Этим вечером, однако, Лин запаздывала. Валин взглянул в окошко на луну, прикинул ее высоту над горизонтом и покачал головой.
– Не нервничай, – сказал Лейт. – С Лин все будет в порядке.
– Конечно, – отозвался Валин.
Тем не менее он не мог перестать барабанить пальцами по поверхности стола. Ха Лин была тяжелее Анник и эффективнее в схватке, если борьба велась на кулаках и ножах. С другой стороны, исход боя чаще всего решался одним простым правилом: тот, кто бьет первым, уходит относительно целым. Валина беспокоило то, что в решающий момент Лин могла засомневаться. Анник-то сомневаться не будет.
– Тебе стоило бы подумать о себе! – добавил Лейт, помахивая стаканом. Хотя в стакане была обычная вода, пилот вел себя так, словно сидел в пивной, а в руках держал кружку с элем. – Это ведь тебе завтра назначено выступать против Анник в снайперском состязании.
– Спасибо за напоминание, ты меня очень утешил.
– Иди в задницу!
– И за дружелюбие.
– Просто пытаюсь внести в разговор нотку здорового реализма.
Валин снова покачал головой. Он был более или менее согласен с Лейтом, но это не особенно помогало. Валин был неплохим стрелком и довольно хорошо управлялся с луком, даже по меркам кеттрал, но Анник, забери ее Шаэль, стреляла прямо-таки с нечеловеческой быстротой. До сих пор она проиграла лишь одно снайперское состязание, да и то в нем ее соперником был Балендин, так что Валин был почти уверен, что лич нашел какой-то способ повернуть дело в свою пользу.
Не особенно утешало и то, что если ты выступал против Анник, то в результате чаще всего оставался с подбитым глазом, разбитой челюстью или выбитым зубом. Ничто из этого не входило в условия состязания – предполагалось, что участники просто подбираются как можно ближе к колоколу, чтобы выстрелить в него раньше своего противника, – однако для Анник было предметом особой гордости достать стрелой сперва колокол, потом одного из инструкторов, кишевших вокруг поля со своими длинными подзорными трубами, а потом и другого участника. Она использовала тупые учебные стрелы – кеттрал называли их «глушилками», – однако такой стрелы было вполне достаточно, чтобы выбить зуб или отправить человека в нокдаун. Годом раньше несколько кадетов направили жалобу командованию. Если Анник настолько хорошо стреляет, что может выбирать свою цель, говорили они, то ей должно хватить умения, чтобы попадать в грудь, а не в лицо. Ответ Анник, принятый инструкторами с определенным садистским удовольствием, гласил, что, если люди, отправившие жалобу, не хотят, чтобы им стреляли в лицо, они должны научиться не высовывать свои лица туда, где их можно достать стрелой.
– До Пробы осталось совсем немного, – сказал Лейт. – Я бы на твоем месте попытался как-то отказаться от участия.
– Отказаться невозможно.
– Всегда есть какой-то способ. Я уже пять лет занимаюсь тем, что уворачиваюсь от всякого дерьма. Именно поэтому я стал пилотом.
– Ты стал пилотом потому, что любишь скорость и ненавидишь бегать.
– Говорю же, я умею уворачиваться от всякого дерьма. – Лейт улыбнулся, потом посерьезнел. – Но вообще-то, Вал, если Анник действительно пытается тебя убить из-за того, что ты знаешь насчет Эми, тебе и правда не стоит оказываться с ней на одном стрельбище.
Валин и сам думал примерно так же, но он скорее дал бы отправить себя первым же кораблем к Шаэлю, чем позволить другому кадету, пусть даже убийце, отпугнуть его от участия в тренировочном задании.
– За состязанием будут наблюдать двое инструкторов с подзорными трубами, – напомнил он товарищу. – С ее стороны будет безумием пытаться пристрелить меня при них.
– Как знаешь, – пожал плечами Лейт. – Если что, плесну эля на твою могилку.
Он сказал это в шутку, но его слова напомнили о той ночи, когда они похоронили Эми. Лейт сделал большой глоток из своего стакана, поморщился, словно желая, чтобы там была не вода, а что-нибудь покрепче, и оба погрузились в угрюмое молчание.
Примерно в таком виде и застала их Лин, когда наконец ворвалась в зал столовой.
– Я кое-что нашла! – сообщила она, сверкая глазами.
Валин жестом пригласил ее сесть и бросил взгляд через плечо, желая удостовериться, что в столовой, кроме них, никого нет.
– Знаете, что эта девица держит в своем Кентовом сундуке? – спросила Лин, усаживаясь на скамью рядом с Лейтом.
– Послания безответной любви? – предположил пилот.
Лин подавилась смехом.
– Не угадал! Попробуй еще раз.
– Младенца-сиротку, которого она тайно, но с любовью выкармливает в надежде на его выздоровление?
– Стрелы! – сказала Лин.
– Просто стрелы? – Валин был обескуражен. Это не выглядело таким уж откровением.
– Их там, наверное, больше тысячи, – продолжала Лин. – Она их делает сама. Обстругивает древки, сама кует наконечники в кузнице, даже делает оперение из каких-то специальных перьев – северный черный гусь или еще какое-то дерьмо. У нее их там столько, что хватит несколько раз перебить все население островов. Я чуть было не бросила затею все это перерывать.
– Что ж, едва ли стоит удивляться, что лучший снайпер среди кадетов питает слабость к стрелам, – высказался Лейт.
