— Доставай, — велел Диего. — Успеешь первым, стреляй не раздумывая.
— Завалю же…
— Завалишь — встану, проблююсь. Что там у тебя?
— Где?
— В борозде. Третий режим?
— Второй.
— Точно встану, — Диего блефовал, надеясь, что начальник смены говорил правду насчет парализаторов. — Не бойся, все чин… Как ты сказал?
— Чин чинариком, вохра. На раз-два-три?
— На раз-два-три.
— Кхан, гони с толкача…
— Раз! — заорал дурак. — Два!..
На счете «три» рука Кроля метнулась к парализатору. Он даже успел залезть в карман и сомкнуть пальцы на рукояти «Хлыста». Тертый калач, Кроль ждал рубящего удара, для которого требуется замах, то есть время — и ошибся. По-прежнему держа трость наконечником вниз, Диего и не планировал замахиваться. Вместо этого он сделал короткий, очень резкий выпад. Металлический цилиндрик с силой угодил в кулак Кроля, скрытый тканью шортов. Кроль завопил от боли, рванул парализатор, уже не думая, как он это делает. «Хлыст» зацепился стволом, Кроль рванул по новой. Шорты затрещали, застроченный кое-как шов лопнул, позволяя оружию высвободиться…
Не сходя с места, Диего ткнул Кроля еще разок — в глаз.
Он целился ниже и попал, куда хотел — между краем глазницы и скулой. Фингал обеспечен, подумал он. Роскошный такой синячище… Кроль орал, как резаный: схватившись за пострадавший глаз, он забыл, что держит парализатор, и влепил себе дульным срезом туда, куда Диего не целился. Хорошо хоть не выстрелил, порадовался маэстро. Быки, говорят, встают, но глаз есть глаз… Иди знай, садится ли зрение после искусственного паралича!
Все, хватит.
Косой рубящий удар — тот, которого Кроль ждал в начале, а дождался под занавес — вышиб парализатор из руки забияки. Перелетев через ограждение, «Хлыст» упал в воду и, булькнув, камнем пошел на дно.
— Благодарю вас, — Диего вернул трость гематру.
С громовым ревом, окончательно теряя лицо во всех смыслах, Кроль ринулся на обидчика. Мало что видя, еще меньше понимая, он по-медвежьи облапил Диего, стараясь ударить лбом в переносицу. Маэстро высвободился, ладонями отжимая физиономию балбеса. Не желая проблем, Диего намеревался отправить Кроля вслед за парализатором — и очень удивился, когда придурок взвыл громче прежнего и упал на колени, а там и набок, катаясь по мосткам.
— Вы не знали, — сказал Бандерилья. — Обратите внимание, мар Пераль.
Это были первые слова гематра за все время. Иллюстрируя свое странноватое заявление, Бандерилья взмахнул тростью. Часть иероглифов в нижней трети «клюки» отползла назад, к рукояти, накладываясь друг на друга, увлекая наконечник, раскрывшийся цветком. Сейчас трость заканчивалась узким, вне сомнений, очень острым клинком. Больно, оценил маэстро. Конечно же, больно. Когда тебе всаживают такой ланцет в подколенную ямку — это, сеньоры, и врагу не пожелаешь…
— Разрешение, — не пряча сарказма, Диего вздохнул. Вид чужой шпаги растравил в душе язвы, которые вроде бы начали заживать. — Разрешение, как я понимаю, не требуется. Гематрийское гражданство, открытая секторальная виза. Права, привилегии… Я, варвар, пытался оформить. Мне, варвару, отказали. И правильно сделали. Кто я такой?
Мальчишество, сказал маэстро себе. Позорное тявканье из-за угла. Ну и пусть. Рядом с этим бесчувственным стариком Диего Пералю не было стыдно за минутный срыв, достойный молокососа. Замолчав, он следил, как Бандерилья достает белый платок, тщательно вытирает клинок и выбрасывает платок в воду.
— Требуется, — возразил гематр. — Варвар, гематр, беженец, председатель Совета Лиги — разрешение на ношение холодного оружия нужно в любом случае. У меня есть все необходимые документы. При посещении государственных учреждений, на массовых мероприятиях от класса С-03 и выше, а также в музеях, театрах и на художественных выставках я обязан при входе пломбировать механизм.
— То есть?
— Пломба не позволяет обнажить клинок. Полная блокировка. Хотя вы правы: перечень мест и ситуаций, требующих пломбировки от гражданина Эскалоны, гораздо больше. Если быть точным, в семь раз. На Ларгитасе, мар Пераль, шпагу эскалонца опломбировали бы на весь период пребывания. Даже при наличии разрешения на ношение.
— А мы что? — басом спросил дурак, хотя его мнением никто не интересовался. — А мы так, просто… Мы и бесплатно, да. Лишь бы человек хороший…
Бычки замычали, соглашаясь. На Кроля, свернувшегося в позе зародыша, они старались не смотреть. И то правда, вид бедняги не радовал взгляд, а звуки, издаваемые им — слух.
— Мы знакомы? — спросил Диего.
Бандерилья нажал кнопку, скрытую в рукояти. Клинок, словно рана — коркой, затянулся безобидной резьбой. Наконечник вернулся на место, плотно сомкнув лепестки. Гематр оперся на трость, как в начале конфликта:
— Нет, мар Пераль. Я искал вас, желая познакомиться. Начальник смены предупредил меня, что вы здесь, но не сказал, где именно. Я спросил у этих господ, не видели ли они дежурного охранника. Чем все закончилось, вам известно.
