— В следующий раз, когда сбежишь, я найду тебе милую, уютную комнатку в тюрьме. Может клетка подойдёт лучше.
Сорроу поджала губы, а затем бросила чашку с недопитым кофе вампиру в голову.
— Иди на хер, Веном. — Увернувшись от снаряда с быстротой рептилии, вампир зашипел, когда чашка разбилась о стену и разлетелась на мелкие куски, а кофе расплескался, оставляя пятна на модном костюме. И в тот момент из вампира исчезло всё человеческое, оставив лишь хищника на охоте. Хонор навела на Венома пистолет, пока он ещё не успел подняться. Чтобы избежать удара чашкой, ему пришлось присесть.
— Хватит, — произнесла охотница, обращаясь и к девушке, и к вампиру. — Сорроу, уберись. Веном — прочь. — Вампир, пряди чёрных волос которого падали на, шокирующе красивое в своей жуткой непохожести, лицо, ухмыльнулся.
— Игрушечный пистолет тебе не поможет. — Внезапно он оказался перед Хонор, обхватив длинными пальцами грудную клетку, хотя она даже не заметила, как он двинулся. Это перебор. Она нажала на курок. Звук был оглушительным в замкнутом пространстве, а крик Сорроу отдавался гулким эхом.
Веном упал, схватившись за бедро. Засунув пистолет в кобуру, Хонор снова взяла свой кофе, удивляясь собственному спокойствию.
— Никаких прикосновений. Никогда. — Вампир поморщился, сел, опираясь спиной на стену, и зажал рукой рану на бедре, откуда с бешеной скоростью текла кровь.
— Мать твою, ты знаешь, сколько стоит этот костюм?
Сорроу, стоящая у другого конца островка, с раскрасневшимися щеками, опёрлась об раковину.
— Я хочу научиться такому же, — произнесла она, таращась на Хонор. — Чтобы защитить себя.
Вампир, рана которого уже начала затягиваться, фыркнул.
— Я слышал, котёнок, что сегодня ты отлично себя защитила. — Сорроу тоже фыркнула. — Знаешь, тебе стоило оторвать его бубенцы перед тем, как убивать, — размышлял Веном. — Было бы чертовски больно.
Губы Хонор дёрнулись.
— Прекрасный совет.
Поставив чашку с кофе, Хонор наблюдала, как Сорроу убирает устроенный беспорядок. Вампирша гневно зыркнула на Венома, когда тот поднял осколок и подал ей.
— Это случилось подсознательно. — Через какое-то время произнесла молодая женщина. — Я не знаю, как это сделала — я просто глупый ребёнок, предоставленный самой себе.
Ни одна женщина не должна чувствовать себя беспомощной. Эта мысль пришла откуда-то из глубины.
— Я научу тебя, — сказала Хонор, и это решение не требовало раздумий. Веном выпрямился, хотя по-прежнему сжимал рану на ноге.
— Уверена, что хочешь потратить на это время? Сорроу, возможно, и ненадолго жива. — Выбросив осколки, которые собрала, в мусорное ведро, Сорроу бросила на Венома взгляд, который был по-своему жутким, тонкая зелёная линия засветилась вокруг тёмно-карих радужек глаз.
— Когда-нибудь, — сказала она голосом безмятежным, как высокогорное озеро, — я сверну тебе шею. А затем ножовкой не торопясь отпилю голову. — От улыбки, у Венома сморщились щёки.
— Я знал, что это в тебе есть, котёнок.
Дмитрий разобрался с ситуацией с Эрнандесом и вернулся в своё кабинет к моменту, когда Хонор загнала «Феррари» в гараж Башни.
Наблюдая, как она входит в кабинет, неся за собой интригующую, женскую силу, он не мог представить искалеченную ужасом девушку, которую впервые встретил. И всё же ужас жил внутри неё — Дмитрий чувствовал его уродство в воздухе, когда провёл большим пальцем по её коже утром.
— Сорроу?
— Дела лучше, чем я ожидала. — Проницательный взгляд. — Веном очень умён.
— Он не без причины один из Семёрки. — Разложив на столе несколько цветных фото, он жестом подозвал Хонор к себе. — Я только что получил электронное письмо от человека, которого послал исследовать хижину Томми. — Фотографии говорили сами за себя.
Тело Хонор коснулось его, когда она подошла и встала рядом. Он задумался, осмелилась бы она оставаться так близко, знай, сколько сил ему потребовалось, чтобы не наклонить голову и не поцеловать нежную кожу её шеи. У Хонор вкус соли и полевых цветов, смешанный с женственностью, которая пела песню дикому мужчине, скрывающемуся под цивилизованной внешностью.
— Напавший, — сказала она, сосредоточив внимание на фотографии головы Томми, прибитой гвоздями, как охотничий трофей, к входной двери, — действительно хотел заткнуть ему рот.
— Буквально. — Удовлетворившись мыслью, что она будет принадлежать ему, он отвёл взгляд от уязвимой кожи и ткнул пальцем в фото.
— Они отрезали ему язык. — Хонор слегка прижалась к нему, когда собралась поднять другую фотографию. — Там кровавая баня. — Сплетать вокруг неё завиток греха, насыщенный, как бренди, и такой же пьянящий, было для него так же естественно, как дышать.
— Там команда, которая изучает место.
— Дмитрий. — Хриплое осуждение, но без гнева. — Я буду готова…
— Ты устала. — Он заметил чёрные круги у неё под глазами и бледность кожи, но почувствовал лёд безжалостного гнева. — Если бы сегодня ты столкнулась с одним из них, снова бы стала их кровным питомцем. — На её скулах выступили румянец.