– Но там было и кое-что еще, – заметил Валин, прочтя это в глазах Лин.
Она мрачно кивнула, потом, порывшись в кармане своего мундира, вытащила оттуда что-то золотистое и бросила через стол Валину. Он поймал предмет и недоуменно уставился на него. Это была прядь волос – тонких, мягких, светло-соломенного цвета.
– Это что… – начал он, хотя уже знал ответ.
К тому времени, как они нашли Эми, ее тело успело превратиться в отвратительный гниющий труп: плоть обвисла на костях, язык объеден мухами, глаза уже начали разлагаться в глазницах. Однако волосы девушки – мягкие, цвета выгоревшей соломы – буквально светились в бледном свете луны.
– Хал всемогущий! – выдохнул Лейт. – Чтоб я сдох не пожрамши!
Однако сколь бы увлекательным ни было это открытие, обсудив возможные варианты объяснения, друзья поняли, что оно, собственно, не говорит им ничего определенного. Анник и Эми были знакомы. Ну и что?
– Может быть, это трофей, – предположил Лейт.
– По-твоему, Анник из тех людей, которые хранят трофеи? – возразила Лин.
– Может быть, ей зачем-то нужно было доказательство, – сказал Валин. – Доказательство того, что она убила Эми.
– Дерьмовое же это доказательство, – парировал Лейт. – Вот голова была бы доказательством! Если ты показываешь голову убитого, есть шанс, что это ты его убил. Рука – тоже неплохое доказательство, но волосы?
Он развел руками.
– Кроме того, – добавила Лин, подбирая локон и снова рассматривая его, – что они могут кому-либо доказать, когда они засунуты на дно ее сундука?
Чем больше предположений они высказывали, тем больше Валин осознавал тщетность этих попыток. Как заметила Лин, Анник даже не обязательно сама отобрала у Эми волосы – кто-нибудь мог дать ей их, например, чтобы указать на жертву. Они не могли быть уверены и в том, что она вообще была на Крючке в тот день, когда убили Эми; кроме свидетельства Юрена, на это ничто не указывало. К тому времени, когда огарок в лампе догорел до основания, Валин был уже готов вломиться к Анник в барак, предъявить ей волосы и потребовать объяснений.
– О да, это отличный план, – сухо отозвался Лейт. – Уверен, она с радостью разъяснит все твои недоумения.
Валин, усталый и раздраженный, отмахнулся от него.
– Ты прав, ты прав! Ты прав, разрази меня Шаэль!
– Все-таки это шаг, – сказала Лин, кладя руку Валину на плечо.
Он почувствовал сквозь ткань ее ладонь, сильную и нежную одновременно. Она встретилась с ним глазами.
– «Никто не может пробежать тысячу лиг, – произнесла она, цитируя Гендрана, – но любой может сделать шаг, а за ним еще один».
– Следующий шаг, который я сделаю, будет направлен к моей койке, – зевнул Лейт, потягиваясь словно кошка. – Меня ждут предрассветные учебные полеты уже через пару колоколов.
Валин кивнул пилоту.
– Мы погасим лампу и тоже отправимся за тобой.
Лейт с ехидной усмешкой перевел взгляд с Лин на Валина.
– Никогда не поздно малость пощекотать друг у друга в штанишках, я понимаю.
– Иди пощекочи сам себя, Лейт, – резко отозвалась Лин. Они все были вымотаны, однако напряжение в ее голосе удивило Валина.
– Похоже, у меня нет других вариантов, – пилот пожал плечами, опустив взгляд на свою правую руку.
– Ты имеешь в виду, теперь, когда твоя шлюха мертва?
При этих словах Лин улыбка замерла у Лейта на лице.
– Она не была моей шлюхой.
– Ну разумеется. Это самое приятное, когда имеешь дело с наемным инструментом – если он ломается, тебе это до лампочки. Если бы Эми действительно была твоей, возможно, ты бы лучше о ней позаботился.
Валин поднял руку, чтобы остановить ее, но прежде чем он успел заговорить, Лейт сделал шаг вперед. Обычное добродушие пилота испарилось, словно масло из выгоревшей лампы.
– Не знаю, каким образом я вдруг оказался злодеем в этой истории, – проговорил он мягким голосом, сверкая глазами, – но не обвиняй меня только потому, что чувствуешь себя виноватой.
– Я? Чувствую себя виноватой? – взвилась Лин.
– Ах да, конечно. Я и забыл! Ты же всего-навсего покупала у нее фрукты. Ты никогда не покупала у нее секс. – Лейт с деланым смирением воздел ладони кверху. – И много ты ей платила? Несколько медных светильников? Этого было достаточно, чтобы она могла обеспечить себя едой? Достаточно, чтобы она могла перестать ходить на панель?
Лин молчала, отказываясь отвечать. Ее лицо было непроницаемым, словно закрытая книга.
– Прежде чем показывать пальцами на других, спроси лучше себя: что ты сделала, чтобы жизнь Эми стала лучше?
Глаза Лейта горели. Прежде чем Валин успел сказать что-нибудь успокаивающее, пилот развернулся на каблуках и, громко топая, вышел из столовой.
Долгое время после того, как смолкли отзвуки хлопнувшей двери, Валин и Лин сидели среди колышущихся теней в свете гаснущей лампы. Через какое-то время она протянула руку через стол, взяла его ладонь и переплела с ним пальцы. В темноте ему не было видно ее лица, но он крепко сжал ее руку.