— Вы искали меня? Зачем?
— Неправильный вопрос, — заметил Бандерилья, превращаясь в точную копию мар Яффе, школьного учителя логики и математики. — Вам следовало поинтересоваться, кто я. Мой ответ косвенным образом разъяснил бы, зачем я вас искал. Вы экономны в действиях, мар Пераль, но расточительны в словах.
— Кто же вы?
— Разрешите представиться: Эзра Дахан. Я — тренер Джессики Штильнер, которой вы преподали урок в университетском парке.
— К вашим услугам, мар Дахан.
— К вашим услугам, мар Пераль.
— Простите мое любопытство… Это сеньорита Штильнер рассказала вам обо мне?
— Нет, мар Пераль, — брезгливо обогнув квохчущего Кроля, Эзра Дахан взял маэстро под руку. Это следовало расценивать, как предложение начать прогулку и продолжить беседу. — Я вас видел. Я стоял на третьем этаже, у окна. Ваша мокрая трава была великолепна.
Комплимент прозвучал так, как звучит любая похвала в устах гематра — с равнодушием, достойным мраморной статуи.
Лука Шармаль никогда не делал преждевременных выводов. От этой ошибки банкира предостерегала не только его гематрийская природа, но и колоссальный опыт финансиста. Сначала — собрать всю доступную информацию. Затем — спрогнозировать варианты дальнейшего развития событий. Просчитать вероятности, определить приоритеты: какие из доминантных вероятностей требуют вмешательства. Принять решение.
Перейти к действиям.
Другое дело, что по окончании сбора информации весь процесс мог занять у главы клана Шармалей считаные минуты. Иногда секунды, на зависть лучшим аналитическим компьютерам Ларгитаса. Метафорический парадокс — компьютеры не могут никому завидовать — в данном случае был для Шармаля бесполезен: его придумал не он. Сейчас шла первая стадия процесса: Лука получал информацию.
— …нас атаковала, — докладывал мар Фриш, — флуктуация континуума неизвестного класса. В реестре Шмеера-Полански такой вид отсутствует. Я провел поиск по другим базам данных: без результата. В момент нападения вероятность гибели колланта по моим расчетам составляла девяносто четыре целых семь десятых процента. Нас выручил Туз.
— Астланин?
— Да. Когда он вмешался в конфликт, флуктуация отступила.
— Это свидетельствует о том, что ваш расчет был неверен.
Для гематра подобное обвинение граничило с оскорблением. Окажись оно справедливым — это равнялось лишению расового статуса для помпилианца. Ассоциативную цепочку Лука Шармаль сконструировал только что и не отказал себе в удовольствии протянуть ее дальше. Расового статуса сенат Помпилии лишил помпилианских коллантариев, когда выяснилось, что те утрачивают возможность контролировать старых рабов и клеймить новых. Позже политика империи сделала резкий крен, статусы были возвращены с публичными извинениями и разнообразными компенсациями. Сути произошедшего это не отменяло: помпилианец-коллантарий утрачивал способность клеймить рабов. Факт, очевидный для всех, кроме профессора Адольфа Штильнера, эксцентричного зятя Луки Шармаля.
— Разумеется, — кивнул мар Фриш. Реплика банкира не застала его врасплох. — Мой расчет оказался неверен, потому что основывался на недостаточных данных. До сих пор нам не представлялся случай проверить боевые качества астланина в большом теле. Как вам известно, прежде наш коллант не вступал в столкновения с флуктуациями. Данных и сейчас мало: единственный прецедент не дает статистики.
— Продолжайте.
В столе бесшумно открылся лючок автоматической линии доставки. Перед Фришем возник высокий запотевший бокал кофейного пива, увенчанный кремовой шапкой пены. Жест можно было расценивать, как поощрение, но Гиль Фриш не стал слишком обольщаться.
— Благодарю.
Он отпил из бокала и ровным голосом продолжил доклад. Шармаль слушал, фиксируя каждое слово. Одновременно банкир продолжал достраивать цепочку, уводившую Луку Шармаля в воспоминания двухлетней давности. Многопотоковым мышлением владел любой представитель расы Гематр, но кое-кому оно давалось лучше других. Четыре-пять параллельных потоков не составляли для Шармаля проблемы. Сейчас их было всего-навсего три.
Всего-навсего, повторил банкир. Всего-навсего. Всего-навсего. Ему нравился этот оборот. Было в нем что-то целебное, приводящее в чувство, как острый запах нашатыря.
Собрать коллант из людей, прошедших пробы, но по разным причинам не прижившихся на звездных трассах, оказалось довольно просто. Деньги решали вопрос за вопросом. Лука Шармаль произвел расчеты и счел затраты приемлемыми. Первого помпилианца отловили в баре на Снорре, спутнике Тренга, где он с методичностью алкоголика накачивался местными дистиллятами, вливая в себя порцию каждого по очереди. Авл Стабоний Асина, монтажник горного оборудования, успешно вышел в коллант — и запоздало оплакивал свою горькую судьбу. Обезрабливание повергло монтажника с ослиной фамилией в черную тоску, от которой Стабоний, страдавший депрессиями, знал испытанное средство. Прозрачный намек, что его клеймо еще может пригодиться, произвел поразительный эффект. Помпилианец буквально прилип к собутыльнику, воплощению надежды — словно клеймо Стабония уже заработало вновь, только в реверсном режиме.