— Это не мы стареем. Это мир молодеет. Вместе с ним и наши проблемы.
Григорий Арсеньевич лишь цокнул языком и покачал головой. Ему было странно слышать подобные слова от друга.
Шаховский со своими тёмными кудрями и чисто выбритым лицом выглядел молодо. Если не заглядывать в магистрат, в его документы или в архив, то его можно было бы принять за молодого дуэлянта с боевой шпагой. Волосы он, правда, подкрашивал. Но это был один из маленьких секретов большого человека. В конце концов, что такое возраст для Архимагов, которые мог жить сотни лет, но редко доживали до старости?
— Ты, Гриш, не языком цокай, а ходи давай, — Василий ловко соскочил с подоконника, подошёл к креслу и сел напротив друга.
Между ними стояла шахматная доска, и партия, надо сказать, продолжалась уже несколько часов. Ни один, ни второй особенно не спешили. Григорий Арсеньевич уже давненько определился с ходом и затягивал его, чтобы выбить из колеи своего друга.
Он сделал едва заметный пас руками, и пешка двинулась на одну клетку вперёд.
— Полчаса прождал ради этого, — проворчал Шаховский и задумчиво всмотрелся в собственные фигуры.
Он сегодня, как и чаще всего, играл чёрными — этот цвет он особенно любил.
— Стало быть, — спокойно произнёс Григорий, — ты уверен, что это он?
— Ты проверил его магией и сделал его знатью, — отозвался Василий, не поднимая глаз от доски, — но спрашиваешь меня?
В его тоне не было злобы, претензий или вообще каких-либо сторонних эмоций. Он скорее констатировал факт. В зале, где Клинков признался Григорию, побывал не один аристократ. Некоторые, вопреки голосу разума, пытались врать. Ключевое слово — пытались. Секрет заключался вовсе не в самом зале или рунах, хотя они помогали, а в Григории. Он всегда хорошо разбирался в людях. Возможно, поэтому он сейчас сидел в княжеском троне.
Шаховский прогнал эти мысли куда подальше. Григорий подлил себе горячего чаю в чашку, причём сделал это не магией, а руками.
— Ты ведь знаешь, мне важно знать твоё мнение.
Вот опять, разве мог Шаховский после этих слов не высказаться? Впрочем, оба Архимага знали друг друга слишком хорошо. И оба знали, что Василий Шаховский всё равно сказал бы князю всё, что он думает. Прямо, без лжи и прикрас.
— Не может быть, чтобы это был не он, — отозвался Василий и съел пешку конём. — Я видел Клинкова живым, видел мёртвым… Фигурально выражаясь, конечно. А теперь, похоже, вижу воскресшим.
Шаховский откинулся на спинку кресла, закинул ногу на ногу и закурил. Григорий поморщился, но говорить ничего не стал. Он иногда прощал другу небольшие слабости.
— Аура? — коротко поинтересовался он.
— Почти, — выдохнул Шаховский. — Как бы это объяснить… Оттенок, запах, чувства. Хаос нельзя скрыть. Особенно такой. Малец слишком быстро растёт, так будто у него за плечами не пара лет, а пара эпох. Ну, это ты заметил и без меня.
— Уже Мастер, — подметил Григорий, вдохнув аромат чая. — Скоро Магистр. Ну, а оттуда — только вверх.
— Если не убьют, — без особой интонации или изменения в голосе добавил Шаховский. — Хаос — это чёрная метка для Церкви. Хотя так было не всегда…
Шаховский смотрел куда-то за плечо Григория, как будто вспоминал что-то из далёкого прошлого. Григорий подмечал подобные моменты. В такие времена Шаховский всегда казался не просто старше, но и мудрее. Григорий поставил чашку и взглянул в окно.
— Думаю, церковники тоже догадываются. Иначе не было бы этой… — Григорий ненадолго замолчал, подбирая правильное слово.
— Придури, — подсказал ему Шаховский.
— Да, — усмехнулся Григорий. — Придури с Троицкими. Это же надо догадаться!
— Хотя после такого провала они явно начнут искать виноватых.
Шаховский постучал пальцем по фарфору, от чего в комнате раздался звон. Григорий повернул голову и посмотрел на друга.
— Гриш, ты лучше меня знаешь, как устроена церковная разведка. Им не надо быть уверенными — достаточно подозревать. А уж если в их представлении воскрес Архимаг хаоса…
Шаховский многозначительно замолчал и продолжил намного позже:
— Пошлют кого угодно, несмотря на последствия. Даже своих.
— Не думал, что скажу это, — улыбнулся Григорий, поправляя плед. — Но, может, нам стоит ударить первыми?
Шаховский ненадолго задумался, а затем произнёс:
— Нет, бить пока рано. Здесь, в княжестве, мы можем прикрыть Клинкова, дать ему вырасти. Моргнуть не успеем, как он станет Магистром.
Шаховский почесал подбородок, поймал взгляд друга и продолжил.
— Рискованные у тебя инвестиции.
Григорий виновато развёл руками:
— Но если выгорит — мы получим фигуру, которая сможет изменить расстановку сил на доске.
— Это сейчас, — нахмурился Шаховский. — Он знает, что его преследуют, и знает, что мы ему нужны. Вопрос в другом: что мы будем с ним делать, когда он больше не будет нуждаться ни в нас, ни в Южноуральске?
