Понадеялась на память. Придется позвонить Саттару на службу.
В столовой послышались шаги и тихий разговор.
– Доченька! К нам пришли, – через дверь окликнула племянницу старушка.
Анзират быстро встала, и тяжелые серьги в ее ушах закачались. Она еще раз оглядела себя в зеркало и прошла в столовую.
Там ее ждала стройная девушка лет двадцати двух-трех, высокая и крепко сложенная.
– Здравствуйте, – сказала она, широко улыбаясь.
– Здравствуйте, – ответила Анзират, с любопытством разглядывая неожиданную гостью.
Девушка была одета отнюдь не для визита: на ней была спортивная майка и спортивные из черного сатина просторные шаровары. На ногах – теннисные туфли, окаймленные широкой лентой коричневой резины. В руке – видавший виды чемодан.
– Простите, что я в таком виде, – смущенно пробормотала она. – Я приехала семичасовым поездом.
– А, собственно, по какому делу вы ко мне? – поинтересовалась Анзират.
– Мне сказали, что вы сдаете комнату одиноким, а я совсем одна… Я пробуду в Токанде не больше…
– Кто же вам сказал, что у нас свободная комната? – не очень приязненно осведомилась Анзират.
– Ваши соседи…
– Это какие же соседи? – недоверчиво переспросила
Анзират.
– А вот что рядом с вами. Такая полная женщина, Наталия Петровна. Мне дали ее адрес, сказали, что комнату сдает она. Но я опоздала, она уже сдала месяца два назад студентам-практикантам. Вот я и спросила, нет ли где поблизости, мне очень ваш дом понравился – уютный такой с виду. Она посоветовала обратиться к вам. Правда, предупредила, что вы собираетесь сдавать комнату знакомым людям. Но я рискнула зайти…
Закончив эту длинную речь, девушка вынула из кармана шаровар крошечный кружевной платочек и вытерла лоб, как после трудной работы.
– А как вас зовут? – спросила Анзират, все еще не приглашая гостью садиться.
– Людмила Николаевна. Можно просто – Люда… – и девушка мило улыбнулась.
Анзират сердито блеснула глазами на тетушку Саодат, которая делала вид, будто ничего не слышит.
– Скажите, откуда вы приехали? – поинтересовалась
Анзират.
Девушка с готовностью сообщила, что из Ташкента, что она инструктор физкультуры и командирована сюда на отборочные соревнования к республиканской спортивной олимпиаде.
– Родители мои в Чкалове живут, а в Ташкенте я тоже комнату снимала с подругой… – закончила она.
Анзират выслушала все это рассеянно, будто думая о чем-то своем.
– Ну, что же… – сказала она нерешительно. – Комнату мы, правда, сдавали, но очень близким знакомым. Знаете ли, когда сын уехал учиться, пусто в доме стало. И вот моя тетушка Саодат затеяла эти дела с комнатой; пустим и пустим кого-нибудь из молодежи, дом без молодого – могила. Затеяла разговоры на эту тему с соседками. Но мы еще не решили окончательно… Право, не знаю как…
На лице девушки появилось растерянное, огорченное выражение. Она неловко, просительно улыбнулась.
В дело решительно вмешалась тетушка Саодат. Она ласково взглянула на девушку и шумно захлопотала.
– Да что же ты стоишь, доченька, садись, отдохни. Ведь с дороги, прямо с поезда. Мать-то, наверное, беспокоится, все думает: «Хоть бы нашла моя Люда угол у хороших людей». Ах, как трудно теперь с молодежью: разъезжают себе по городам, по чужим людям живут, без материнского присмотра. Садись, садись, сейчас чай будем пить…
Анзират весело рассмеялась, глядя на засуетившуюся тетушку, и примирительно сказала:
– Ну, наша тетушка, кажется, уже решила. Давайте, правда, чай пить. А пока – посмотрим комнату, может, она вам и не понравится, – и она еще раз внимательно, по-женски, взглянула на гостью.
Продолговатые, тревожно мерцающие зеленоватые глаза девушки оживились. Порозовели чуть выдающиеся скулы. Она облегченно опустила тонкие брови с изломом.
Ее нельзя было назвать хорошенькой, но она определенно была недурна, несмотря на по-мужски крепкие руки и слишком широкие плечи. Даже крепкий, чуть подвижной подбородок не лишал эту девушку с высокой грудью женственности и своеобразного очарования.
Анзират провела ее в комнату сына, пустовавшую уже долгое время. Людмила Николаевна поставила на пол чемодан, обвела комнату быстрым взглядом, посмотрела в окно, выходившее в сад, и воскликнула:
– Чудесно! А чья это кровать?
– Сына… А теперь ничья.
– Чудесно! – хлопнула в ладоши Людмила Николаевна, стала пробовать рукой сетку кровати, а потом уселась на нее. Тетушка Саодат стояла у порога и, улыбаясь, наблюдала за Людмилой Николаевной.
Анзират, между тем, думала: «Сейчас попросит показать ей остальные комнаты и заинтересуется клинком.
Непременно».
Но девушка пока не проявляла этого желания.
– Нравится комната? – спросила у нее Анзират.
– Очень.
– Но я должна предупредить вас, – сказала Анзират. –
Комната имеет свои неудобства. Чтобы не проходить через наши комнаты, сын обычно пользовался вот этим ходом с улицы. И во двор можно ходить с улицы, а не через наши комнаты.
– Это пустяки. Мне же не век здесь жить. А можно мне посмотреть двор?
