– Смотри! – крикнул Халилов.
– Чего смотреть? Подпруги подтягивает, – сказал старик. – Правильно делает. – Он поднес к морщинистому, прокаленному солнцем лицу коричневые руки, сложил их рупором и зычно крикнул: – Э-э-эй! Зачем брал коня?
Наруз Ахмед вновь вскочил в седло и припустил пуще прежнего.
– Ата! – раздался голос Шубникова. Он еле ковылял, подтягивая левую ногу. – Догнать его надо. Это плохой человек, бандит…
– Бандит? – удивленно переспросил старик и внимательно посмотрел в степь. – Худой бандит. Не на того коня сел. А табак есть, начальники?
Шубников и Халилов переглянулись, и оба вытащили помятые пачки папирос. Старик взял одну папиросу, вгляделся в надпись на мундштуке и закурил. Затянулся, пыхнул дымком и опять сказал:
– Худой бандит. Совсем глупый. Не на того коня сел.
Шубников хотел было тоже закурить, вынул папиросу, но тут же смял ее и бросил. Он опустился на землю, снял ботинок, поморщился и стал растирать поврежденное сухожилие. Старик подошел к войлоку, на котором спал, вынул из-под него две уздечки и направился к пасшимся лошадям.
– Уйдет! – проговорил Халилов, нервно похрустывая пальцами.
– Так уж и уйдет, – насмешливо заметил Шубников, массируя ногу. – В степи трудно спрятаться, да еще днем. И
машина наша вот-вот подкатит.
Табунщик уже шел обратно, ведя в поводу двух низкорослых, неказистых с виду лошадок: вороную и гнедую.
– Садись, начальник, – сказал он Халилову, подавая повод гнедой лошади. – Скакал в своей жизни?
– Приходилось, – усмехнулся Халилов, с недоверием посматривая на флегматичного конька.
Старик снова наклонился над войлоком, кряхтя достал из-под него тонкую волосяную веревку и пристроил ее себе на шею.
Халилов влез на неоседланного коня, и тот даже не шелохнулся.
– Одер! Кляча столетняя! – с тоской протянул подполковник, разбирая поводья.
Шубников рассмеялся:
– Ну, сейчас начнется призовая скачка. Жаль, подвернул ногу, а то бы я тоже включился.
Старик укоризненно покачал головой, неуклюже взобрался на своего вороного и сразу преобразился: стан его выпрямился, плечи развернулись, в глазах появился лукавый огонек.
– Крепко держись, начальник! – предупредил он Халилова. – Твой от моего не отстанет!
– Хоп! – сказал подполковник.
– Айда! – крикнул старик и ударил пятками в бока своего конька.
Вороной сорвался с места, точно ветер, а за ним рванулся и гнедой. Если бы Халилов вовремя не ухватился за гриву коня, то съехал бы ему на хвост.
«Вот так кляча!» – восхищенно подумал он.
Кони вытянулись струнами. Впереди мчался вороной.
Халат старика пузырем надулся за спиной. Гнедой скакал сбоку вороного, на полкорпуса сзади.
Через несколько минут на дальнем краю степи показался силуэт всадника.
Старик гикнул, и кони стали как бы еще ниже.
В ушах свистел ветер.
Расстояние до всадника заметно сокращалось.
Вороной вырвался вперед, но гнедой тотчас же подхватил, свел на нет разницу и продолжал скакать, выдерживая дистанцию в полкорпуса.
Впереди уже отчетливо маячила спина Наруза Ахмеда.
Он оглянулся и стал нахлестывать своего коня.
– Не на того сел! – крикнул старик. – Сто-о-й!
Наруз Ахмед скакал, выжимая из коня все, что мог.
Твердый как камень глиняный грунт незаметно сменился песчаным, но лошади почти не сбавили аллюра.
Наруз Ахмед держал путь к тугаям, к реке, надеясь найти там спасение. Но до реки было еще очень далеко. А
расстояние между ним и преследователями все сокращалось. Сто метров… Пятьдесят… Тридцать… Двадцать…
Старик снял с шеи веревку, заправил петлю. Его вороной опять рванулся вперед, потом, послушный воле хозяина, метнулся в сторону. Старик взмахнул рукой и бросил аркан. Раздался свист, и Наруз Ахмед слетел с коня, точно его сдуло ветром.
Халилов промчался мимо, потом круто осадил и повернул гнедого. Старик уже спешился. Он стоял, уперев ладони в колени, над Нарузом Ахмедом. Тот лежал, распластавшись и широко раскинув руки.
Халилов спрыгнул с коня и от резкой боли едва удержался на ногах. Такая бешеная скачка без седла была для него непривычной.
Старик хлопнул его по плечу, рассмеялся и сказал:
– Молодца! Джигит!
Халилов покрутил головой, опустился на колени и взял руку Наруза Ахмеда, чтобы прощупать пульс.
– Жив!… Сердце стучит… Я уже слушал, – весело заметил табунщик. – Глупый бандит! Шибко худой! Не на того коня сел. Табак есть, начальник?
Халилов уже по-другому посмотрел на изрезанное глубокими морщинами лицо старика, поднялся, пересилил боль в ногах и оказал:
– Закурим, ата! С удовольствием закурим, – и полез дрожащей от возбуждения рукой в карман.
26
Прошло девять дней.
