ла под тяжестью тела, поворачиваемого легким невидимым сквознячком.
Валин гневно втянул в себя воздух, стиснул кулаки и отвернулся. За узким окошком была ночь, спокойная и тихая. На другой стороне гавани виднелись огни «Черной шлюпки» и других кабаков, а также черная зияющая дыра на том месте, где стоял трактир Менкера. По улицам Крючка ходили люди, смеялись, ссорились, занимались своими делами, понятия не имея о девушке, которая была связана, убита и оставлена гнить на заброшенном чердаке.
– Вот суки, – выдохнула Лин за его спиной.
Она была в ярости, Валин это достаточно ясно слышал, но помимо гнева в ее голосе прозвучал слабый отзвук чего-то еще… Страх и смятение.
Валин снова повернулся к комнате, надеясь найти что-нибудь конкретное, какую-нибудь отдельную деталь, на которой он смог бы сосредоточить свое тренированное внимание. Смотреть было особенно не на что. В углу, скомканный, валялся тощий тиковый матрас, набитый тростником – его явно отбросили ногой в сторону во время нападения. Под окном ютилась трехногая табуретка, вдоль одной из стен на деревянной полке стояло несколько свечей. Свечи догорели до основания, заляпав салом неровный пол. Валин какое-то время смотрел на них. Свечи стоили довольно дорого – нужно было срезать жир, перетопить его и отлить на фитиль. Для тех, кто работал по ночам, они, разумеется, были необходимостью, но бедный и бережливый человек никогда бы не позволил излишкам сала пропадать на полу. Фонарь Рианны, как и большинство фонарей на Крючке, заправлялся дешевым рыбьим жиром, давал тусклый неверный свет и немилосердно чадил. Валин задумался о том, могли ли свечи принадлежать Эми, которая впоследствии соскребла бы с пола накапавший жир, или же их принес убийца, заранее позаботившись о том, чтобы у него было достаточно света для выполнения ужасного плана.
Валин неохотно повернулся обратно к трупу. Лодыжки девушки тоже были связаны, без сомнения для того, чтобы она не пыталась лягаться. Взгляд Валина упал на узел: нестандартный двойной булинь с парой дополнительных петель. Он начал было детально рассматривать его, но заставил себя оторвать взгляд. «Ты смотришь на узел, чтобы не смотреть на девушку», – одернул он себя и против желания перевел взгляд с ее запястий на лицо.
– Ну хорошо, – резко произнес он, возвращаясь к навыкам, которые оттачивал так много лет. – Как она умерла?
Ха Лин не ответила. Она стояла в центре комнаты с безвольно опущенными плечами и смотрела на вращающееся тело, медленно и молча качая головой.
– Лин! – окликнул ее Валин, добавив в голос резкую нотку, которая, как он надеялся, должна была напоминать характерный рык Адамана Фейна. – Что, по-твоему, послужило причиной смерти девушки? Как давно это произошло?
Ха Лин покорно повернулась к нему. Сперва он решил, что она вообще не ответит, но после долгой паузы ее глаза снова сфокусировались, и она встряхнулась с ног до головы, словно пробуждаясь от глубокого сна. Ее губы сжались и затвердели, она резко кивнула и шагнула к болтающемуся телу. Наклонившись, она понюхала раны, провела пальцем вдоль самых глубоких порезов, исследуя упругость тканей.
– Запаха яда нет. Крупные артерии не повреждены. – Она закусила губу. – Похоже на смерть от потери крови, ясно и просто.
– И болезненно, – угрюмо добавил Валин. – И медленно.
Он протянул руку и перерезал веревку над головой девушки, придержав тело, прежде чем бережно опустить его на пол.
– Погляди-ка, – сказал он, протягивая ей обрезок веревки.
Лин сощурилась в полумраке.
– Лиранская, – проговорила она с нескрываемым удивлением.
До Ли отсюда нужно было плыть несколько месяцев, это был другой край света. Там делали самые лучшие в мире веревки и самую прочную сталь, однако подобные вещи нечасто оказывались в руках моряков с Крючка. А вот кеттрал… кеттрал порой использовали лиранские веревки. Многим они были не по вкусу – слишком скользкие; но они отличались легкостью и прочностью, и среди кеттрал были такие, кто предпочитал такую веревку любой другой.
Валин и Лин обменялись мрачными взглядами.
– Когда она умерла? – спросил он наконец, нарушая молчание.
Лин склонилась над телом, чтобы еще раз понюхать раны.
– Трудно сказать. Судя по степени разложения, прошло почти две недели, но может быть погрешность в несколько дней, учитывая обстоятельства.
– Днем здесь наверху довольно жарко, – согласился Валин. – Тело могло разложиться и быстрее.
Лин кивнула. Потом, запустив пальцы в один из разрезов, немного покопалась там и вытащила наружу что-то белое и блестящее.
– Кожа может обманывать, но черви не лгут. – Она поднесла извивающееся тельце к лицу Валина, чтобы тот мог получше рассмотреть. – Кровяные черви, все еще в личиночной стадии.
Валин взял червя – омерзительное, похожее на слизня существо – и поднес его к угасающему свету из окна.
– У него уже прорезались глаза.
– Но еще нет сегментации. Что дает нам меньше одиннадцати дней.
Валин кивнул.
– Шесть дней на инкубацию, один на то, чтобы вылупиться из яиц и еще четыре до появления глаз. И это означает, что она умерла…
Он отсчитал дни, начиная от текущего, и замолчал, повернувшись сперва к телу, потом к Лин. Она ответила ему таким же пристальным взглядом. Ее карие глаза были широко раскрыты в тусклом свете фонаря.
