День обещал быть ясным. Пока же видимость ограничивалась несколькими саженями. А что за этими пределами – среди белесых клубов и не видать.
Григория туман устраивал. Наезженная проселочная дорога вела к нужной цели. Петляла, конечно, как и любая дорога, зато не раздваивалась, не задавала сказочных загадок. Налево пойдешь…
И пусть даже земля под копытами была видна еле-еле, зато никто из местных жителей не мог заподозрить о приближении отряда. Разве по звуку.
Как ни хоронись, то звякнет стремя, то проскрипит колесо, то фыркнет лошадь, недовольная тем, что ее заставляют куда-то тащиться в таком густом тумане…
Авось не услышат! А и услышат – не поверят собственным ушам. Мало ли что порою чудится ранним утром, в тот час, когда первые птахи только начинают робко подавать свои голоса! Кто же заподозрит движение конной полусотни, а с нею – посаженных на подводы сотню пехотинцев при двух пулеметах!
Сила, многократно умноженная внезапностью. Пока местные крестьяне прочухаются, им лишь останется покорно задрать лапки кверху да молить всех святых, дабы эта сила не обрушилась на них всех мощью.
Особо обрушиваться Григорий не собирался. Помнил наставление атамана, что изводить поселян под корень нельзя. Кто тогда кормить будет? Надо их на рассаду оставлять, а уж приплод, он сам появится. Как не появиться, если в деревню пришли такие здоровые и бесстрашные мужики!
Раз Горобец сказал, так тому и быть. Изъять ценности можно и попозже. Чего их с собой таскать? Даже кто припрячет – не беда. Федор вмиг заставит их все потайные места вспомнить! У него это здорово получается. Собрал, в глаза посмотрел, распоряжение отдал, и обыватели сами с радостью волокут все, ценнее перепрелой соломы.
Люди спали на телегах, дремали в седлах. Да и что делать, когда ни черта не видать, хоть глаз коли?
Григорий не был исключением. Вчера было принято много. Пусть крепкий организм не особо страдал с похмелья, однако некоторая вялость чувствовалась. А может, не результат вчерашнего, просто недосып. Почитай, почти каждую ночь кутеж до утра, а то и налет на очередной городишко или село.
Последнее в итоге означало все ту же пьянку. Прикорнешь в вагоне или в бричке, а там уже опять пора за стол садиться, а то и забавляться со всевозможными буржуями, интеллигентами, а повезет – и с офицериком.
Вспомнилось: губастый Яшка просил добыть одного-другого золотопогонника не для забавы, а для, как он выразился, «технических нужд». Словно без офицеров нельзя ни в карте разобраться, ни с другими офицерами схлестнуться!
Не много ли друг Яшка о себе мнит? Все лезет и лезет со своими советами.
Нет, головастый, спору нет, только все одно – неприятно.
Офицера… Где ж его в деревне взять? Кто и был из своих, из крестьян, давно собственные односельчане порешили. Чтобы, значит, не высовывался. На миру не скроешься. И шибко из него не выделишься. Тем более – в нынешние времена.
Григорий то пускался в подобные незамысловатые размышления, то вновь погружался в чуткую дремоту.
Дремать даже лучше. Быстрее время летит.
Показалось: где-то впереди и чуть в стороне доносится слабое дыхание паровоза. Словно стальной гигант отдыхает на полустанке, как и Григорий, вполглаза. Чтобы, если что, были силы двинуться с места, а не стоять безмолвным истуканом.
Но раз паровоз, то где-то и железная дорога. Даже не сама дорога, от нее проселок особо не отдалялся. Неподалеку станция. Эта, как ее?.. Рябцево. Во!.. Значит, скоро приедем. Без всякой карты и офицеров.
Проселок в очередной раз спустился в низину. Туман тут был погуще. Всего-то и видимость – изредка маячат деревья с правой стороны. Никак, лес? А слева, похоже, поле.
Как-то беспокойно зашевелились кони. Запрядали ушами, стали вертеть мордами по сторонам. Одна из лошадей тревожно заржала, и ей немедленно отозвались сразу несколько.
Кобыла под Григорием встрепенулась, дернулась, и погрузившийся было в очередную дрему здоровяк немедленно очнулся.
Он по-звериному огляделся по сторонам. Слева, вроде бы, все было спокойно. Справа же…
Справа между темнеющих в тумане деревьев промелькнули какие-то тени. Повеяло страхом. Рука Григория привычно отдернула крышку деревянной кобуры.
Ругнулись разбуженные своими скакунами кавалеристы. Вновь дернулась кобыла под Григорием.
– Не балуй!
Чтобы удержаться от резкого рывка, пришлось обеими руками вцепиться в поводья.
Вновь взгляд направо, и сердце вдруг стремительно провалилось куда-то вниз.
Из тумана прямо на Григория бросился гигантский силуэт, вырос, превратился в волка. Такого большого, что здоровяк не подозревал о возможном существовании хищного исполина.
Кобыла рванула со всех сил, и застывший от изумления Гриша кубарем вылетел из седла.
В следующий момент волк навалился на него всей массой. Двойной удар, о землю телом и хищником сверху, едва не вышиб дух. Огромная морда нависла над лицом незадачливого наездника, окатила смрадом дыхания. Клацнули зубы. Пасть вновь открылась, нацелилась на хрупкое человеческое горло.
