От чая Ахун не отказался и принял из рук хозяина пиалу.
Разговор начался было о погоде, но скоро прервался.
Ахун отхлебывал чай маленькими глотками, посапывал и исподлобья разглядывал Масуда.
Когда старик покончил с пиалой, Масуд почувствовал, что он здесь лишний, распрощался и вышел.
После того как стихли его шаги, Ахун поинтересовался:
– Кто это?
– Местный житель, хороший человек и мой давний знакомый. Мы когда-то работали вместе в отеле «Дербент»
полотерами. А что?
– Ничего. Я к тебе по делу.
– Я так и подумал.
– Беда случилась, – проговорил Ахун упавшим голосом.
Наруз Ахмед насторожился:
– Какая беда, с кем?
– С тобой и со мной, – ответил Ахун. Он достал из-за пояса кубышку с насом, повертел ее в руках и сунул обратно.
– Ну, ну… Говорите… Что же вы? – подтолкнул его обеспокоенный Наруз.
– Сейчас. Сейчас, сын мой. Если бы ты знал только, как мне тяжело говорить об этом, как больно моему старому сердцу, как тягостно на душе. Все случилось какой-нибудь час назад, а я, кажется, постарел на добрый десяток лет. –
Ахун сделал глубокий вздох, часто заморгал глазами и начал щипать свою бороду.
– Пока ничего не понимаю…
– А я ничего еще и не сказал, – строго заметил Ахун, – И
ты не торопи меня! – Он нахмурился, выждал немного и продолжал: – Сегодня вечером ко мне пришел незнакомый иранец. Он сказал, что меня зовет какой-то знатный господин, и велел торопиться. Мы сели в машину и поехали.
Остановились возле особняка на улице Лалезар. – Старик закашлялся и потянулся к пиале.
Название улицы привело в смятение Наруза Ахмеда. Он хотел было задать вопрос, но сдержался и промолчал.
– Слушай дальше, – продолжал Ахун. – Иранец провел меня в богатый дом, и там встретил нас хозяин, такой же больной, как ты сейчас.
– Кто же он? – перебил его Наруз Ахмед.
– Богатый иностранец.
– Каков из себя?
– Хм… Разве это важно? Ну, как сказать… Пожилой, лет под шестьдесят. Светлый. Волосы гладкие, прилизанные. Ростом, пожалуй, с тебя. Хорошо одет. Свободно говорит по-нашему.
«Он… он…» – мелькнуло в голове Наруза Ахмеда и он поторопил рассказчика:
– Ну, ну… Говорите дальше.
Ахун продолжал:
– Этот иностранец знает кое-что обо мне и о твоем отце.
Он познакомился с Ахмедбеком еще в Бухаре. Встречался с ним в Афганистане. Ахмедбек показывал ему свой клинок и рассказал тайну клинка.
– Быть не может! Что за ерунда! – воскликнул Наруз
Ахмед, изменившись в лице.
Ахун покачал головой:
– Я сам вначале не поверил, но это так.
– Чушь! Отец ничего не говорил мне об этом иностранце. Он говорил о вас.
– Не знаю, не знаю, – пробормотал Ахун. – Я передаю тебе то, что я слышал. Оказывается, на этом свете нет ничего невозможного.
– Не могу поверить, чтобы отец… А зачем вас позвал иностранец?
– Я долго не мог догадаться, а потом он объяснил. Он рассказал мне все и спросил, могу ли я подтвердить, что в клинке таится важный секрет.
– И что же сказали вы?
– Я сказал, что Ахмедбека знал, что видел в его доме клинок, но ни о какой тайне никогда ничего не слышал. Он рассмеялся и говорит: «Я не верю вам. Но если вы забыли тайну, то я могу напомнить вам о ней». Иностранец вышел из комнаты и вернулся с клинком в руках. В глазах у меня помутилось. Это был клинок твоего отца, подаренный ему эмиром. Ошибиться я не мог… Иностранец спросил, подавая мне клинок: «Это он?» Я преодолел волнение, охватившее меня, и твердо сказал, что это не тот клинок. «Не тот?» удивленно спросил он. Я повторил, что не тот. Он обнажил клинок, положил его на стол, склонился над ним и произнес: «А может быть, вы ошибаетесь? Смотрите сюда!» – А у меня дрожали руки и ноги. – «Видите вот эти узоры, черепа и цифры? Ведь суть-то в них. Неужели я спутал? Не может быть на свете второго такого же клинка!»
Я сделал вид, будто не понимаю, и повторил, что ни разу не видел этого клинка.
– Вы не спросили, откуда у иностранца клинок?
– Спросил. Он ответил, что ему подарил его Ахмедбек перед уходом на советскую землю.
– Но это же ложь! Почему вы не разоблачили его?
Ахун пожал плечами.
У Наруза Ахмеда все перемешалось в голове. Рассказ старика он принял за чистую монету, а потому и не мог разобраться в создавшемся положении. Зачем только понадобилось Керлингу выдумывать, будто клинок подарил ему отец, когда он купил его у Исмаили? Как мог Керлинг знать Ахмедбека? При чем здесь Бухара, Афганистан?
Почему отец при жизни не обмолвился об этом ни словом?
Да и мог ли отец посвятить в тайну клинка чужеземца? Нет, нет, это не похоже на отца. О клинке Керлинг узнал от него же, от Наруза, в ту злосчастную ночь… Но Наруз ни словом не обмолвился о каких-то узорах, черепах… Он сам ничего не знал, кроме того, что клинок может принести богатство. Только это он и сказал Керлингу. Выходит, что клинок все же у Керлинга. А откуда он мог узнать об
Ахуне? О черт! Да Наруз сам назвал имя старика…
Ахун и Наруз Ахмед сидели у стола друг против друга, взволнованные, в глубоком молчании, думая каждый о своем.
