и почмокал губами.
– Так ведь, наверное, хорошо, что они тихие?
– Да, но это странно, – Вера потерлась щекой о мягкие волосы мужа. – Такое ощущение, что я попала в монастырь, а не в психиатрическую клинику. Самый страшный преступник сидит круглые сутки за столом и ремонтирует часы. Представляешь?
Алексей усмехнулся.
– Отнеси ему мою старую «Омегу». Может, починит.
– Починит, – кивнула Вера. – Только перед этим оторвет от циферблата стрелки.
– Зачем? – вскинул брови Алексей.
– Затем, что все-таки он психопат, а не монах, – Вера подавила очередной зевок и выпрямилась. – У нас есть что-нибудь поесть?
– Не знаю. Что-то, разумеется, было, если твоя сестренка не подчистила.
– Лешка, ты опять? – нахмурилась Вера.
– А я что… я ничего… – усмехнулся Тенишев. – Ты же знаешь, она меня почти не раздражает. По крайней мере, пока молчит. Слушай, а может, мне каждое утро заклеивать ей рот скотчем?