Присутствие в кафе помпилианских агентов осложняло принятие решения. Фриш совершил ошибку, вступив с ними в разговор. Но он выиграл в другом: теперь Гиль Фриш знал, кто расположился за соседним столиком. Помпилианцы в свою очередь даже не подозревали, что их с гематром интересует один и тот же объект. Вероятность — девяносто один процент. Это давало Фришу преимущество. Начни он действовать, не зная, кто эти двое — вероятность раскрыть себя вырастала до восьмидесяти девяти с половиной процентов.
В наушнике звенела и скрежетала сталь. Сферу Фриш на всякий случай отключил, не желая рисковать. Как долго продлится схватка? Не будь здесь помпилианцев, Фриш, пожалуй, решился бы на прямое вмешательство. В кармане лежал плоский и удобный парализатор «Нокаут» — второе гражданское значение, спецразрешения не требуется. Но встать и поспешить к зданию университета на глазах у Великой Помпилии он не мог.
Обходной маневр? Нет, обход займет слишком много времени.
— Сколько мы будем тут куковать? — с раздражением осведомился Крисп, прикончив кофе-лонг. — Может, заглянем в зал?
Фриш принял решение.
— Могу вас проводить. Я знаю, где вход.
Похоже, Эрлия была не в восторге от самозваного сопровождающего. Но Фриш щелкнул пальцами, подзывая бармена: «Счет, пожалуйста!» — и закрыл тему.
— Мой сын поступает в здешний университет, — ответил он на незаданный вопрос. — Я хочу знать, в каких условиях ему предстоит учиться и заниматься спортом.
Если позднее, подумал гематр, агенты захотят проверить мои слова — их подтвердят семеро сотрудников университета, включая профессора кафедры этнографии.
Вознаградив бармена щедрыми чаевыми, Фриш первым двинулся к темной громаде здания — как и положено человеку, знающему дорогу. Это позволило ему задать темп. Излишне спешить было нельзя; Фриш выбрал скорость ходьбы на одиннадцать процентов ниже той, что могла бы вызвать подозрения. В левом ухе лязгали клинки, будто силясь пронзить барабанную перепонку. Образ? Художественный образ? Банкир Шармаль увлекается подобной терапией.
— Я говорил вам, дон Диего, — лязг сменился репликой наемного убийцы. — Мои уроки дорого стоят…
Вряд ли убийца обращался к мертвецу. Сеньор Пераль ранен? Гилю Фришу захотелось ускорить шаги. Понадобилось сознательное усилие, чтобы не дать походке выбиться из ритма.
— Почему?
По хрипу Диего было ясно: дела эскалонца обстоят плохо. Сколько он продержится? Мар Фриш с помпилианцами доберутся до зала через восемь минут сорок семь секунд. Гематру не требовалось смотреть на часы: выходя из кафе, он включил в мозгу «таймер». Погрешность — плюс-минус пятнадцать секунд, в зависимости от поведения вахтера.
— Почему я не убил вас там, во дворике? Я хотел посмотреть на красивую схватку…
Даже обычный следователь — не-гематр — на месте Гиля Фриша легко сопоставил бы слова убийцы со смутно знакомым голосом и сделал единственно возможный вывод. На Хиззац прибыл человек, который руководил в Эскалоне головорезами, напавшими на сеньора Пераля. Фриш не сомневался, что легко сумеет установить его личность. Но в данный момент это не имело никакого значения. Значение имело только время.
Они поднялись по ступеням, и Фриш коснулся сенсора переговорного устройства. На поздних посетителей уставился объектив громоздкой камеры наблюдения — давно устаревшая, дешевая модель.
— Тоже в спортзал? — в голосе вахтера, озвученном акустикой, слышалась насмешка. — Здоровый образ жизни?
— Да, в спортзал! — взъерепенился Крисп. — Какое ваше дело?!
— У вас там попойка? — издевался вахтер. — Оргия?
— Нет, — сухо ответил Фриш.
Вопрос вахтера подтвердил его предварительные наблюдения: камеры слежения в фехтовальном зале отсутствовали.
— Ходят на ночь глядя, — проворчал вахтер. — Ладно уж…
Дверь с громким щелчком открылась.
— Спасибо, — улыбнулась в объектив Эрлия.
В сумрачном вестибюле под потолком едва теплились желтые «контрольки». Широкая лестница вела на верхние этажи. Рядом располагались двери четырех лифтов.
До цели оставалось пять минут тридцать две секунды.
Желая занять ум, взбудораженный химией организма, Фриш на ходу просчитывал варианты развития событий. Учитывались два приоритета: не выдать себя — и помочь Диего Пералю, если тот будет еще жив. Гиль Фриш так и не смог решить, какой из приоритетов доминантен. Поручение Луки Шармаля давало на этот вопрос однозначный ответ, но такой ответ не устраивал Гиля Фриша.
— Надеетесь, поможет? — спросил убийца в наушнике. — Спасет?!
Диего Пераль был жив.
— Надеюсь, — мысленно ответил убийце Гиль Фриш.
Зал превратился в филиал ада. Хвала строителям, ставившим здесь звукоизоляцию — когда б не их талант, весь корпус от фундамента до чердаков уже содрогался бы от грохота. Два дьявола схватились за власть над кусочком пекла. В мелькании тел и стали не читалось ничего разумного, а главное, людского — визг, вихрь, жажда крови. Контрапунктом буре и натиску вторили лязг, скрежет, хриплые, почти бессвязные выкрики. Кинжал трудился слугой двух господ, поспевая за дагой, требовавшей невозможного, и шпагой, творившей невозможное. Рапира колола, как сапожное шило, сшивая дратвой съежившееся пространство; рубила топором мясника, резала бритвой в руках маньяка.