– Что же теперь делать? – проговорил наконец Наруз
Ахмед.
– Выкрасть клинок у иностранца, – твердо сказал Ахун.
– Что? – переспросил Наруз Ахмед, будто не расслышал.
Ахун повторил.
Наруз усмехнулся: хорошенькое дело – выкрасть! Если бы знал старик, чем закончилась попытка выкрасть клинок, он не предложил бы такой глупости.
– Что же ты молчишь, сын мой? – спросил Ахун.
– Думаю
– Да, верно, думать надо. Выкрасть клинок – нелегкое дело.
– Я тоже так полагаю. Очень нелегкое. Мне кажется, что не стоит и браться за такое дело.
В глазах старика блеснули злые огоньки.
– Если ты намерен и дальше жить нищим и отказываешься от богатства, идущего тебе в руки, тогда не стоит браться. Ты однажды уже оказался глупцом, хочешь стать им вторично?
Наруз Ахмед вскочил. Ярость сузила его глаза. Он подошел вплотную к старику и дрожащим от гнева голосом не произнес, а прошипел:
– Вот что я скажу вам, уважаемый Ахун-ата… Этот клинок со своей проклятой тайной сидит у меня в печенках.
Я не мальчик. Я не верю, что смогу когда-нибудь стать богатым. Это лишь слова… Мне надоело их слушать… Я
продал клинок, потому что не знал тайны, и считаю, что правильно поступил. На кой черт мне тайна, которой я не знаю. А теперь запомните: до той поры, пока вы не откроете, в чем заключается секрет, я не ударю пальцем о палец!
Ошеломленный Ахун смотрел на него, выпучив глаза, и беззвучно шевелил губами.
– Нашли ишака! – кричал Наруз Ахмед. – Ведь вы не полезете за клинком в дом этого господина? Значит, лезть придется мне? А знаете, чем это пахнет, если я попадусь?
Так вот, досточтимый Ахун-ата, я должен знать, во имя чего я пойду на такой риск, ради чего стану жертвовать шкурой. Поэтому выкладывайте все начистоту! Тогда и будем вместе ломать голову. Не хотите? Ваше дело. Но в таком случае я вам больше не слуга… Возитесь сами с клинком… Подумайте: тайну знали отец, вы и иностранец.
Но почему я один, вслепую, ничего не зная, должен красть клинок? Да быть может, эта тайна гроша ломаного не стоит! Или я хуже всех? Или мне нельзя доверить серьезное дело? Или вы хотите только использовать меня, а потом оставить в дураках?…
– Хватит! Успокойся! – наконец перебил его Ахун. –
Садись и слушай!
Наруз Ахмед сел за стол и закурил.
Старик начал рассказ.
9
Немалых трудов стоило Керлингу узнать имя советского офицера-переводчика, у которого он выменял клыч.
Керлинг побывал в издательстве, которое устроило тогда прием корреспондентов, в редакции газеты, где он встречался с лейтенантом. Но тщетно, почти никто офицера не помнил, а те немногие, что смутно вспоминали, не могли назвать его фамилию.
И тут он вспомнил о таджике, владельце ошханы, который, по словам лейтенанта, подарил ему клыч. Правда,
прошло три года с лишним, ошханщик мог умереть, уехать из Тегерана или бросить дело. Но все равно необходимо было попытаться отыскать его. Быть может, он назовет имя и фамилию лейтенанта.
Керлинг обрядился в восточный костюм, надел на пояс клыч и отправился на поиски. Он обходил по очереди все ошханы и чайханы. Клыч обращал на себя внимание, его разглядывали, щупали, вынимали из ножен, но не нашелся ни один ошханщик, который признал бы в клыче вещь, когда-то ему принадлежавшую.
Керлинг напрасно исколесил и исходил все трущобы и закоулки города. Надежды его угасали.
Гуссейн принимал близко к сердцу неудачи хозяина. Он не переставал расспрашивать базарный люд и однажды пришел с известием, что где-то на южных окраинах города есть ошхана таджика Турдыева. Был ли там господин?
Приунывший было Керлинг воспрянул духом и снова двинулся на поиски. Он нашел ошхану на кривой зловонной улочке. Правда, вид ее не слишком обнадеживал: не верилось, что советский офицер мог посещать такую лачугу. Но едва Керлинг, переступив порог, уселся за низенький столик, как хозяин заведения, маленький старичок с колючими глазками, выскочил из-за стойки и подбежал к нему.
– Господин! Где вы купили эту вещь? – спросил он, не соблюдая никаких церемоний и даже не приветствуя гостя.
– Она знакома вам? – хитро улыбнулся Керлинг, поправляя ремешок, на котором висел клыч.
– Гм… Кажется, была знакома…
– Вот потому-то я и пришел сюда. У вас найдется тут подходящее местечко? – спросил Керлинг и обвел взглядом комнату с низким небеленым потолком. В воздухе стоял чад, пахло шашлыком и луком. На земляном полу восседала группа оборванных посетителей.
Хозяин, приложив руку к сердцу, поклонился и пригласил Керлинга следовать за ним.
Он вывел его во двор и усадил на пустой ящик, предварительно сбросив с него сырую овечью шкуру.
– Ваша фамилия Турдыев? – спросил Керлинг.
– Ганифа Турдыев, уважаемый господин, Ганифа