– Понятия не имею, – отвечал тот. – Нин снова заперся у себя в келье с Алтафом и Таном. Эти трое хуже, чем компания пожилых шлюх!
Каден проигнорировал эту ремарку.
– А что делают остальные монахи?
Невзирая на хинскую сдержанность, он заметил легкую тень беспокойства, повисшую над монастырем.
– Нин пока что позволяет нам выходить за пределы монастыря, но только группами по четыре человека.
– Ну, это совсем неудобно. А как будут пастись козы? Кто будет носить глину и воду?
– Посмотри на это с другой стороны, – возразил Акйил, ухмыляясь. – Не надо бегать на Венарт, таскать камни с горы для очередного умиала, искать беличьи следы по всем этим Шаэлем клятым горам. Нам бы еще бутыль эля да пару девчонок пощекотать, и здесь было бы почти так же хорошо, как провести неделю в Квартале.
– Разве что вокруг рыщет какая-то тварь, которая пытается нас прикончить, – попытался охладить друга Каден, раздосадованный его легкомыслием.
– Ты что, не слушал, что я тебе говорил минуту назад? – спросил Акйил. Его лицо снова стало серьезным. – Что-то всегда пытается тебя прикончить. И я говорю не только о Квартале. Ананшаэль повсюду, даже в твоем распрекрасном Рассветном дворце.
Каден притих. Дворец, в котором он вырос, был одновременно раем и крепостью: сады с айлантами, цветущими вишнями, раскидистыми кедрами, обнесенные неприступными золотыми стенами. Однако даже здесь ему никогда не дозволялось бегать без его эдолийских стражников, следующих в нескольких шагах позади. Эти люди казались ему друзьями или добрыми дядюшками, но они не были дядюшками. Они находились там потому, что в них нуждались, а нуждались в них потому, что Акйил был прав: Смерть вступала даже в залы Рассветного дворца.
Новый порыв ветра ворвался в столовую, когда закутанная в балахон фигура открыла дверь и затем резко закрыла ее за собой. Рампури Тан, вдруг понял Каден, и почувствовал, как по его коже острым гвоздем проскребло предчувствие. «Может быть, он пришел просто чтобы поесть», – подумал он. Конечно же, еще слишком рано для нового испытания. Вряд ли умиал собирался еще раз подвергнуть его погребению заживо. Игнорируя кивки сидящих монахов, Тан своей размашистой неслышной походкой прошагал по плитам пола и склонился над столом Кадена. Какое-то время он молча разглядывал ученика.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он наконец.
Каден слышал этот вопрос уже достаточно много раз, чтобы не попасться в ловушку.
– Тело больное и слабое, но оно вполне может дышать и двигаться.
Тан хмыкнул.
– Хорошо. Завтра на рассвете мы возобновим твое обучение. Найдешь меня возле тропы, ведущей к нижнему пастбищу.
Каден прищурился, соображая, что может значить это указание.
– Я думал, настоятель разрешает ходить только вчетвером.
– Акйил тоже пойдет, – безапелляционно заявил Тан.
Тот факт, что он даже не потрудился взглянуть на Акйила, сообщая свои новости, по-видимому, задел юношу. С видом нарочитой почтительности Акйил поднялся со своего места и развел руками, изображая недоумение.
– Я бы с радостью присоединился к вам, брат Тан, но наш настоятель совершенно недвусмысленно огласил цифру четыре, и, конечно же, я никоим образом не могу преступить…
Широкая ладонь Тана впечаталась в его лицо, опрокинув его спиной на стол, так что он перевернул свою миску с супом. Ошеломленное выражение на лице Акйила сменилось гневом; жидкость растеклась по поверхности стола и закапала через край, собираясь в лужицу на каменном полу. Старший монах даже не моргнул.
– Троих будет достаточно. Встретимся завтра на рассвете.
– Он… – начал Акйил, когда дверь за Таном закрылась. Суп расплескался по его балахону, и юноша принялся счищать его резкими сердитыми движениями.
– В следующий раз он привяжет тебя к сосне и оставит на съедение воронам, – перебил Каден. – Если ты думаешь, что Йен Гарвал суровый умиал, ты чего-то не понимаешь в этой жизни. Вот, посмотри, – он показал на свои ввалившиеся щеки и исхудавшие руки. – Посмотри, во что я превратился, а я ведь делал все, что во власти Эйе, чтобы повиноваться ему! Так что сядь-ка ты обратно и не ухудшай свое положение.
Кивнув, Акйил сел на скамью, но в его взгляде появилось новое выражение – резкое и непокорное, которое весьма обеспокоило Кадена.
28
Утро наступило ясное и холодное. Иней расписал хвою на можжевельниках, а поверхность воды в бадье у входа в трапезную подернулась тонкой коркой льда. Каден проломил ее, оцарапав кожу на костяшках, так что в воде расплылась ярко-красная полоска, когда он окунул туда руку, чтобы поплескать водой себе на волосы и лицо. Ледяная струйка просочилась по спине под балахоном, но он был рад этому ощущению – оно помогло ему проснуться, а он хотел быть пободрее, когда предстанет перед Рампури Таном и тем, что тот для него приготовил.
– Почему ты никогда не напоминаешь мне, что начало лета здесь, в горах, не обязательно означает, что будет тепло? – спросил Акйил, присоединяясь к нему возле бадьи.
