…Напряжение достигло предела. Время и пространство слились, а слившись, — застыли. Я ощущал, как напавшее на нас сверхсоздание, обитающее одновременно во многих измерениях, бьется из последних сил, стараясь одолеть вечно враждебную ей энергию времени, неожиданно соединившуюся со схожей энергией, пробудившейся в человеческом существе. Теперь наш враг напоминал вора, мешок которого застрял в слишком узкой дыре. Выбор у него был невелик — или бросить мешок, или пропасть самому. Еще кто-то пришел мне на помощь, возможно, Хавр. Последнее усилие…
…Человек не может выдержать такое. Никто не может. Если бы не броня стянувшегося в клубок времени, от нас давно осталась бы одна пыль. Но если бы не мы, то и это время уже превратилось бы в нечто совсем иное. Сияние вокруг нас померкло, обручи, сжимавшие тело, ослабли, одна сила положила предел другой…
Мы стояли на том самом месте, где были застигнуты нападением, и я по-прежнему одной рукой прижимал к себе Ирлеф, а другой цеплялся за Хавра. Все мы были голы, как Адам и Ева до грехопадения. Одежда, снаряжение, оружие, а главное — баклажки с зелейником бесследно исчезли. Серая труха, покрывавшая траву возле наших ног, была остатком металлов, тканей и всего другого, что с давних пор стало неразлучным спутником человека. Одушевленная материя наших тел устояла, неодушевленная материя вещей распалась, перетертая жерновами двух противоборствующих столпов мироздания.
— Что это было? — спросила Ирлеф, ощупывая свое тело. Потрясение было так велико, что она даже забыла о стыде. — Мне показалось, что меня, как масло, тонким слоем намазывают на хлеб.
— А мне, что меня целиком запихали в наперсток. — Хавр застонал, растирая мышцы, а потом обернулся ко мне. — Как же тебе удалось одолеть эту тварь?
— Сам не знаю, — ответил я, и это было истинной правдой.
— Клянусь, без вмешательства Предвечных тут не обошлось. — Сказано это было с недобрым уважением. Так говорят, к примеру, о нечистой силе.
— Пустые разговоры, — пробормотал я. — Избегнув мгновенной смерти, мы обречены на смерть долгую и мучительную. Зелейник ведь пропал.
Тут только Ирлеф осознала наше нынешнее положение и, вскрикнув, прикрылась руками. Хавр покосился на нее, стряхнув с себя пыль, еще недавно бывшую неуязвимыми доспехами и добротной одеждой, а после состроил удивленную гримасу:
— И в самом деле! А я как-то сразу не заметил.
— Может, нам и грозит смерть, но не станем же мы дожидаться ее, стоя нагишом под открытым небом. — Ирлеф зябко повела плечами. — Не лучше ли вернуться в дом?
— Уж придется, — согласится Хавр. — Но ты все же срам напоказ не выставляй. Не забывай, тебе мужиком положено прикидываться.
— А тебе человеком! — отпарировала она.
Но мы даже листиками прикрыться не успели — со стороны просеки показался хозяин, тащивший на коромысле две кадки со смолой. И когда только успел туда-сюда обернуться? Нас он, похоже, издали не узнал и лишь равнодушно буркнул на языке урвакшей:
— Прочь, прочь отсюда, псы паршивые. Я бездельников не кормлю. Убирайтесь, пока не перебил вас всех.
— Тебе, любезный, наверное, глаза запорошило, — не очень уверенно осадил его Хавр. Голому вообще трудно отстаивать свое достоинство.
Медленно и плавно, словно перегруженный танкер, развернувшись по широкой дуге, хозяин приблизился. Кабанья рожа его не была предназначена для выражения столь тонких чувств, как сострадание или любопытство, а кривая ухмылка могла означать все, что угодно. Не снимая с плеча коромысло, он бесцеремонно оглядел нас, а Ирлеф даже попытался пальцем потыкать, за что и схлопотал по лапе.
— Обратно идете? — без особого восторга осведомился он. — А почему голые? Проторговались?
— Разве мы так давно расстались? — Лично я к чему-то подобному был внутренне подготовлен, но у Ирлеф и Хавра от удивления вытянулись лица.
— Давно не давно, а с полмесяца по вашему счету будет.
— Полмесяца! — охнула Ирлеф.
— Не шутишь ли, любезный? — не без подозрения осведомился Хавр.
— С чего мне шутить. Я за это время новую смолокурню построил и пеньков подходящих два воза доставил. Вон, смотри, огонь под котлом горит.
Действительно, поляна имела совсем другой вид, а ее воздух — совсем другой запах.
— Да… случай… — пробормотал Хавр. — Ты бы хоть в дом нас пригласил.
— А что вам в моем доме делать? — к. ухмылке добавилось сопение. — Вы оружие станете клянчить, еду, одежду. А у меня ничего лишнего нет. Каждый заряд на счету, каждая тряпка при деле. Да и не подойдет вам моя одежда. А к тому же чем платить будете?
— Опомнись, любезный. Мы ведь тебя от смерти спасли.
— Зато сожрали потом сколько. Полагайте, что мы в расчете.
— Ты брось шутки шутить! — Хавр стал потихоньку смещаться вправо, заходя хозяину за спину. — Сейчас нам заплатить действительно нечем, зато в следующий раз вдвое больше получишь.
— И вы не шутите! — Хозяин выхватил ружье, до того скрывавшееся в складках его просторной одежды. — Здесь вам не город… Могу дать немного еды и тряпок. Но только взамен вот на этого, третьего вашего, — он ткнул стволом ружья в сторону Ирлеф. — Товар, конечно, незавидный… Но чего не сделаешь ради старого знакомства.
