Клинки императора — страница 80 из 113

– Хорошая идея.

Снайперша, конечно, была занозой у него в боку, но соображала она быстро. Чего нельзя было сказать об остальных членах крыла.

– Крючья где? – поинтересовалась Гвенна.

– Наверху, – ответил Валин, загораясь своей идеей. – Высоко на когтях Суант-ры, сразу у нас над головами. Мы набросим на крючья веревочную петлю с наших поясов, и наш вес будет удерживать нас на месте!

Лейт покачал головой.

– Здесь будет та же проблема, что и с пряжками: тебе не удастся скинуть петлю с крюка, пока ты на ней висишь.

Валин улыбнулся.

– Это было бы проблемой… если бы ты не считал для себя слишком сложным производить высадку по инструкции.

– А-а! – воскликнул Талал, на лице которого понемногу появилось понимание. – По мере того как угол пикирования будет становиться круче, петля будет соскальзывать ближе к концу крюка!

Валин кивнул.

– И когда пике станет практически вертикальным, она соскользнет совсем, и мы упадем вниз. Нам не нужно будет даже ничего трогать.

– Умно придумано, – согласилась Гвенна, хмуря брови, – но это будет значить, что мы все упадем одновременно.

– Необязательно. Мы можем слегка изменять наклон каждого из крюков, – возразил Лейт. – Первым пойдет тот, у кого крюк будет расположен под самым маленьким углом, последним – под самым большим. По мере того как Суант-ра будет входить в пике, вы начнете соскальзывать по очереди.

Талал кивнул.

– Это так логично! – изумленно проговорил он. – Почему ни одно из ветеранских крыльев не додумалось до подобного?

– Потому что их пилоты летают по инструкции! – ответил Валин, оценивающе поглядывая на Лейта. – На более пологих углах атаки крючья не сработают… на тех углах атаки, которых мы предположительно должны придерживаться.

– Это значит, что мы больше не подчиняемся приказам? – с усмешкой спросила Гвенна.

Валин понял, что впервые за все это время улыбается ей в ответ. Это, конечно, был небольшой шаг – совсем маленький шажок. Они пока не выстроили даже предварительной схемы будущей системы и близко не подошли к тому, чтобы начать ее тестировать; и тем не менее он впервые подумал, что понимает, о чем говорил ему Блоха: «Командуй тем крылом, которое у тебя есть, а не тем, которое ты хочешь иметь». Впервые они продемонстрировали, что могут работать согласованно ради решения общей задачи. «Как знать, – подумал он про себя с легкой улыбкой, – может быть, из нас в конце концов что-то и выйдет».

В этот момент дверь в мастерскую с грохотом распахнулась.

Дэвин Шалиль шагнула в комнату; по пятам за ней следовал Адаман Фейн и остальные четверо членов его крыла. Все были в полном боевом вооружении.

– О, только не надо говорить, что вы собираетесь заставить нас плавать под водой вокруг Карша! – простонал Лейт.

Валин было засмеялся, но звук замер у него в гортани. Стоявшие в дверях солдаты не поддержали шутку. Они даже не улыбнулись. Собственно говоря, осознал Валин, чувствуя, как у него поджимается живот, они, едва войдя в комнату, заняли стандартные позиции для атаки, словно собирались зачищать гнездо противника. Он сделал шаг вперед по направлению к Шалиль, пытаясь сформулировать нужный вопрос. Его остановил клинок Фейна, со свистом вылетевший из ножен и едва не уткнувшийся ему в горло.

– Меньше движений, – угрюмо проговорил его владелец. – Больше внимания.

Шалиль за один взгляд оценила ситуацию в комнате, затем повернулась к Валину. Она казалась не более взволнованной, чем домохозяйка, занимающаяся своими повседневными делами, однако когда она заговорила, в ее голосе послышалась сталь.

– Валин уй-Малкениан, – начала она, пригвождая его взглядом к месту, – начиная с этого момента ваше крыло отстраняется от всех тренировочных и боевых заданий. Вам разрешается свободно передвигаться в пределах Карша, но запрещается покидать остров, запрещается носить оружие, а также запрещается самостоятельно вступать в какие-либо взаимоотношения с другими крыльями, командирами либо кадетами, вплоть до окончания расследования.

Валин впервые слышал эти слова, но узнал в них звучание четкой юридической формулировки.

– Какого расследования? – спросил он гневным тоном, несмотря на клинок Фейна, по-прежнему маячивший перед его лицом. – О чем вы говорите?

– Как известно вам и вашему крылу, – продолжала Шалиль, – устав кеттрал запрещает самовольные нападения на гражданских лиц, будь то жители империи или других стран. До моего сведения час назад дошло, что один из членов вашего крыла, возможно, является участником подобного нападения.

– Что? – переспросил Валин, отчаянно пытаясь уследить за нитью беседы, найти хоть какую-то почву под ногами. – Кто? И как это «дошло до вашего сведения»?

– Сами Юрл, – отозвалась Шалиль. – По его словам, несколько недель назад на Крючке была убита молодая женщина, проститутка по имени Эми, фамилия нам неизвестна. Юрл предоставил нам убедительные свидетельства того, что ваш снайпер была замешана в этом деле.

Шалиль кивком указала на Анник.

– Сами Юрл? Этот чан маринованного поросячьего дерьма? – взорвалась Гвенна, вскакивая с места. – Почему вы его вообще слушаете?

– Командир, призовите своих людей к порядку, – проговорила Шалиль, не отрывая взгляд от лица Валина, – иначе они могут пострадать.

