Ничего не говоря, он присел на корточки, поднял камешек и покатал его между пальцами. Вода была прозрачной, воздух свежим и пропитанным ароматом сотен тысяч листьев, над ручьём не было деревьев, и с обжигающе голубого неба лился яркий свет. Прекрасное место, в котором происходило самое невыразимое насилие.
— Исис, — начал он, обращаясь к воспоминаниям, которые запылились с возрастом, — привыкла к тому, что её обожали, считали одной из самых изысканных женщин в мире.
И это не ложь — кожа цвета нежнейшего крема, волосы оттенка сияющего золота и глаза — чарующей бронзы. Исис воплотила в себе представления смертных об ангельской расе. Мужчины и женщины жаждали увидеть её, когда она остановилась в его деревне. Гораздо позже Дмитрий понял, что это было хорошо спланированным путешествием, в желании отомстить Рафаэлю.
«— Ты знаешь о моем преступлении, Дмитрий? — голос Рафаэля, эхом отдавался в холодном каменном зале под башней. — Кто-то подслушал, как я сказал, что предпочёл бы змею, а не Исис в постели».
Тщеславная и жестоко умная, Исис не удовлетворилась бы просто захватить и пытать Рафаэля за мимолётное замечание. Нет, она намеревалась развратить смертных друзей Рафаэля, пока те не присоединятся к ней, желая навредить архангелу; она выбрала Дмитрия, потому что дружба архангела с его семьёй насчитывает несколько поколений. Потом она увидела Дмитрия.
— Сначала она восприняла мой вежливый отказ от её предложения, как шутку. Думала, что я играю и хочу, чтобы за мной ухаживали. — Он бросил камешек, но остался сидеть на корточках. — Её позабавило и обрадовало, что я так горд. Экзотическое мясо, драгоценные специи, гобелены, каких никогда не видели в моей маленькой деревне, прибывали день за днём.
Глава 18
Пока он говорил, Хонор преодолела расстояние между ними и встала ближе, его плечо касалось её ноги.
— Я отправил дары обратно, но она не обиделась. — Исис верила, что он хотел большего, считала себя достойной большего. — Слитки чистого золота, мечи, украшенные драгоценными камнями, целый каскад сокровищ, которыми мог бы гордиться дракон, начали падать на простой порог дома, где я обрабатывал землю.
«— Дмитрий, я даже не представляла таких драгоценностей. — Он поднял взгляд и увидел неприкрытый страх в этих знакомых тёмно-карих глазах.
— Ингрид, ты моя жена, а не Исис. — Из-за гнева от того, что она усомнилась в нём, его тон стал резче.
— Знаю, ты не нарушишь брачные обеты, муж. — Дрожащими руками подтыкаю одеяло ребёнку. — Но я боюсь того, что этот ангел сделает, чтобы завладеть тобой».
Он отмахнулся от беспокойства Ингрид, потому что, в конце концов, он простой фермер.
— Я думал, что она устанет от моих отказов и исчезнет. — Он был глупцом, невинным в том смысле, в каком сейчас не мог себе позволить. — Но, как и Микаэла, — сказал он, назвав имя архангела, которого большинство людей сегодня считают самой красивой женщиной в мире, — Исис привыкла получать всё, чего хотела.
Её вампиры забрали его, когда он возвращался домой после похода по рынкам, конфета для Миши была надёжно спрятана в одном кармане, красивая лента для жены — в другом. Для малышки же он купил кусочек ароматизированного дерева, из которого можно сделать погремушку. Он видел, как приближаются создания Исис, у ему хватило времени дать Мише конфету, погладить по щеке спящую дочь и поцеловать на прощание свою красивую, сильную жену. Дмитрий никогда не забудет слова, которые жена сказала в тот день, и любовь, которой окутала его. Хотя знала, что скоро он окажется в постели с другой женщиной, предав клятвы, которые дал ей одним ярким весенним утром на рубеже времён года, перед рождением Миши.
«— Ты простишь меня, Ингрид? За то, что я должен сделать?
— Ты ведёшь битву. — Она положила руку ему на щеку. — Ты делаешь это, чтобы защитить нас. Здесь нечего прощать».
— Если бы я согласился с самого начала, — произнёс он сейчас, проглатывая гнев и тоску, которые никогда не утихали, — думаю, Исис использовала бы меня, а затем отвергла. Я мог бы вернуться домой. — К единственной женщине, которую любил, к сыну, к дочери. — Но поскольку я ясно дал понять, что не хочу её, она играла со мной, как кошка с мышью. — Сначала Исис затащила его в постель, безумно довольная осознанием того, что он не мог отказать.
«— Какие у тебя красивые дети, Дмитрий. Такие маленькие… так легко их сломать».
Позже, после того, как насытилась, его утащили в холодные, покрытые плесенью недра огромного замка, где Обратила с методичной заботой. Только после того, как Обращение завершилось, его тело окрепло и стало способнее переносить повреждения, его раздели догола и приковали цепями в положении распростёртого орла, выставив напоказ каждую деталь.