— Об этом у ее мужа спроси. — Хавр кивнул на меня, а когда хозяин посмотрел в мою сторону, скорчил рожу: действуй, мол, чего ждешь.
— Так это, значит, и в самом деле баба! — делано удивился хозяин. — То-то я смотрю, что она как-то не так устроена… — Он наклонился, нахально рассматривая то, что отличает баб от мужиков.
Мериться силой с этим увальнем я не собирался — много чести для него. Маленький зверек ласка побеждает свирепую крысу, как известно, не силой, а быстротой. За время, которое понадобилось бы толстяку для выстрела, я, наверное, успел бы его побрить. Широко шагнув, а по обычным человеческим меркам — стремительно метнувшись вперед, я легко овладел ружьем, а его владельца хорошенько ткнул подбородком в кадку со смолой. Пусть знает впредь, как глумиться над гостями, хоть даже и голыми.
Так мы и двинулись к дому: впереди сгорбленный хозяин, несущий перед собой кадку (очень уж липучая оказалась смола, такой товар и Блюстителю Ремесел не стыдно порекомендовать), за ним Хавр — нагой, но с ружьем, за Хавром я — просто нагой, а замыкающей — Ирлеф в юбочке из веток.
Вопреки сетованиям хозяина, в его закромах нашлась не только одежда всех мыслимых размеров и фасонов (почти вся поношенная, иногда запачканная кровью, явно добытая грабежом), но и горы оружия. Я видел кузов от телеги, переполненный мечами, рапирами, саблями, и огромный шкаф, доверху набитый свернутыми кольчугами. Не было здесь лишь одного, самого нам необходимого — зелейника.
О нем мы и завели разговор, кое-как приодевшись и без аппетита закусив богатыми хозяйскими харчами (самого хозяина, дабы не портить себе аппетит, мы заперли в подвале).
— Здесь, в Заоколье, можно раздобыть зелейник? — поинтересовался я.
— Вообще-то здесь можно раздобыть все, — ответил Хавр. — Но только не зелейник. Кому он здесь нужен!
— Тогда, значит, надо возвращаться в город.
— Не успеем. Чувствую, мой Срок приближается. Сдохну в дороге. А вы идите, если желаете.
— Как же мы пойдем? — промолвила Ирлеф. — Ведь полмесяца уже прошло. Хоть я и не знаю, как это могло получиться, — она обвела взглядом комнату, где все было более или менее прибрано и даже запах погрома давно выветрился. — Полмесяца прошло, а мы абсолютно ничего не сделали. Как мы объясним, где пропадали столько времени? Как отчитаемся на Сходке?
— Придумаете что-нибудь, — буркнул Хавр.
— Кто нам поверит! Да и не смогу я лгать.
— Надо будет, солжешь. Разок можно.
— И это ты говоришь мне? — с укоризной сказала Ирлеф. — Разве ты забыл, что я Блюститель Заветов?
— Нет, не забыл, — зло скривился Хавр. — Блюс-ти-ии-тель! Подумаешь, какая важная зверюга! Да ты подохнешь из-за своего упрямства!
— Ну и пусть. — Чем больше разъярялся Хавр, тем спокойнее становилась Ирлеф. — Почти все, что мы здесь делали, идет вразрез с Заветами. Мы вполне заслуживаем смерти.
— Ну и подыхай себе! А у меня дел еще на две жизни хватит. Да и негоже помирать, с должниками не рассчитавшись. — Он с трудом перевел дыхание. — А ты что можешь посоветовать, Идущий Через Миры? Еще раз попроси помощи у Предвечных. Они не посмеют отказать тебе.
— Не представляю даже, кого ты имеешь в виду, говоря о Предвечных. То, что мне удалось совершить, было сделано без посторонней помощи. Я и не представлял раньше, что способен на такое. А что касается зелейника… Думаю, у нас нет иного выхода, кроме возвращения в город.
— У вас, но не у меня, — мрачно заметил Хавр.
— Неужели все в этих краях передвигаются пешком, как и вы? — поинтересовался я. — Скаковая лошадь нам бы сейчас очень пригодилась.
— Заветы не позволяют дитсам держать лошадей, — сказала Ирлеф. — Нам не за кем гнаться и не от кого спасаться бегством.
— Лошадей можно раздобыть только у Переправы, — пояснил Хавр. — Но идти туда — неделю. К тому же никто из нас не умеет скакать верхом.
— Тогда сам ищи выход. Никто лучше тебя не знает этих мест.
— Есть у меня одно соображение. — Хавр энергично тер пятерней лоб, словно пытаясь вспомнить что-то. — В своих скитаниях я достаточно хорошо изучил природу человека. Иногда ради собственной выгоды он способен сделать такое, чего никогда не сделает ради жизни ближнего своего. Надо бы поручить добычу зелейника хозяину. Мне кажется, он даже туман в мешок способен загнать. Но для этого сначала его надо хорошенько припугнуть.
— Никогда не был сторонником подобных методов, — сказал я. — Но раз он твой приятель, тебе, как говорится, и карты в руки.
Из подвала вновь был извлечен хозяин — весь перепачканный мукой и энергично что-то жевавший. На этот раз, очевидно, он все же добрался до окороков.
— Слушай меня внимательно, любезный, — сказал Хавр как можно более проникновенно. — Мы уцелели в схватке с неведомым созданием, сгубившим дикарей, но при этом утратили весь свой скарб, а главное — запас зелейника. Тебе, должно быть, известно, что без него горожанину долго не протянуть. Я спрашиваю, это тебе известно?