Иногда, в секунды просветления, а может, безумия, Диего казалось, что рапира удлиняется, впитывая его бешенство. Вырастает на пядь, продлевая укол, размазывается струйкой мушиного роя, пронизывая оборону дона Фернана. В такие моменты Пераль окончательно терял рассудок — плоть продолжала бой, а сознание взлетало к небесам воздушным шариком, наполненное чужим дыханием.
…протезы. Биопротезы вместо рук.
Мальчик кричит. Рот распялен в беззвучном вопле. Рядом, большей частью выехав за границы воздушного шарика, виден какой-то механизм. Станок? Вертятся шестерни, окрашенные багрянцем. Перемалывают кости, кожу, мясо. Кто-то накладывает мальчику жгут: торопится, иначе ребенок истечет кровью. Калека, калека, безрукий калека…
Медицинский бокс. Нет, это не Эскалона. Это далеко, там, где даже время летит вскачь, далеко обогнав медлительные эпохи Террафимы. Врачи Ойкумены отрабатывают свой гонорар. Они трудятся над мальчиком, у которого теперь есть руки. Две прекрасные руки, их не отличить от настоящих, если ты не дипломированный биопротезист. Чуть сильнее, чуточку быстрее, самую малость крепче натуральных — в рамках допустимого, так, чтобы не выйти за пределы естественного, создав мальчику уйму проблем в будущем.
Мальчик берет стакан с водой. Мальчик завязывает шнурки. Мальчик карабкается на дерево. Управляет аэромобом, мечет нож, ласкает собаку.
Мальчик берет шпагу.
— Протезы…
В глотке клокотало. Слова храпели, брызгали пеной, будто загнанная лошадь.
— Твои руки, твои сильные руки…
На краткий миг дон Фернан замешкался. Этого хватило: кинжал полоснул его по ребрам. Вряд ли рана была опасна, но Диего как живой воды хлебнул. На маэстро уже висело не менее полусотни фунтов лишнего веса. Нейтрализатор, будь он проклят — будь он благословен! — с бесстрастностью гематра фиксировал все достижения гранда Эскалоны. К счастью, общая тяжесть «отметин» распределялась равномерно, позволяя сохранять баланс тела и скорость перемещений. Хуже обстояло с лёгкими: Диего начал задыхаться.
— Гори в аду!
Исчезли входы в меру и выходы из меры. Сгинули позиции. Прахом пошли выпады и отскоки. Осенними листьями осыпались кварты и терцы, финты и ангаже. Что осталось? Один сатана знает, что осталось, знает, да не скажет. Рапира удлинилась на целую ладонь ярости. Сталь напилась бы крови, ярость пила иное.
…медицинский бокс.
Это Эскалона. Центр неврологии в ларгитасском квартале.
— …выраженные общемозговые нарушения. Угнетение сознания, грубый очаговый неврологический дефицит…
— Доктор, говорите так, чтобы я вас понял.
— Ваш отец очень плох.
— Сколько времени вы ему даете?
— Трудно сказать. В любом случае, мало.
Клинок рапиры содрогнулся от мощного удара.
— Маркиз де Кастельбро… Твоего отца хватил удар?
Второй удар, мощнее первого. Удары перекликались через колоссальное пространство: те, что пытались достать Диего Пераля, и тот, что отправил к праотцам старого маркиза, любителя бить палками дерзких поэтов.
— Ты бросил отца умирать? Ты полетел ко мне, да?!
— Ты…
Откуда, спрашивали глаза графа. Откуда тебе это известно?! Во взгляде дона Фернана осталось мало человеческого: смерть, страх и вопрос, на который у Диего не было ответа.
— Диего! — крикнули от двери. — Я здесь!
И лязг клинка, выхваченного из оружейной стойки.
К чести графа, он не промедлил ни мгновенья. Взлетев, дага кувыркнулась в воздухе — и опустилась лезвием в ладонь хозяина, чтобы вновь отправиться в полет. Поймав луч света, шустрая молния скользнула к входу в зал. Она еще не успела поразить цель, когда шпага дона Фернана, взломав защиту маэстро, вонзилась Диего в пах, чуть выше лобковой кости. Вернее, вонзилась бы, если бы не бдительность нейтрализатора. От тяжести, соответствующей смертельному ранению, Пераль-младший рухнул на колени, а там и лицом вниз. Живот прижало к покрытию так, словно маэстро, забыв обо всем, истово совокуплялся с землей.
Рапира выпала из руки, откатилась к тренажеру.
— Гори в аду…
После этих слов, в точности соответствующих пожеланию самого Диего, адресованному графу, дон Фернан ринулся вон из зала. Он не задержался, чтобы отключить нейтрализатор и добить беспомощного противника — на бегу подхватив чехол, нынешний глава рода Кастельбро мчался так, словно легион чертей гнался за ним по пятам.
Диего приподнял голову. От падения в черепе гудели колокола. Зрение сбоило, но быстро восстанавливалось. Возле двери, скорчившись в позе зародыша, лежал человек. Когда Диего сумел рассмотреть, кто это, он понял, что Фернан прав.