Поздоровавшись с пациентом, Вера уселась за стол. Она была рассеянна и никак не могла сосредоточиться – стены клиники живо напомнили ей о трагедии, разыгравшейся вчера. Кроме того, из головы не выходило таинственное послание Евгения Осадчего. Зачем ему понадобилась помощь? И как она ему может помочь? Вот бы с кем ей сейчас поговорить – с Осадчим…
– Как тебя зовут? – спросил вдруг Мусоров негромким, хрипловатым и вкрадчивым голосом.
– Меня зовут Вера Сергеевна, – ответила Вера строго. – Я врач. И прошу вас обращаться ко мне на «вы».
Мусоров обнажил в усмешке желтоватые, как у пса, зубы.
– Как скажете. Желание женщины для меня закон. Вы новенькая врачиха? Это хорошо. А я Гриша. Гриша Распутин. Слыхали про такого?
– Читала.
– Друзья называют меня Казанова. У Казановы был длинный нос, знаете?
– Слышала.
– У меня тоже есть одна длинная штука. Но я прячу ее в штанах. Хотите – покажу?
– В другой раз.
Вера раскрыла больничную карту, пробежала глазами по последним строчкам, вновь подняла взгляд на наглую физиономию насильника и задала свой первый вопрос:
– Как вы себя чувствуете, Мусоров?
– Я – неважно, – ответил пациент. – А вот мой «дружок» чувствует себя на все двадцать пять.
– На двадцать пять процентов?
– На двадцать пять сантиметров! Хотя вам хватило бы и пятнадцати. Мне достаточно один раз посмотреть на женщину, чтобы понять, какую «штучку» она прячет. Ваша «штучка» узенькая и маленькая, как у девочки. Я прав?
Мусоров с опаской покосился на стоящего рядом охранника, снова перевел взгляд на Веру и доверительно проговорил:
– Если бы вы согласились показать мне свою «штучку», я бы показал вам своего «дружка».
Вера взяла со стола карточки с «пятнами Роша», пододвинула одну к пациенту и спросила:
– Что здесь изображено?
Мусоров взглянул на карточку и насмешливо сообщил:
– Женская «штучка».
Вера пододвинула вторую:
– А здесь?
– Две «штучки». Левая похожа на вашу. А правая – на «штучку» одной четырнадцатилетней потаскушки, – Мусоров взглянул Вере в глаза и медленно произнес: – Я отымел ее прямо на школьной спортплощадке. А потом достал из кармана моток колючей проволоки и вставил ей в…
– Хватит! – резко оборвала Вера.
Мусоров улыбнулся и облизнул губы.
– А вы нервная, – сказал он. – Я люблю нервных. С ними весело.
Вера протянула Мусорову новую тестовую картинку.
– Какое изображение здесь лишнее? – спросила она.
– Не понял.
– Я спрашиваю: что здесь лишнее?
– Лишнее? – мужчина окинул Веру насмешливым взглядом. – Да ничего. Все на месте и все нужного размера. У вас ведь двоечка?
– Мусоров…
– Нет, полторашка. Я сразу понял, у меня глаз наметанный. Послушайте, если вы подарите мне свои трусики, я буду вести себя смирно, как мышонок. Только не вздумайте их постирать! Люблю, когда трусики слегка…
Вера записала что-то в карту. Когда она снова подняла взгляд на Мусорова, тот поднес к губам два пальца и поводил между ними языком.
– Это называется куннилингус, – объяснил Мусоров. – Минет, только наоборот. Я делал так тысячу раз, но не знал, как называется. А потом прочел в одной умной книжке. Оказывается, для всех способов у ученых есть умные названия.
Вера холодно усмехнулась:
– Рада, что вы занимаетесь самообразованием.
Мусоров прищурил глаза и доверительно сообщил:
– Я бы мог сделать вам куннилингус. У меня отлично получается. Главное в таком деле – длинный язык. Мой язык очень длинный. Вот – посмотрите.
Он высунул язык и вновь принялся водить им между пальцев. Затем положил руки на стол и чуть наклонился вперед.
– Послушайте… – заговорил мерзкий тип, понизив голос, – что, если мы выставим охранника за дверь и займемся любовью прямо на столе? Об этом никто не узнает.
– Спасибо за предложение, но нет. Не настолько вы неотразимы.
Мусоров криво ухмыльнулся:
– Зря отказываешься! Ведь ты же хочешь, я вижу. Я всегда вижу, когда у сучки течка!
Он вдруг вскочил на стол, повернулся к Вере задом и снял штаны. Затем звонко шлепнул себя ладонью по ягодице и заорал:
– Поцелуй меня в жопу! Вы все – поцелуйте меня в…
Договорить насильник не успел. Охранник стащил его на пол, натянул ему штаны и скрутил за спиной руки.
– Суки! – завопил Мусоров. – Хочу женскую «штучку»! Дайте мне женскую «штучку»!
Охранник взглянул на Веру и глухо спросил:
– Куда его?
– В «надзорку», – ответила Вера без всякого сожаления. – Пусть посидит там пару дней. Может, поумнеет.
– Сомневаюсь, – скептически проговорил охранник и развернул Мусорова к двери. – На выход, Казанова!
Как только дверь за насильником и его провожатым закрылась, Вера опустила локти на стол, обхватила виски ладонями и устало пробормотала:
– Кажется, у меня начинается мигрень.