– Это означает, что она умерла в тот самый день, когда трактир Менкера рухнул в гавань.
14
Почва на Крючке, как и на всех островах Киринской гряды, была каменистой и неподатливой, так что у Валина с Лин ушло почти два часа посменной работы позади жалкой лачуги, в которой ютились Рианна и Эми, чтобы выкопать достаточно глубокую яму, в которой можно было бы похоронить убитую девушку. Это была самая легкая часть задачи. После этого им пришлось вернуться на ужасный, пропитанный запахом тления чердак, завернуть труп в кусок парусины, купленной ими в порту, и перенести его к приготовленной могиле. К тому времени, когда над засыпанной ямой наконец возник холмик камней, присыпанный тонким слоем почвы, а сверху были разбросаны несколько жалких лепестков, которые Рианна надергала с росшего за домом желтолистника, луна уже начала склоняться к горизонту, а прямо над их головами повисли яркие звезды, которые люди называли «жемчугом Пта» – холодные, далекие и безжалостные.
Валин отложил лопату. У него болело все тело. Тренировки кеттрал подготовили его почти к любому виду физических страданий, но в копании могилы было что-то еще, словно выбрасываемая из ямы земля была не просто землей, но чем-то более тяжелым, более неподатливым. Ему доводилось видеть множество трупов, его годами обучали убивать людей, однако тела на поле боя – взрослые мужчины, снаряженные для войны и сраженные в пылу и ярости схватки, совсем не походили на бледную фигурку с соломенными волосами, которую они нашли изувеченной на крошечном чердаке.
Когда Лин водрузила на место грубо отесанный надгробный камень, Рианна снова начала тихо плакать, как она проплакала всю ночь. Валин повернулся к ней. Ему хотелось сказать что-нибудь утешительное, какое-нибудь мудрое напутствие, но он не знал, какое. Банальности, какие говорят в таких ситуациях, казались мелкими и пустыми. «Я сожалею о твоей потере?» Но сестру Рианны никто не терял – ее связали, вздернули и искромсали, словно коровью тушу на бойне, подвергли мучительным истязаниям и оставили умирать. «Теперь она в лучшем мире?» Но что это за мир? Если после смерти их и ждал какой-нибудь мир, оттуда еще никто не возвращался, чтобы рассказать о нем. Нет, Шаэль побери, сказать было решительно нечего; и однако он не мог вот так просто стоять и смотреть на нее.
– Может, выпьем? – неловко предложил он. Это был солдатский способ встречать смерть, но лучше такой, чем никакого. – Выпьем за твою сестру!
– Да… давайте, – выдавила Рианна между всхлипываниями. – У меня есть персиковое вино, немножко. Оно не очень хорошее, но мы с Эми иногда…
Воспоминание о сестре не дало ей закончить фразу. Валин беспомощно смотрел, как она давится рыданиями. Лин положила руку на ее узенькие плечи.
– Твоя сестра уже в безопасности, – мягко произнесла она. – С ней случилась ужасная вещь, но сейчас все позади.
Рианна, уткнувшись в ее плечо, снова разразилась слезами. Ха Лин подняла взгляд на Валина.
– Может, принесешь вино сюда? Выпьем за память Эми. И ей плеснем на могилку.
Валин, кивнув, направился к дому, чувствуя благодарность за эту минутную передышку. Кеттрал годами приучали солдат к виду мертвых тел; но они почти ничего не говорили о том, как быть с теми, кто остался в живых.
Щербатый глиняный кувшин с персиковым вином нашелся без труда. У сестер было не так уж много пожитков: один-единственный соломенный матрас, аккуратно застеленный драным лоскутным одеялом; комод, в котором не хватало одного ящика; две миски и две ложки рядом с широким жестяным умывальным тазом. Он представил, как они сидели вдвоем на кровати – всего лишь девчонки, – хлебая какую-нибудь бурду и рассказывая друг дружке разные истории, чтобы как-то скрасить жизнь. Покачав головой, он толкнул дверь и вышел обратно в темноту.
Они пустили бутылку по кругу, немного плеснули на могилу, потом сделали еще по глотку. Лин спросила Рианну, не хочет ли она сказать несколько слов о своей сестре.
– Она присматривала за мной… – Это было все, что смогла выжать из себя Рианна. – Она была моложе, и все равно… присматривала за мной…
– Ну-ну, все хорошо, – тихо успокоила ее Лин.
Валин хотел поинтересоваться, что хорошего можно увидеть в том, что случилось с Эми, но принудил себя молчать. Жизнь Рианны и без того была достаточно тяжела, не стоило добавлять ей лишний вес горькими словами.
– Как вы думаете, Ананшаэль добр к мертвым? – спросила она шепотом через какое-то время.
Лин с Валином переглянулись. Мало кому пришло бы в голову назвать Владыку Костей добрым. Бог, который разлучал души живущих с телами, отрывал родителей от их детей и юношей от их возлюбленных, естественно, рисовался воображением как существо ненадежное и злонамеренное. Ходило множество жутких рассказов про Присягнувших Черепу – кровавых жрецов Ананшаэля, которые пили из кубков кровь и душили младенцев в колыбелях. Присягнувшие Черепу были безжалостные убийцы, прошедшие специальное обучение; опаснейшие люди на обоих континентах, если не считать кеттрал. Глядя на его избранных жрецов, было сложно представить, что Ананшаэль может быть добр.