Григорий прислушался к завыванию ветра за стеклом и произнёс:
— Сделаем так, чтобы он остался. Из любви к Южноуральской погоде.
— Ага, и к нашему чаю.
Два архимага рассмеялись.
Минуту спустя разговор вновь стал серьёзным. Григорий вытянул руку и приподнял фигуру с доски.
— Пешка, — сказал он. — Казалось бы, движется медленно, но на длинной дистанции меняет всё.
Шаховский усмехнулся:
— Какая уж из Архимага хаоса пешка? Скорее ферзь — резкий и хаотичный.
— Нам просто нужно дать ему дойти до конца доски.
Григорий двинул пешку на одно поле вперёд. Вопреки своим словам, он приносил пешку в жертву.
Несколько мгновений в комнате стояла тишина, только маятник часов отсчитывал время. Шаховский усмехнулся и забрал фигуру противника.
Через час чай остыл, солнце поднялось выше, и в комнате не было разноцветных бликов. Часы всё так же мерно бежали вперёд. Партия закончилась. В комнате стояла тишина.
В центре доски была лишь одна фигура — белый король.
Голос Григория Арсеньевича, архимага и князя Южноуральского, нарушил тишину. От него веяло холодной уверенностью:
— Пешке или ферзю всё равно никогда не стать королём.
Зал заседаний Церковного Совета Солнца в Кашкаринском княжестве.
Зал совещаний Совета Солнца в Кашкаринском княжестве был тих. Слишком тих. Каменные стены уходили вверх к высоким потолкам и были усеяны светящимися рунами. На потолке же красовался золотой орнамент, который должен был выглядеть тепло, но от него почему-то веяло монастырской кельей.
В воздухе чувствовалось напряжение. Здесь и сейчас, в тишине, каждое слово, произнесённое даже шёпотом, звучало как приговор.
За овальным столом сидели шестеро Верховных представителей Совета. У всех — светлая одежда, украшенная вышивкой и символами церкви, где круг с вписанным в него сияющим солнцем был обязательным знаком.
Во главе собрания сидел Старейшина, а по его правое плечо был Илларион Соснов. Он был молодым, амбициозным и резким — слишком прямым даже по меркам церкви. Его лицо не отображало ни одной эмоции, оно было холодным. Руки сцеплены в замок, он смотрел не на собравшихся, а прямо в центр стола, где из серебра и стекла был изготовлен символ света — сияющее солнце.
— Пригласите, — произнёс Старейшина старческим и слегка дрожащим голосом.
В двери ввели Станислава Троицкого вместе с двумя его людьми. Лица у всех троих были бледными, а в глазах читалась единственная эмоция — страх. Один из людей Троицких был весь замотан в бинты.
Станислав, хоть и потерял титул в Южноуральске, но держался как аристократ — прямая спина, надменный взгляд. Он слишком хорошо понимал, что сейчас на весах лежала не честь, а выживание.
— Господа, — произнёс он ровным голосом, — мы пришли с повинной.
На лице Иллариона не отразилось ни одной эмоции, как и у остального Совета.
— Повинное, — вновь прозвучал глухой старческий голос Старейшины, — это когда ты каешься сам. А вас привели, и вы пришли объясняться.
Станислав выдержал холодные слова и леденящий душу взгляд.
— Нас подтолкнули к решению. Мы знали, что род Клинковых связан с хаосом и опасались, что он может стать угрозой.
— Хаос — угроза всегда, — холодно сказал Старейшина. — Нам не нужны трактовки.
— Дело в Максиме Клинкове, — попытался объясниться Станислав. — Он не просто маг. Он чересчур силён. Если вы позволите…
— Мы знаем, кто он, — оборвал Станислава Старейшина. — Или, вернее, кем он может быть.
Старейшина перевёл взгляд на Иллариона. Илларион медленно поднялся на ноги.
— Максим Клинков, — сказал он, выговаривая имя с омерзением, — погибший больше трёхсот лет назад Архимаг, еретик и изгой. Один из тех, кто пошёл войной против Света.
Он подошёл ближе к Станиславу, не скрывая презрения:
— А вы решили, что можете устранить его сами? Без приказа, без поддержки, без благословения?
Станислав не выдержал напора слов и отвёл взгляд, молча.
— Ваши действия, — продолжил Илларион, — провалились. Вы не только не устранили Клинкова, но ещё и утратили влияние, имущество, привели к гибели бойцов и подставили Церковь под прямое наблюдение князя Демидова.
— Мы пытались… — заговорил забинтованный сопровождающий из Троицких.
— Вы самонадеянные идиоты! — рявкнул Илларион. — И если бы не решение Совета, вы уже были бы очищены Светом.
В зале на короткий миг повисла тишина.
— Однако, — вмешался Старейшина, — вы не бесполезны. Пока. В Южноуральском княжестве вы больше не появитесь ни под каким предлогом. Вам предстоит отправиться в Выкречь, на границу империи, и восстановить там порядок Солнца. В последний год там возникли… некоторые проблемы. Особенно с самодеятельностью жрецов на местах.
Эти слова прозвучали как усмешка.
Станислав кивнул. Было сложно сказать, что он чувствовал — злость, раздражение, ненависть или горечь. Но главное было не то, что он потерял, а то, что сохранил — жизнь.
— А что с Клинковым? — тихо спросил кто-то из Совета.