В палату вошел Шевердук.
– Ну как? – поинтересовался он.
– Нормально, – Вера закрыла больничную карту. – Послушайте, а этот тип действительно изнасиловал девочку мотком колючей проволоки?
Шевердук кивнул:
– Да. Ее привезли в реанимацию со множественными разрывами. Девочку выходили, но через три месяца она выбросилась из окна шестого этажа.
Веки Веры дрогнули.
– Погибла? – тихо спросила она.
– Погибла, – ответил Шевердук. Сел на стул и вздохнул. – На самом деле Мусоров далеко не кретин. Между прочим, сукин сын пишет книгу о своих «подвигах». Одно московское издательство уже заключило с ним договор.
Вера поморщилась:
– Мерзость!
– Не то слово, – Шевердук обернулся и посмотрел на дверь. Стекла его очков холодно блеснули. – Иногда мне кажется, что я готов придушить его собственными руками.
Иван Федорович снова вздохнул и угрюмо поинтересовался:
– Вы готовы побеседовать со вторым пациентом?
– Да, – откликнулась Вера. – Конечно.
11
Следующим был пожилой пациент по фамилии Антокольский. Вера принимала его в кабинете. Усевшись на стул, он с ходу спросил:
– Вы что-нибудь понимаете в теории бесконечно малых величин? – и сам себе ответил: – Лично я – нет. Но они меня и не интересуют. Главное в шахматах – философия незаполненных пространств. На шахматной доске их много, – он ткнул морщинистым пальцем в сторону окна. – Посмотрите на это пространство. Что вы можете о нем сказать?
– Оно не заполнено? – предположила Вера, внимательно наблюдая за Антокольским.
Пациент улыбнулся:
– Правильно. Я рад, что в клинике появился еще один умный врач. Однако, обнаружив незаполненное пространство, мы не решили проблему смысла жизни. Чтобы выявить структуру его амбивалентности, нужно вычесть из ферзя два в минус третьей степени. Тогда у нас будет возможность просчитать следующий ход коня.
– Следующий ход коня?
Антокольский кивнул:
– Именно так. Все дело в том, что конь ест траву. В свое время русская философия много занималась данной проблемой. Николай Бердяев писал о том, что конь по своей силе равен трем пешкам. Из чего он выводил теорию русской соборности, основа которой – жертвенность во благо клетки е-четыре. Я сейчас как раз пишу трактат о размножении пешек, – Антокольский улыбнулся и положил ладонь на школьную тетрадку, которую притащил с собой. – В моем трактате будут ответы на главные вопросы человечества, – доверительно сообщил он.
Вера записала что-то в больничную карту и спросила:
– Степан Петрович, чем вы занимались после завтрака?
– Я размышлял, – сообщил Антокольский. – А потом долго беседовал с одним умнейшим человеком.
– Кто он?
– Вы его не знаете. Но в свое время он был очень знаменит. Платон… а моего знакомого зовут Платон… сообщил мне о том, что земля держится на трех морских конях. И самое главное: тот конь, который поддерживает землю с Запада, – шахматный!
– Невероятно.
Антокольский снисходительно улыбнулся:
– Я тоже так сказал. Но Платон привел мне неоспоримые доказательства. Все дело в том, что клетка б-2 находится именно на Западе! На ней он и стоит.
Вера снова что-то вписала в карту. Антокольский посмотрел, как она водит авторучкой по странице, и вдруг обхватил голову ладонями.
– Боже мой, боже мой… – пробормотал мужчина с невыразимой тоской. – В мире так много вещей, которые я не могу осознать… А шахматная доска всего одна… Что же мне делать? Как жить дальше?
Грусть старика растрогала Веру.
– Не расстраивайтесь, Степан Петрович, – искренне проговорила она, – у вас все получится.
– Правда?
– Да.
Пациент улыбнулся.
– Спасибо, что верите в меня. За это я расскажу вам о своих последних открытиях…
Беседа продолжалась еще двадцать минут. В конце концов Антокольский сообщил, что в палате его ждет восточный конь, которому он обязан показать его клетку, и тихо спросил:
– Мне уже можно идти?
– Да, – кивнула Вера.
Старик поднялся и вдруг грустно сообщил:
– Сегодня на завтрак нам давали шпинат. Один листик был очень похож на коня. Я сохранил его.
– Зачем? – спросила Вера.
– Он поможет мне проникнуть в тайные механизмы бытия, которые приводят в движение шахматную доску. Вы знаете, иногда она движется! Но я не могу рассчитать траекторию ее движения, что меня пугает.
– Уверена, со временем у вас все получится, – снова пообещала Вера. – Главное, чтобы вы продолжали принимать лекарства.
Антокольский улыбнулся.
– Спасибо вам. Беда большинства людей в том, что в их сердцах практически не осталось любви. Во всем виновата теория незаполненных пространств, – мужчина помолчал, сосредоточенно что-то обдумывая, и вдруг попросил: – В следующий раз принесите мне пешку, ладно? Мне не хватает одной пешки, чтобы закончить формулу бессмертия.
– Хорошо, – кивнула Вера, – я принесу. Степан Петрович, вы можете идти в палату.
Антокольский повернулся и, вздыхая, поплелся к двери.
А Вера снова склонилась над больничной картой.