– Вообще-то вы могли бы говорить со мной, – сказала Гвенна, делая шаг вперед. – Я здесь, рядом с вами.

– Гвенна! – рявкнул Валин, сам удивляясь командной резкости в своем голосе. – Не сейчас!

На мгновение ему показалось, что она не подчинится, однако Талал положил руку ей на плечо, и Гвенна, напоследок еще раз передернувшись от гнева, выругалась и с грохотом рухнула обратно на свой стул.

В животе Валина словно бы открылась дыра. Ему хотелось закричать, что это невозможно, что Юрл разыграл его, разыграл Шалиль, разыграл всю их Кентом клепанную контору. Ему хотелось заорать, что Анник невиновна, – но он не мог. Из того, что он знал, Юрл вполне мог быть прав.

– Где он? – наконец сумел произнести Валин. – Я хотел бы поговорить с ним лично.

Шалиль покачала головой.

– Этим утром я отослала Юрла с острова, на их первое задание. В любом случае устав запрещает вам подобные контакты до тех пор, пока расследование не будет завершено.

– Но почему мы все под арестом? – возмущенно спросил Лейт. Слава богам, хоть он остался сидеть на месте, но сейчас он агрессивно наклонился вперед, положив руку на поясной нож. – Если вас интересует Анник, почему бы вам просто не взять и не посадить ее под замок, а остальных оставить в покое?

– Дерзкий тон вопроса спишем на ваше потрясение, солдат, – ровно отозвалась Шалиль. – Гнездо считает… благоразумным подвергать аресту все крыло в случаях проведения расследования относительно поведения одного из его членов. Нам не нужны никакие скоропалительные «вызволения» или «решительные битвы». Братские отношения внутри крыла бывает трудно преодолеть.

Она окинула их группу критическим взглядом.

– Впрочем, в вашем случае это, кажется, едва ли будет проблемой.

– Клинки и луки, – произнес Фейн. – Мы конфискуем все.

– Владение любым оружием, помимо поясного ножа, с этого момента и до окончания расследования будет рассматриваться как измена, – добавила Шалиль. – До тех пор, пока мы все не выясним, вы пятеро можете считать себя гражданскими лицами.

37

Когда они вышли во двор, Мисийя Ут устремил на Кадена пристальный взгляд. Его темные глаза показались Кадену еще холоднее и темнее, чем он помнил из детства. Воин не улыбнулся ему и даже не кивнул, он лишь повернулся к настоятелю и проговорил:

– Ваше счастье, что мальчик цел и невредим.

О чем бы ни был у них спор, на Кадена произвело впечатление то, что Нин сумел сохранить самообладание. Старый монах, конечно, был не слаб духом, но, по сравнению со взглядом Ута лед мог показаться теплым, а сталь мягкой.

Настоятель собрался что-то ответить, но Ут уже повернулся обратно к Кадену. Опустившись на одно колено, он поднес ко лбу руку в кольчужной рукавице. Его спутник в точности повторил его движение, и оба заговорили вместе, так что их голоса сливались в один, как если бы их речь была отрепетирована:

– Да здравствует Наследник Света, Долгий Ум Мира, Держатель Весов, Хранитель Врат!

Эти слова прозвучали для Кадена словно эхо из парадных залов его детства. Это были древние слова, древние, как сама империя, твердые и неизменные, как камни Рассветного дворца. Он слышал это приветствие тысячи раз, когда его отец занимал свое место на Нетесаном троне или покидал дворец, чтобы пройтись вдоль по Дороге Богов, или появлялся на очередном официальном обеде. В детстве он любил слушать этот перечень титулов, но сейчас каждое слово вонзалось, словно холодный железный гвоздь в его позвоночник. Он знал, что будет дальше, знал, чем должна закончиться эта формула, и готов был умолять двоих посланцев остановиться, однако они неумолимо продолжали:

– Да здравствует тот, кто сдерживает тьму! Да здравствует император!

Каден почувствовал себя так, словно его сбросили с огромной высоты. Он словно летел кувырком, тщетно пытаясь зацепиться хоть за что-то прочное и знакомое. За пределами их маленького кружка, в который входили настоятель, аннурцы, Тан и он сам, монахи занимались своими повседневными делами; они расхаживали, склонив головы под капюшонами, спрятав руки в рукава своих балахонов, двигаясь размеренно и аккуратно, словно все в мире было по-прежнему. Однако это было не так. Ничто не осталось прежним. Произнесение приветствия, которое он только что услышал, перед кем бы то ни было помимо его отца приравнивалось к государственной измене высочайшей степени, каравшейся, согласно древнему и ужасному обряду, ослеплением и погребением заживо. То, что министр и эдолиец произнесли эти слова здесь и сейчас, могло означать только одно: его отец был мертв.

Непрошеные образы заполонили его мозг. Отец, терпеливо раз за разом натягивающий лук, в то время как они с Валином пытаются воспроизвести его ровное, плавное движение на собственных, гораздо более маленьких луках. Мрачное лицо отца, смотрящего, как вешают тех, кто похитил его сыновей. Отец, натягивающий великолепные золотые поножи, чтобы возглавить парад армий Объединенных Городов. Казалось невероятным, что Ананшаэль мог забрать человека, обладающего такой энергией и таким могуществом, еще до того, как ему исполнилось пятьдесят. Это было невероятно; однако Ут и мизран-советник явились сюда и произнесли неотвратимые слова.