— Ты можешь приказывать своим людям, но даже не пытайся поступать так со мной. — Некоторым мужчинам нравились женщины, которые могли подчиняться; другим — женщины, которые сопротивлялись. Но у Дмитрия не было предпочтений, иначе пришлось бы ухаживать за женщиной, а не просто пережить мимолётную сексуальную связь. Но всё же, когда дело касалось Хонор, он хотел раздеть её догола в нескольких смыслах, разгадать тайну того, кто она для него.
— Один телефонный звонок, — пробормотал он, задержав взгляд на полных изгибах её рта в сознательной провокации, — и Сара сочтёт тебя непригодной для службы. — Она поджала губы.
— Ты думаешь, это меня остановит?
— Нет. Но то, что ты понятия не имеешь о местонахождении хижины Томми, поможет. — Его губы изогнулись, когда он заметил в глазах расчёт. У Хонор такое выразительное лицо, что она никогда не смогла бы ничего скрыть от человека, который знал, как её читать. — Не проси Вивека найти его, если не хочешь, чтобы он стал постоянным гостем Башни.
— Теперь угрозы, Дмитрий? — Его имя было произнесено с таким совершенным акцентом, что казалось лаской.
— Ты же знаешь, что я не из хороших, — сказал он, желая услышать этот голос в постели, в тёплой тишине наполненной удовольствиями ночи. — Иди домой. Поспи. Веди себя хорошо, — он подался ближе, чтобы их дыхание смешалось, так, будто хотел поцеловать её, — и я разрешу тебе прилететь на вертолёте завтра утром.
— Если твой рассказ про Исис не чушь собачья, — сказала Хонор, и её голос вибрировал от силы эмоций, — тогда ты точно знаешь, что я сейчас чувствую.
Ответ Дмитрия был безжалостен.
— А если ублюдки ускользнут из-за твоей слабости, сожаление принесёт больше боли, чем любая рана. — Скрестив руки на груди, Хонор подошла к окну.
— Тебе нужно спать? — разумный вопрос.
— Нет, — ответил он, подходя и останавливаясь весь такой опасный, мускулистый, неподвижный, позади неё. — Но я не смертный. — В его голосе не было эмоций.
«Исис, — подумала Хонор, — поступала с Дмитрием гораздо худшее, чем сделала из него свою пищу и секс-раба».
— Я пришла сказать, — произнесла она, чувствуя глубокий, неумолимый гнев, который не имел ничего общего с их спором, а связан с давно умершим ангелом, — что я прочитала татуировку, пока ехала из дома Сорроу. — Повернувшись, она посмотрела в чувственное лицо, которое преследовало её с тех пор, как она впервые увидела Дмитрия, и поняла, что нет никакого способа защитить его от этого. Почему она чувствовала отчаянную потребность попробовать, пока попытки не превратились в разрывающую агонию внутри, она не знала. — Там написано: «В память об Исис. Дар благодати. Месть за Исис. Ярость крови». Кто-то хочет отомстить за смерть чудовища.
Хонор не поднялась к себе в квартиру, когда приехала домой. Эмоции — гнев, боль, раздражение, странное, пронзительное отчаяние и желание, которое, казалось, становилось всё сильнее — калейдоскопом разбитых осколков били по системе. Поняв, что Эшвини, возможно, ещё в городе, она постучала в дверь другой охотницы и оказалась приглашённой на мороженое и кино.
— Хепберн, — сказала Эшвини, кладя в рот мятное мороженое с шоколадной крошкой, и она угрожала до смерти забить Хонор ложкой, если та хотя бы посмотрит в сторону этого мороженого.
— Классика. — Разочарование бурлило внутри из-за ожидания продолжения охоты, но, хотя это и раздражало, Дмитрий прав. Мышцы ныли от усталости, а разум затуманился после нескольких ночей с кошмарами. Поэтому Хонор порылась в холодильнике Эш в поисках мороженого с орехом пекан, и, оставив ботинки у двери, развалилась в смехотворно удобном старом кресле.
— Мы уже видели этот фильм.
— Мне он нравится.
— Почему ты в пижаме? — Охотница была одета в старую серую футболку и пару выцветших флисовых штанов с танцующими овцами на них. — Сейчас два часа дня.
— У меня отгул. — Дальше они молчали, и раздавались лишь звуки поедания мороженого и остроумные реплики с экрана. Многих людей удивило бы, насколько спокойным может быть общение с Эшвини. Большинство никогда не видело Эш без колючей эмоциональной брони, под которую Хонор залезла в момент, когда они встретились в баре Гильдии в Кот-д'Ивуаре, и не понимало, что она одна из самых отзывчивых людей, которых Хонор доводилось встречать. Недостатки и шрамы не пугали.
— Ты не поверишь, что Жанвьер вытворил на этот раз, — сказал Эш, зачерпнув ещё мороженого.
— Всё не так уж плохо, раз ты не пригласила меня на его похороны. — У Эшвини и двухсотлетнего вампира были сложные отношения.
Подойдя к боковому столику, Эшвини подняла и передала Хонор маленькую коробочку, в которой лежал потрясающий сапфировый кулон квадратной огранки, в платиновой оправе, немного зазубренной, немного смещённой от центра… Будто тот, кто заказал его, знал, что что-то слишком плавное, гладкое и совершенное не подошло бы Эш.