Григорий машинально вцепился в волчью шкуру по краям от грозной пасти, попытался отодвинуть от себя.
Не тут-то было! Волк почти не уступал Григорию в весе, силы же в нем, как и в каждом животном, было как бы не больше.
Неподалеку раздался истошный визг терзаемого человека. Громыхнул выстрел, одинокий, не делающий погоды.
Из леса выбегали новые твари, набрасывались на людей, и крики мгновенно стали всеобщими.
У конных был еще неплохой шанс. Перепуганные насмерть кони, не дожидаясь хозяйских приказаний, бросились галопом прочь. На некоторых успели повиснуть матерые хищники, вцепились в них зубами, норовя прямо на бегу вырвать кусок живой плоти.
Кое-кому повезло. В тумане было непонятно, насколько велика стая, но в любом случае она не могла атаковать одновременно всех ехавших разведчиков.
Да и тот же туман, который позволил хищникам подобраться вплотную, скрыл из вида отдельных беглецов. Несколько отчаянных прыжков скакуна – и попробуй, найди его в белесой мгле!
Пехоте же пришлось хуже.
Многие запряженные в телеги кони, подобно оседланным собратьям, попытались унестись прочь. Но сзади волочились повозки, цеплялись, опрокидывались при резких поворотах, и скоро вся дорога и пространство рядом с ней оказались заполненными сцепившимися разномастными экипажами, судорожно пытающимися вырваться скакунами, барахтающимися людьми и обрушившимися на все это месиво волколаками.
Месть жителей Рябцева была ужасной. Получив ночью отпор от отряда Орловского и поняв, что неизбежным следствием неудавшегося нападения будет жестокая расправа, они торопливо бежали в окрестные леса. Бежали, бросив все нажитое и награбленное имущество, обжитые дома, саму землю, на которой жили долго и спокойно, пока изменившийся мир не раскрыл в них новых способностей.
Поначалу не у всех. Но – повязала пролитая чужая кровь. Жители усадьбы, священник с дьяконом и семейством, чуть позднее – заезжие и захожие странники, пробиравшиеся куда-то по своим делам…
Те из своих, кто воспротивился или не сумел, разделили участь чужих. Таких тоже было немало. Благо, власти больше не стало, и никто не интересовался, куда подевалось столько народу. Не стало – ну и ладно.
Появление солдат было воспринято как предвестие возможной расплаты. Известно же – регулярная сила любит закон. Если начальники не задали опасных вопросов, то, значит, решили немного подождать и задать их позднее. Когда, скажем, ослабнет луна и превращение будет даваться труднее.
И последнюю точку поставил вопрос о церкви. Ее же тоже не какая-нибудь пришлая банда разрушила. Но после первых же изменений и кровавых разборок мысль, что некто всемогущий и всеведущий незримо присутствует в поставленном в честь Его храме, была невыносимой, обжигала, как святая вода – дьявола. Если же нет церкви, то как бы нет и Бога. Хватит! Столько лет придерживаться заповедей!
Вначале думали: служивые станут на постой. Изба – не вагоны. Не стали. А так было бы хорошо ночью поодиночке порешить всех, и пусть попробуют что-то доказать!
Была надежда на водку и собственных баб. Солдату ведь что надо? Выпить да погрешить.
Ни пить, ни грешить никто не стал. Значит, собрались прежде расправиться, а уж потом разговеться.
Пришлось попытаться прежде подкрасться, потом – атаковать бегом в надежде на несвойственную людям скорость.
Итог – гонимые, потерявшие близких и имущество. Ищи теперь пристанища в неведомых местах.
Движение еще одного отряда было воспринято, словно дар судьбы. Не разбогатеть, так хоть потешить вдоволь душу.
И потешили. Бились запутавшиеся в постромках кони, отчаянно ржали, пытались порвать путы. На них почти не обращали внимания. Разве так, загрызть по ходу, перекусить вену на шее или впиться в мягкий живот и тут же нестись дальше в поисках более достойной жертвы.
Людям пришлось плохо. Толком не очухавшиеся после сна, не ожидавшие нападения, не подготовившиеся к нему, они не успели применить оружие, без него же были обречены.
Да и как успеть? Наиболее проворные схватили винтовки, пока же целились, хищники уже налетели на них, сбили с ног своей массой, точно такой же, какая была у них в бытность людьми.
У подвергшихся нападению шансов не было никаких. Острые зубы рвали их тела, терзали плоть, и счастливчиками могли считать себя те, кому сразу перегрызали горло.
Остальные мучились дольше. Лишь пара человек сумела как-то извернуться, пустить в ход ножи и тем отплатить нападавшим за свою грядущую гибель.
И еще была группа, на которую не набросились сразу. Так ведь бывает – одному достаются два-три противника, другому – ни одного.
О каком-то организованном отпоре речь не шла и у них. Прежде всего потому, что никакой группы собственно не было. Были отдельные люди вдоль всей дороги, из-за тумана даже не видящие друг друга.
Кто-то из них стоял в ступоре, словно ожидал очереди на съедение, кто-то со всех ног припустил прочь, благо, плохая видимость давала некое подобие шанса, самые же отчаянные, а возможно, самые безумные, попытались драться.