– Что ты чувствуешь? – после долгого молчания спросил монах и присел на корточки, чтобы отгрести землю от Каденова рта.
Каден размышлял над вопросом, поворачивая его в уме так и этак, словно непонятный гладкий камешек. «Чувствовать». Он знал, что означает это слово, но забыл, как оно связано с ним самим.
– Я не знаю, – ответил он.
– Ты злишься?
Каден слегка качнул головой в знак отрицания. Ему пришло в голову, что у него, вообще-то, есть причина для злости. Однако его заточение было фактом. Окружающая его земля была фактом. Его жажда была фактом. Бессмысленно злиться на факты.
– Я мог бы оставить тебя здесь до новолуния.
Новолуние… Каден каждую ночь наблюдал за луной, смотрел, как время отрезало от нее один блистающий ломтик за другим. Сейчас она была еще достаточно полной – полумесяц с небольшим животиком. До новолуния оставалось больше недели. Раньше подобная мысль наполнила бы его ужасом, но у него не оставалось больше сил, чтобы испытывать ужас. У него не было сил даже на то, чтобы ответить.
– Ты готов к тому, чтобы я тебя откопал? – настаивал Тан.
Каден во все глаза смотрел на него, на бугристые шрамы, сбегающие по сторонам его черепа. «Интересно, где он получил эти шрамы», – отрешенно подумал он. Монах был окружен сплошными загадками. Не было смысла пытаться угадать правильный ответ на заданный вопрос. Тан либо выпустит его, либо нет, в зависимости от неких таинственных соображений, владеющих им в данный момент.
– Я не знаю, – снова ответил Каден. Его голос звучал хрипло и непривычно.
Старый монах еще какое-то время рассматривал его, затем кивнул.
– Хорошо, – сказал он и махнул рукой Акйилу, показывая на землю вокруг Кадена. – Копай.
Вначале ощущение было странным и беспокоящим. Когда давящая тяжесть, столько дней сковывавшая его, сжимавшая его тело, начала пропадать, Каден почувствовал, будто он падает, падает без конца. Слыша хруст гравия под сталью лопаты, Каден ощущал, как в него тонкой струйкой вливается нечто… Мысли, понял он. Эмоции.
– Вы меня выпускаете?
– Лучше было бы, конечно, подержать тебя там еще недельку, – отозвался Тан, – но обстоятельства изменились.
Каден сощурился, пытаясь уловить смысл сказанного.
– Обстоятельства?
Земля была вокруг. Небо – повсюду над головой. Солнце прорезало свою неизбежную дугу сквозь голубизну неба. Таковы были обстоятельства. Что тут могло измениться?
На солнце набежала тучка, погрузив лицо монаха в глубокую тень.
– Я бы оставил тебя здесь подольше, но это больше небезопасно.
22
Утро Халовой Пробы задалось ясным и зябким. Валин испытал облегчение, когда водянистый рассвет наконец начал растекаться над горизонтом. Полночи он проворочался без сна, раздираемый тревогой за Ха Лин, которая изводила его всю прошедшую неделю, и более смутным страхом перед грядущим жестоким испытанием – испытанием, которое должно было определить дальнейшее течение его жизни. Это, конечно, очень здорово, когда тебя с детства выбрали в ряды кеттрал, очень здорово провести полжизни в тренировках на островах. Однако если ты провалил Халову Пробу – все кончено, годы работы идут насмарку, исчезают, словно вчерашний ветерок.
«Доживи до конца недели, – повторял он себе снова и снова. – Если ты не переживешь эту неделю, ты не сможешь помочь никому – ни Лин, ни Кадену, вообще никому».
Погода была холодной для Киринских островов, и пока кадеты собирались на скалистом мысу под раскидистым гробовым дубом, с севера быстро надвигался угрожающе-черный фронт, погружая волны под собой в тень и взбивая их верхушки в пенную кашу. Если разразится шторм, Проба с самого начала превратится в кошмар; впрочем, командование Гнезда придавало погоде не большее значение, чем неизбежным травмам, которые предстояло получить кадетам. Вступая в ряды кеттрал, ты знаешь, на что подписываешься: порой идет дождь, порой кто-нибудь что-нибудь ломает. Твое дело – перевязать раны, застегнуть штормовку и выполнить задание.
Валин окинул взглядом кадетов, ища Лин, но та стояла на дальнем краю группы – так далеко от него, как только могла. Они встретились взглядами лишь на короткое мгновение; глаза девушки были пустыми и непроницаемыми. Другое дело Балендин с Юрлом. Юрл стоял всего лишь в нескольких футах от Валина, вполголоса о чем-то пересмеиваясь с одним из своих приспешников. Поймав взгляд Валина, он подмигнул ему. Валин силой заставил себя дышать, держать руки по швам, повернуть вглубь поток крови, прихлынувший к глазам. Когда Лин покинула его палату в лазарете неделю назад, Валин едва не отправился за ними двумя сразу же после этого; он был готов выбраться из своей кровати, невзирая на пробитое плечо, дотащиться до их барака и переломать им руки-ноги к Кентовой матери.