– Почему же? Пожалуйста. Тетушка, проводите Людмилу Николаевну.
Когда гостья в сопровождении тетушки удалилась, Анзират быстро прошла в комнату мужа и бросилась к телефону.
Услышав в трубке голос мужа, Анзират скороговоркой выпалила всего пять слов:
– Это я. Немедленно приходи… Квартирантка…
Не ожидая ответа, она положила трубку, и из ее груди вырвался облегченный вздох: так лучше. Пусть Саттар сам ее увидит и договорится.
Тетушка с Людмилой Николаевной вернулись.
– У вас чудный сад, – восхищенно затараторила девушка. – В нем так хорошо, что я, кажется, согласилась бы жить в саду. Вы, наверное, много внимания уделяете саду.
Я буду вам помогать.
Анзират закивала головой и пригласила гостью в столовую. Ее надо было удержать до прихода мужа во что бы то ни стало. Тетушка Саодат вышла хлопотать насчет чая.
В поведении Людмилы Николаевны чувствовалась ненаигранная скромность, а в движениях какая-то порывистость. Она часто встряхивала своими густыми, коротко остриженными, отливающими золотинкой кудрями. Ломким голосом, смущаясь, она спросила:
– А сколько мне придется платить за эту комнату?
– Двадцать семь рублей.
– Что?
Анзират повторила и сдержала улыбку. Непосредственность девушки начинала нравиться ей.
– Почему так мало? – спросила удивленная Людмила
Николаевна. – Мне даже по командировке полагается пять рублей в сутки квартирных.
– Мы берем за нее столько, во сколько она нам обходится.
Девушка недоверчиво покачала головой:
– Редкий случай в наше время. Вы не шутите?
Теперь и Анзират наконец улыбнулась,
– Конечно, не шучу. Дом жактовский, и зарабатывать на коммунальной жилплощади мы не намерены. И к тому же комната сдается временно, до возвращения сына.
– Прямо не верится, неудобно как-то… – повторила
Людмила Николаевна. – Я в Ташкенте плачу за комнату двести рублей, но она вдвое меньше вашей, да к тому же еще проходная. Мне тут будет очень хорошо. Полы мыть я умею, стирать тоже. Питаться буду в столовой у нефтяников.
– А вы в Токанде впервые? – полюбопытствовала Анзират.
– Первый раз. А вообще-то я много путешествовала.
Людмила Николаевна рассказала, что ей довелось побывать и на севере, и на юге, что она легко привыкает к любому климату: с семи лет ничем не болела, а все потому, что регулярно занимается спортом. Она любит коньки, лыжи, волейбол и плавание. Но больше всего – снарядную гимнастику. По гимнастике она имеет второй всесоюзный разряд.
Хлопнула дворовая калитка, послышались гулкие шаги на веранде. Женщины выжидающе повернули головы к двери. В комнату вошел подполковник Халилов.
– О! Да у вас гостья! А я на одну минутку. Опять забыл ключи от стола. Придется, видимо, привязывать их к поясу.
Халилов направился было в свою комнату, но Анзират остановила его:
– Вот и хорошо! Ты очень кстати, – и повернулась к девушке. – Это мой муж. Познакомьтесь.
Людмила Николаевна встала.
– А почему я кстати? – спросил Халилов жену.
– Людмила Николаевна пришла к нам снимать комнату.
– Ах, вот что! – проговорил Халилов и тоже сел за стол.
– Ну и чудесно. Откуда же и каким ветром занесло вас в наши края?
Девушке пришлось снова все рассказывать.
– Значит, будете в нашем Токанде отбирать легкоатлетов на олимпиаду? Хорошее дело, – одобрил Халилов. –
Физкультурников в нашем городе много, а болельщиков еще больше. Один из них – ваш покорный слуга. А комнату-то смотрели? Понравилась?
– Очень! О такой я и не мечтала. Конечно, я могла бы остановиться в гостинице, в общежитии. Но шумно там очень, а вечером почитать хочется, одной побыть. Отдельный номер, мне сказали, могут дать, но стоит он двадцать рублей в сутки. Не шуточки! Интересно, для кого такие цены назначают, если квартирных платят при командировке в Токанд пять рублей?
Халилов усмехнулся:
– По этому вопросу надо обращаться к министру финансов. Ну, а на чем же вы столковались? – обратился он к жене.
– Я не возражаю, – сказала Анзират, вопросительно глядя на мужа.
– Значит, быть по сему, – заключил он.
– Ой, как хорошо! – обрадовано воскликнула Людмила
Николаевна и, глядя на Халилова, рассмеялась заливчато, звонко, по-детски. – А я вас так испугалась! Ну, думаю, пришел злой, сердитый, сейчас скажет: – Никаких квартирантов!
– Вы сколько намерены прожить у нас? – поинтересовался Халилов.
– Месяца четыре, не меньше.
– Ага… Замечательно, Ну-ка, Анзират, отыщи домовую книгу. А вы, Людмила Николаевна, давайте ваши документы. Паспорт с вами?
– Конечно, – проговорила девушка и заспешила в комнату, где оставила чемодан.
«Посмотрим, что это за птичка, – подумал Халилов. –
Неужели и эта начнет интересоваться клинком?»
Людмила Николаевна вернулась с чемоданом. Она положила его на пол и откинула крышку. В чемодане лежали аккуратно сложенные платья, туфли на высоком каблуке и разные мелочи женского туалета. Людмила Николаевна достала дешевенькую сумочку и, вытащив из нее паспорт, подала его Халилову.