треть, как Пламя испытает меня, и судите сами, кто здесь чист сердцем и говорит правду, а кто полон лжи и коварства!
И эти слова поставили точку. Всего лишь несколькими фразами жрец сумел, минуя суд и даже сам трон, обратиться к религиозным чувствам людей. Разумеется, не все граждане Аннура были преданными приверженцами Интарры – у других богов тоже имелись свои храмы и жрецы, многие из которых обладали немалым богатством и популярностью, – но горожане были достаточно благочестивы, чтобы позволить человеку пройти испытание. Санлитуна любили в народе; многие, без сомнения, желали видеть, как Уиниан сгорит на костре, но они были согласны предоставить ему выбор времени и места. Ил Торнья мог бы отказать ему, однако дело и без того уже зашло слишком далеко. Если бы регент вмешался сейчас, то навлек бы на себя обвинения в самоуправстве и неверии – обвинения, которые Нетесаный трон едва ли мог себе позволить в сложный период перехода власти из одних рук в другие. Жрец не пытался защищаться – он атаковал, и его атака, хоть и менее явная, нежели убийство ее отца, тем не менее была направлена в самое сердце династии Малкенианов.
«Он знал все с самого начала, – поняла Адер с тошнотворным чувством в животе. – Мне следовало зарезать его в тюремной камере, пока он спал!»
Она отчаянно пыталась придумать какой-то третий путь, другую возможность, все что угодно, только не это шествие вдоль Дороги Богов под взглядами всего Аннура. «Отец бы знал, что делать…» Однако ее отец тоже оказался беспомощным. Уиниан обманул Санлитуна, заманил его в ловушку и убил, а теперь, судя по всему, готовился проделать то же самое с Адер. Ей хотелось кричать, но криком тут было не помочь. «Думай!» – приказала она себе. Однако мыслей в голове не осталось. Все, что она могла, – это следовать за развивающимися событиями и наблюдать их, словно в кошмарном сне.
Ни одно здание в городе не отстояло от Копья Интарры настолько далеко, чтобы от него не был виден этот невообразимый монолит, но предшественники Уиниана IV догадались, что если средоточие религиозной власти вынести за пределы Рассветного дворца, обособившись тем самым от правящей династии, то можно получить бразды правления над городом, над его духовной жизнью. Храм Света, головокружительно высокое сооружение из камня и цветного стекла, стоял примерно посередине Дороги Богов – достаточно близко к центру Аннура, чтобы было легко поддерживать связь с Рассветным дворцом, но не настолько близко, чтобы оказаться в тени его высоких красных стен.
В отличие от Копья, Храм Света был несомненно человеческим творением – но что это было за творение! Ряды арок, один над другим, громоздились до самого неба, и в каждой арке имелось огромное окно. Адер кое-что знала о стеклянном промысле: даже одно из таких стекол стоило больше, чем годовая прибыль преуспевающего торговца, и это не считая цены вырезки и перевозки. Здесь же их были тысячи, столько, что казалось, будто храм состоит не из камня, а из стекла – массивный, сверкающий множеством граней – драгоценность, рядом с которой меркли все соседние здания.
Ребенком Адер восхищалась величием и многоцветьем храма, но сейчас, сходя со своего паланкина под взглядами, кажется, половины населения Аннура, столпившегося вокруг, она прежде всего заметила вооруженных солдат на стенах и по бокам высоких ворот. И почувствовала, что ее страхи подтверждаются. Ил Торнья настоял, чтобы ее странную процессию от дворца к храму сопровождала тысяча гвардейцев – вдвое больше численности ожидающих их Сынов Пламени. Возможно, этого будет достаточно для победы, если дело дойдет до открытого сражения. Хотя, разумеется, в случае кровопролития нужно также учитывать и толпу. В дополнение к сотням людей, имеющих формальное отношение к суду, здесь собрались тысячи простых зрителей – кто-то из любопытства, кто-то из чувства негодования, – и в беспокойной толпе уже ползли слухи и зрело недовольство.
«Битва на Дороге Богов, – подумала Адер. – Шаэль пресвятой, тело моего отца еще не успело остыть, а империя уже разваливается и трещит по швам!»
Если ил Торнья и был озабочен происходящим, он ничем этого не показывал. Кенаранг сидел на своем коне, небрежно ссутулившись, и явно чувствовал себя там более удобно, чем где бы то ни было во дворце. Можно было решить, что он просто выехал прогуляться, однако в его глазах, когда он смотрел на толпу, появилось нечто, чего Адер прежде не замечала – некая хищная настороженность.
Уиниан, со своей стороны, выглядел торжествующим. Он поднимал свои скованные кандалами руки в сторону толпы, то ли благословляя, то ли защищаясь. «Несколько не к месту сказанных слов, и он может начать бунт прямо сейчас». Тем не менее через какое-то время, показавшееся вечностью, он все же повернулся и вошел в храм.