Как ни странно, именно Юрл с Балендином были причиной того, что он передумал. Пытаясь сползти с больничной койки, ругаясь во всю мочь, чтобы справиться с мучительной слабостью внизу живота, он внезапно вспомнил их схватку на ринге: как Балендин подначивал Лин, пока она не клюнула на наживку, как затем Юрл издевался над ней, вынудив Валина повторить ее ошибку. Эти двое и сейчас использовали ту же тактику, понял он, – только в более крупном, более ужасном масштабе. Они знали, что он придет за ними. Как он мог не прийти после того, что они сделали с Лин? И так же как и на ринге, они заранее рассчитывали на это. Они были готовы.
Валин понятия не имел, что за мерзкую игру они ведут, не мог даже догадываться о ее правилах или цели, но одно было несомненно: делать ходы, которые они ему предлагают, – самый верный способ проиграть. А он не имел намерения проигрывать; не в этот раз. Когда над их головами загрохотал гром, он снова поймал взгляд Юрла и подмигнул ему в ответ. На лице молодого кадета промелькнула тревожная гримаса, он нахмурился и отвел глаза в сторону.
Первые капли дождя вовсю молотили по земле, когда Дэвин Шалиль, командующая операциями на северо-востоке Вашша, взошла на небольшое возвышение. Не тратя время на предисловия, она обратилась к ним:
– Сегодня вы начнете вашу Пробу – если не откажетесь от этого решения.
Она сделала паузу, неторопливо осматривая кадетов одного за другим. Шалиль была хрупкая женщина, ей перевалило уже за шестой десяток, однако Валину пришлось сделать над собой усилие, чтобы встретить этот непреклонный взгляд.
– Я пришла сюда, – наконец закончила она, – чтобы убедить вас отказаться от испытания.
Ее слова были встречены удивленным бормотанием; кадеты смущенно переглянулись. Восемь лет они готовились к этому моменту, и теперь им предлагают все бросить? Валин всматривался в лица товарищей: Талал выглядел настороженным, встревоженным; Лейт, по-видимому, решил, что все это – очередная шутка. Анник, возможно, размышляла о сложностях парусного вооружения небольшого судна, которое ей было приказано провести вокруг мыса. Гвенна, хмурясь, сосредоточенно соскребала что-то со своей униформы. Только Лин не выказывала ни малейших эмоций: ее глаза были по-прежнему пустыми, лишенными выражения. Эти глаза пугали Валина больше, чем грядущее испытание.
– Предстоящая Проба, – продолжала Шалиль, когда волнение, вызванное ее словами, несколько улеглось, – названа, как вы все хорошо знаете, именем Хала, Владыки Тьмы, Совиного Короля, Властелина Ночи. Хотя наши солдаты здесь поклоняются кому захотят, именно Хал гасит огни, Хал закрывает небо тьмой, как плащом, и Хал свивает тени, позволяя вам подобраться к врагу достаточно близко, чтобы воткнуть ему клинок между ребер.
Каден с удивлением слушал из ее уст столь длинные и вдохновенные обороты. Большинство командиров предпочитали выражать свои мысли теми же рублеными фразами, какими привыкли отдавать приказы солдатам на поле боя, и Шалиль не была исключением. Однако сегодня она по какой-то причине скорее ораторствовала, нежели просто говорила, как будто проводила религиозную церемонию, а не просто напутствовала своих подчиненных. Возможно, так оно и было – в конце концов, Проба, подобно всем обрядам, основывалась на жертвоприношении.
– Превыше всех богов кеттрал чтят Хала, – продолжала женщина, показывая на дерево за своей спиной. Свисающие с ветвей летучие мыши слегка покачивались, тихо шурша под порывами ветра. – Однако не обманывайте себя надеждой, солдаты: Хал не любит вас.
Валин поглядел на собравшихся. Ха Лин стояла почти прямо напротив него. Он попытался поймать ее взгляд, но она отказывалась смотреть в его сторону.
– Все вы слышали много рассказов о Пробе, – продолжала Шалиль, – но правды вы пока не слышали. Правда заключается в том, что лишения предстоящей недели высосут из вас все силы, сокрушат вас, может быть, даже сломают – но это будет только прелюдия. Проба, настоящая Проба, начнется через неделю для тех из вас, кому хватит глупости настаивать на своем.
Это было для Валина новостью. Все, что он до сих пор слышал о Халовой Пробе, заставляло предположить, что это всего лишь одно долгое учебное задание – разумеется, гораздо более жестокое, чем обычное, но в основе своей не отличающееся от всего того, с чем ему уже довелось столкнуться. В нескольких шагах от него Гвенна пробормотала что-то вроде «дерьмовая мистика» и плюнула на камни. Остальные кадеты были удивлены не меньше, хотя каждый реагировал по-своему. Анник сжала свой лук, натянутый и готовый к бою, так, словно собиралась пристрелить кого-то прямо тут, на месте; она неотрывно смотрела на командира, как ястреб на мышь. Сами Юрл отпустил какую-то шуточку, которую Валин не расслышал, и Балендин кивнул ему. Влажный воздух наполнился беспокойством.
– Подробности относительно Пробы станут известны тем, кто успешно справится с этой первой неделей, но я могу сказать вам одно: некоторых из вас она сломает, сломает ужасно и непоправимо, на всю жизнь. – Шалиль помолчала, дожидаясь, пока ее слова дойдут до сознания кадетов. – После этих восьми лет никто не сомневается в вашей доблести. Сделайте шаг вперед сейчас, и ваши труды будут окончены. Арин ждет вас, до него всего лишь день плавания.