— Она начала с хлыста с металлическим наконечником, острым как бритва
— Хватит, Дмитрий. — В его волосы вцепилась рука. — Я не могу этого вынести. — Он услышал слёзы и был поражён. Хонор почти разрушили в той адской дыре, в которой держали два бесконечных месяца, но, согласно её записям в психиатрической клинике, она ни разу не плакала за все месяцы, проведённые в больнице. Ни разу. Её врачи были очень обеспокоены, что она держит в себе эмоции и может взорваться. Но когда она опустилась перед ним на колени на камни и обхватила ладонями его лицо так, как он не позволял ни одной женщине почти тысячу лет, её глаза наполнились влагой.
Протянув руку, он проследил дорожку одной слезинки по её щеке, вниз к подбородку, где поймал капельку и поднёс ко рту. Солёная слеза была странной и незнакомой. Дмитрий не плакал. Больше, после того дня, когда сломал шею своему сыну, ни разу.
— В моё время, — сказал он, — многие верили в ведьм. Ты ведьма, Хонор, и заставляешь меня многое рассказывать?
Заставляла его вскрывать раны, которые оставались надёжно затянутыми так долго, что большую часть времени удавалось забыть об их существовании.
Она продолжала обнимать его лицо нежными руками и потянула вниз, пока их лбы не соприкоснулись.
— Я не ведьма, Дмитрий. Будь это так, знала бы, как тебя вылечить. — Такие странные слова, хотя именно она сломлена. Возможно, ему следовало бы разозлиться на высокомерие Хонор, но его эмоции по отношению к этой охотнице были не так просты.
— Расскажи, — приказал он. Опустив руки, она поднялась и подошла к самому краю ручья, вода целовала её сапоги, спускаясь по небольшому склону и углубляясь в лес.
Он тоже поднялся и встал рядом. Хонор потребовалось много времени, чтобы начать говорить, но её слова вернули его во времена, когда он жил только ради клинка. Он научился сражаться на стороне Рафаэля, простой земледелец стал тем, кто знал только тёмную ласку смерти. Ничто иное не могло погасить ярость внутри, ни на десятилетия, ни на столетия. Единственная милость его Обратили во времена кровавых битв между бессмертными, и меч никогда не испытывал недостатка в пище — те времена давно минули, но Дмитрий не растерял смертоносные навыки.
— Был один человек, — начала Хонор, глядя на воду, но, не видя весенне-зелёного леса, пронизанного золотым светом. — Главный. — С завязанными глазами, она могла лишь чувствовать сосновый аромат его лосьона после бритья… и уродливость его присутствия. — Он дразнил меня возможностью, что я смогу убедить отпустить меня. — Вместо того чтобы заткнуться, она приняла решение продолжать говорить, потому что голос единственное её оружие. — Когда он уходил в первый день, ударил меня так сильно, что зазвенело в ушах. — Она была ошеломлена неожиданным ударом, внутренняя сторона щеки кровоточила, заливая рот. — Я не видела его, возможно, день. — Она провела этот день голой на бетонном полу и привязанной к металлическому кольцу, вделанному в бетон. Разъярённая решимостью, она пыталась освободить хотя бы одну руку, даже сделала сознательный выбор попытаться сломать запястье. Но путы были слишком тугими и хорошо сконструированными. — В следующий раз он извинился, ослабил натяжение цепей после того, как снова подвесил меня; и принёс что-то выпить. — Она с сосредоточенной жадностью проглотила жидкость, понимая, что понадобятся все преимущества, если собирается пережить это. — Он хотел подготовить меня к моменту, когда я начну быть благодарным ему за то, что он позволил мне жить.
Но Хонор прошла обязательный и строгий курс психологического давления в Гильдии, и была подготовлена к тому, что может оказаться заложницей. Но даже этого не хватило, учитывая продолжительность её заточения, но она выросла в тридцати разных приёмных семьях. Некоторые были хорошие; большинство пригодны для жизни; другие ужасны. И этот опыт научил её одному — всегда искать истинное лицо человека.
— Я не знаю, сколько дней он придерживался такого курса. Я довольно быстро потеряла чувство времени. — Поскольку в её тюрьму можно было попасть только по внутренней лестнице, она даже не могла рассчитывать на вспышку солнца, когда дверь открывалась, чтобы сориентироваться. — Я пыталась подыграть, но он понял, что я манипулирую. — Хонор заставила себя рассказать Дмитрию остальное. Она впервые поведала об испытании кому-то, а то, что это был Дмитрий… но, возможно, лишь он и будет знать. — Он питался от меня, из горла. А рукой… касался меня. — В отвратительной пародии на ласки, нежность его прикосновения делает это не меньшим насилием. — Потом он прошептал о знании, что был моим первым. — Это тоже правда. Она всегда испытывала отвращение к тому, чтобы позволять кому-либо питаться от неё. Это была не просто неприязнь, а глубокое, тошнотворное отвращение к акту, необъяснимое по своей силе. — Думаю, именно поэтому он выбрал меня.
— Планирование, — сказал Дмитрий ледяным голосом, — и терпение, довести дело до конца. Сложи это со знанием аппетитов Валерии, Томми и других, а значит, мы ищем сильного вампира, как минимум трёхсотлетнего. Любому, кто моложе, было бы трудно завоевать доверие.
— Да. — Его прагматичная манера облегчала задачу, заставляла чувствовать себя охотником, а не жертвой. — У меня сложилось такое впечатление от его речи… по большей части он говорил современно, но иногда использовал старомодные слова или формулировки.