В кабинете Шубникова за столом хозяина сидел следователь, а против него, рядышком, сам подполковник и
Халиловы – Саттар и Анзират. Они отвечали на последние вопросы следователя.
Когда с этим было покончено, подполковник отпустил следователя и обратился к чете Халиловых:
– Ну вот… Теперь можно считать, что все кончено. Ты помнишь, Саттар, тот наш разговор, когда ты настаивал, что Наруза Ахмеда не следовало выпускать из города?
Халилов кивнул.
– Ты оказался прав, а я просчитался.
– То есть?
– Его можно было уже тогда арестовать, и нам с тобой не пришлось бы прыгать, как Нат-Пинкертонам, по крышам вагонов и устраивать скачки. И от того, что мы арестовали бы его в городе, а не в песках, после ряда рискованных приключений, ничего бы не изменилось. И тем не менее в своих рассуждениях и действиях, как ни странно, был прав. Дело вот в чем… О том, что на нашей земле появился непрошеный гость и что этим гостем является не кто иной, как Наруз Ахмед, мы узнали на вторые сутки после того, как был подбит самолет, нарушивший нашу границу.
Саттар и Анзират переглянулись.
– Мы это знали, – продолжал Шубников. – Я сразу почувствовал, что ради клинка и истории, с ним связанной, никакой идиот не станет рисковать боевым самолетом. Так оно и вышло. Вот слушайте, что показал Наруз Ахмед…
Раскрыв дело, Шубников стал читать:
«Господин Керлинг, знавший тайну клинка, сказал, что поможет мне перебраться в Узбекистан по воздуху и организует возвращение. Но он поставил передо мной ультиматум, непременное условие: выполнить три его задания. Первое – доставить Икраму-ходже Ашералиеву, с которым по неизвестным причинам прервалась связь, портативную радиопередаточную станцию; второе – отыскать и уничтожить живущего в Самарканде человека, оказавшегося предателем, и наконец, третье – пробраться в город Чирчик, найти еще одного человека и передать ему спичечную коробку, назначение которой мне неизвестно.
Таким образом, мое появление в Узбекистане преследовало две цели. Я должен был выполнить мой личный план – отыскать клад, уничтожить семью Халиловых.
Керлингу я должен был заплатить за это: выполнить его задания. Я успел сделать немного: вручил радиостанцию
Икраму-ходже и нашел тайник. Об остальном я уже думать не мог. Неудача с кладом обескуражила меня: я решил бежать».
Шубников закрыл папку, отложил ее в сторону и продолжал свою мысль:
– Следовательно, в моих рассуждениях я стоял на верном пути. Не из-за клинка нарушил иностранный самолет нашу границу и выбросил парашютиста, а по иным, более веским и опасным для нас причинам. Одного я не мог предвидеть – того, что Наруз Ахмед откажется от выполнения заданий, бросит все и решит бежать. Зная психологию преступника, я, конечно, понимал, что он в первую очередь займется кладом, а потом уже всем остальным. На жадности к наживе, на страстном желании Наруза Ахмеда овладеть мистическим богатством построил свои расчеты и
Керлинг, имя которого, кстати сказать, нам небезызвестно…
– Прости, Леонид Архипович, – перебил его Халилов. –
У меня два вопроса.
– Давай.
– Ты сказал, что уже на вторые сутки узнал о появлении
Наруза Ахмеда. Объясни, каким образом?
Шубников усмехнулся:
– Дорогой Саттар! Приходится повторять тебе прописные истины. Мы, чекисты, не боги. Без народа, без честных советских людей мы ничто, пустой звук. Так было, так будет, так произошло и в данном случае. Нашелся человек, который помог нам, который узнал «гостя». Басмаческие последыши вряд ли могут рассчитывать на короткую память народа. Этот человек был уверен, что мы сделаем все, чтобы найти Наруза Ахмеда и обезвредить его.
Через самое короткое время я смогу назвать тебе и имя этого человека, тем более, что ты его знаешь лучше меня. А
теперь не гадай. Вот так. Ты сказал, что у тебя два вопроса.
Выкладывай второй.
– Да, да, обязательно, – оживился Халилов. – Я хочу спросить о квартирантке нашей – Людмиле Николаевне
Алферовой.
– Я ожидал этот вопрос, – заметил Шубников. – Между прочим Алферова ее девичья фамилия. Сейчас она носит другую.
– Подумайте! – всплеснула руками Анзират. – Она оказалась умнее всех!
– Это что, комплимент по ее адресу? – улыбнулся
Шубников.
– Да уж понимайте, как хотите, – смутилась Анзират. –
Так хитро обвести вокруг пальца десяток людей, это надо уметь. Гасанов оказался щенком перед ней.
– Ты уверял меня, Леонид Архипович, – проговорил
Халилов, – что ей не миновать этого дома. Неужели о ней ничего не известно?
– Это нетрудно проверить, – спокойно заметил подполковник, снял телефонную трубку, набрал номер и сказал: – Товарищ Сивко? Шубников говорит. Зайдите пожалуйста, ко мне.
На короткое время все умолкли.
В дверь постучали.
– Да, да, – разрешил Шубников.
В комнату в полной форме, с погонами на гимнастерке вошла Людмила Николаевна и, приложив руку к берету, доложила:
– Старший лейтенант Сивко явилась по вашему вызову.
Халилов и Анзират с изумлением смотрели на нее.
Шубников сердечно рассмеялся и спросил:
– Есть вопросы к Людмиле Николаевне?