Внутри Храм Света выглядел, если это возможно, даже еще более внушительно, чем снаружи. Свет, заливающий пространство через все эти высокие окна, плясал на поверхности широких отблескивающих водоемов, бросая яркие волнистые отсветы на стены и колонны. На дне водоемов поблескивали брошенные молящимися монеты: медные светильники, серебряные месяцы, даже несколько золотых аннурских солнц от наиболее богатых. «Вот еще один источник дохода для Уиниана, – подумала Адер, только сейчас в полной мере осознавая размеры богатства и влияния жреца. – Еще один, который мы не облагаем налогом». На каждое из этих солнц можно было едва ли не полгода содержать солдата в полном доспехе – солдата, который вполне мог решить выступить против Нетесаного трона.
Эдолийцы, сопровождающие процессию, образовали кольцо и отгородили небольшое пространство в центре храма, сдерживая напор людей, жаждавших увидеть либо смерть, либо чудо. Адер вступила в это пространство вместе с ил Торньей, другими министрами и самим Уинианом.
– Здесь! – провозгласил Верховный жрец, обращаясь к толпе с вызывающей улыбкой. – Здесь я встречу свой Суд!
Ах вон оно что. Весь купол храма был сплошным стеклянно-хрустальным гимном свету – бесчисленные грани и фасеты, отражающие и преломляющие солнечные лучи в тысячах оттенков, – но наиболее впечатляющей деталью во всем этом была громадная линза, вделанная в самую сердцевину купола непосредственно над нефом.
Старый Семптис Годд объяснял Адер принципы устройства линз, еще когда она была совсем маленькой. Он показал ей, как при помощи круглого тщательно отшлифованного стекла можно разжечь небольшой костер во внутреннем дворе дворца. Адер хотелось посмотреть, что случится с муравьями, если испытать линзу на них, но учитель запретил ей это делать, заверив ее, что они сгорят с такой же легкостью, как и трава, но настаивая на том, что принцессе не пристало марать себя столь низменными занятиями. Сейчас Адер была рада, что пощадила муравьев, однако жалела, что не обратила больше внимания на лекцию Годда о линзах.
Там, на полу в центре нефа, в том месте, где линза фокусировала полуденные солнечные лучи, тусклым красным сиянием светилась каменная плита размером в квадратный фут; воздух над ней колебался. Долго это не могло продлиться – солнце подойдет к зениту, затем начнет медленно склоняться к горизонту, и камень остынет. Однако на протяжении минут десяти этот концентрированный поток света мог кипятить воду, превращать в уголь дерево – или же в одно мгновение дочерна сжечь плоть. Именно здесь жрецы столетиями приносили свои жертвы Интарре.
– Вот где я встречусь со своей богиней! – продолжал Уиниан, показывая на тлеющий камень.
Толпа ахнула, как один человек.
«Он не останется в живых после этого, – сказала себе Адер. – Это невозможно!»
Ил Торнья скептически посмотрел на камень.
– Но это не пламя.
Уиниан презрительно качнул головой.
– Это чистый поцелуй Интарры. Если ты сомневаешься в ее власти, – продолжал он, одним текучим движением стаскивая с плеч омофор и швыряя его в световой поток, – узри это!
Ткань вспыхнула еще в воздухе и опустилась на камень уже в виде горстки пепла. По толпе прошла волна возбуждения. Адер почувствовала, что ее вот-вот вырвет.
– Нет! – вскричала она, шагнув вперед. – Регент прав. Это не пламя. Этот человек потребовал Суда Пламени. Так пускай здесь будет настоящее пламя!
– Сколь мало принцесса понимает природу богини, – насмешливо проговорил Уиниан. – То множество форм, которые она может принимать. Когда я вступлю под ее горящий взор и не сгорю, весь мир узнает, кто здесь настоящий служитель Интарры! Ваша семья провозглашает, что ведет свой род от богини, но ее пути неисповедимы. Она лишила вас своей милости – а без ее милости кто вы такие? Не назначенные свыше покровители, но обыкновенные тираны!
Жар бросился в лицо Адер, кожа под одеждой стала скользкой от пота.
– Ты смеешь называть нас тиранами? – выпалила она. – Ты? Человек, убивший законного императора?
Уиниан улыбнулся.
– Пускай богиня рассудит нас.
«У него не получится, – вновь и вновь повторяла Адер про себя, как заклинание. – У него ничего не получится». Однако до сих пор жрецу удавалось насмехаться над судом и манипулировать происходящим. Этот испепеляющий жар не был настоящим пламенем, и улыбка так и не покинула его тонких губ.
– Я не приму этого! – упиралась Адер, повысив голос, чтобы перекрыть растущий гул толпы. – Я не принимаю этот суд!
– Ты, должно быть, забыла, женщина, – отозвался Уиниан язвительно, с презрением, – что ты не богиня! Твоя семья правила так долго, что вы стали требовать слишком многого.
– Я требую повиновения закону! – яростно ответила Адер.
Однако кто-то уже взял ее за плечо, мягко, но настойчиво увлекая назад. Она попыталась вырваться, однако ей было не по силам сопротивляться державшей ее руке. В припадке гнева она развернулась к наглецу.
– Отпустите меня! Я принцесса линии Малкенианов и Главный министр финансов…
– …и притом не очень умный, если вы думаете, что можете здесь что-либо изменить, – вполголоса отвечал ил Торнья, тихо, но твердо. Удерживающая ее рука казалась сделанной из стали. – Сейчас не время, Адер.