Он погрузил обе руки в воду, провел ими по своей лохматой черной шевелюре, а затем сложил руки лодочкой и принялся дуть в ладони. Солнце еще не показалось над восточными горами, но прозрачный свет, заливавший небо, становился все ярче. Каден с Акйилом были не единственными, кто уже встал. Из медитационного зала доносилось приглушенное гудение – старшие монахи выполняли свои утренние практики, – а ученики и послушники начинали таскать ведра с водой по дорожкам монастырского двора.
– Днем будет достаточно жарко, – заверил друга Каден, хотя тоже ощущал, как кожа под балахоном покрывается пупырышками. – Пойдем. Тан не любит, когда его заставляют ждать.
Вдвоем они пересекли двор, хрустя сандалиями по гравию; дыхание облачками висело перед их лицами. Обычно Каден любил это время суток, по крайней мере в те дни, когда ему предоставлялась возможность подняться так рано. Утренние звуки казались какими-то более яркими, утренний свет – более мягким. Сегодня, однако, что-то заставляло волоски на его загривке топорщиться. Пока они с Акйилом шагали по неровной тропинке за пределами монастырских владений, его взгляд постоянно метался от одного тенистого уголка к другому, выискивая каждую ямку, откуда низкое солнце еще не успело выгнать оставшуюся с ночи тень.
В одной из этих теней их поджидал Тан. Он молчаливо стоял за огромным валуном, от которого начиналась тропинка к нижнему пастбищу, подняв капюшон, чтобы защитить лицо от утреннего холода. Акйил, по всей видимости, прошел бы мимо, если бы Каден не остановил его, тихонько дернув за балахон.
Увидев, что двое учеников остановились, старший монах выступил из своего укрытия под нависающей скалой. Лишь тогда Каден заметил длинный посох, который он прижимал к своему боку. «Нет, не посох, – вдруг с изумлением понял он. – Копье!» Оружие немного напоминало шесты, которыми была вооружена дворцовая стража в Аннуре, но, в отличие от них, копье Тана на обоих концах имело листовидные острия. Оно выглядело так, словно его выковали из единого куска стали, хотя в таком случае его тяжесть не позволила бы эффективно им действовать, даже такому сильному человеку, как Тан. Впрочем, присоединившись к двоим ученикам, старший монах взмахнул своим оружием с такой небрежностью, словно оно весило не больше сухой кедровой ветки. За его спиной также висел ненатянутый длинный лук – но луки были обычным делом в Ашк-лане: нужно было как-то наполнять котлы трапезной. А вот это странное копье…
– Что это? – спросил Акйил. Возбуждение в его голосе боролось с опаской. По всей видимости, он не был уверен, что Тан не нанижет его на острие своего оружия просто за то, что он задает этот вопрос, но тем не менее был готов рискнуть.
Монах задумчиво окинул взглядом копье, словно видел его в первый раз.
– Это накцаль, – ответил он наконец. Незнакомое слово свистнуло на его языке, словно змеиное шипение.
Акйил скептически посмотрел на тот конец, который у обычного копья был бы тупым, на изящное острие, оставляющее бороздку в земле.
– Я бы сказал, такой штукой запросто можно отхватить себе палец на ноге. Вы знаете, как с ним обращаться?
– Не так хорошо, как те, кто его сделал, – отозвался Тан.
– А кто его сделал? – задал вопрос и Каден.
Тан помолчал, прежде чем ответить.
– Это оружие кшештрим, – наконец произнес он.
Акйил разинул рот.
– Вы хотите, чтобы мы поверили, будто вы таскаете с собой копье, которому три тысячи лет?
– Во что вы верите, а во что нет, для меня безразлично.
Каден принялся рассматривать накцаль. Детьми они с Валином восхищались темной дымчатой сталью кеттральского клинка, угрюмая поверхность которого словно не желала отражать свет. На первый взгляд копье Тана выглядело таким же. Однако, если кеттральская сталь, вся в завитках и будто покрытая пеплом, выглядела так, словно была выкована в густом дыму, накцаль, казалось, сам состоял из дыма. Его материал выглядел достаточно плотным и твердым, не хуже любой стали, однако где-то в глубине древка и вдоль поверхности обоих лезвий он словно клубился и тлел, как если бы жар и пепел угасшего пламени были заморожены в воздухе и затем выкованы в нужную форму.
– Где вы его взяли? – спросил Каден.
– Принес с собой.
– Зачем? – поинтересовался Акйил. – Кажется, оно великовато для того, чтобы резать коз.
– Если ждать того момента, когда тебе понадобится оружие, потом часто бывает слишком поздно искать его, – отозвался Тан.
– А как же мы? – спросил Акйил. – Чем мы будем защищаться?
– Я защищу вас.
– Лучше бы у нас тоже были такие копья.
– Ты глупец, если так думаешь! – фыркнул Тан. – Мы идем на Южный Луг. Вперед, бегом!
Южный Луг вовсе не был лугом – по крайней мере, по меркам внутренних областей империи, где зажиточные фермы простирались на протяжении многих акров непаханой мягкой земли. Тем не менее это было одно из немногих местечек в горах, где беспорядочные пучки травы объединялись в какое-то подобие цельного покрова, который, хотя и не был особенно пышным, по крайней мере был мягче, чем глина и гравий в непосредственной близости от Ашк-лана. Река Белая, с ревом скакавшая по ущельям выше и ниже этого места, здесь становилась медлительным потоком, разбитым на множество мокрых прядей, которые служили пристанищем для лягушек, цветов и жужжащих насекомых. Это было гораздо более подходящее место для монастыря, нежели суровое, вырубленное в скалах плато на много миль выше. Видимо, предположил Каден, это и было основной причиной того, что хин не стали строиться здесь.