Что отвечать?… С этими тревожными мыслями она заснула уже под утро.
…Сейчас, стоя на веранде госпиталя в ожидании
Шеффера, Карецкая успокаивала себя: «Если Беляк так уверен, то все будет хорошо. Он сказал: «Мы действуем наверняка». Значит, все будет хорошо…»
У ворот прозвучал сигнал автомашины. Шеффер на «оппеле» с шиком вкатил во двор, круто развернулся и резко остановил машину у самых ступенек террасы.
Он вылез из машины, щеголеватый, самодовольный, усадил Карецкую и сел рядом с ней, за руль.
– Куда? – спросил он.
– Сначала по городу, а потом на кладбище…
– Куда?
– На кладбище…
Шеффер пожал плечами.
– Это вам доставит удовольствие?
– Не только мне, но и вам… Там чудесно…
– Посмотрим, – проговорил Шеффер и тронул машину.
Стоял теплый вечер. На кладбище было тихо. Кудрявилась зелень на деревьях, и лишь легкий ветерок осторожно шелестел в молодой листве. Сквозь верхушки деревьев проглядывал резко очерченный, словно омытый дождем, месяц.
Десять часов. Сверкая огнем больших фар, «оппель»
вкатил на аллею и остановился около церкви.
Вышли из машины, огляделись.
– Вы правы, здесь действительно хорошо, но уж очень тихо и мертво. Пройдемся, – предложил Шеффер.
– Обязательно, – согласилась Карецкая, – но я ужасно хочу пить. Зайдемте попьем. – И она указала на кладбищенскую сторожку.
– Там есть люди? Попробуем, – сказал Шеффер.
– Один старичок сторож.
Они направились к жилищу Микулича. Карецкая искоса взглянула на Шеффера, – пистолет, как всегда, висел на левом бедре, в кобуре. И радость, и страх теснили ее грудь, сердце билось тревожно, лицо пылало, ладони сделались влажными, а ноги ступали как-то неуверенно, точно чужие.
«Скорее надо… Скорее! – жгла ее мысль. – Почему он так тихо идет? Неужели он что-нибудь подозревает?…»
Но вот и сторожка. Шеффер сапогом грубо стукнул несколько раз в дверь.
– Входите! Не заперто! – раздался голос.
Карецкая перевела Шефферу эти слова, он потянул дверь на себя, и они оказались в совершенно темной передней.
– Толкайте! Тут вторая дверь, – сказал тот же голос, и она снова перевела это на немецкий.
Шеффер впотьмах нащупал дверь, толкнул ее, пригнувшись, вошел в освещенную комнату и остановился. С
обеих сторон на него глядели стволы двух пистолетов.
Невысокий курносый паренек с рыжими волосами четко скомандовал:
– Хенде хох!
Это был Борис Веремчук.
Шеффер исполнил команду, перевел глаза на лампу, которую сейчас неплохо было бы потушить, и попытался попятиться назад к двери. Но кто-то не особенно вежливо пнул его коленом пониже спины. Быстро обернувшись, Шеффер увидел третьего человека с черными, обжигающими глазами. Делать было нечего.
Карецкая со вздохом облегчения опустилась на скамью.
– Обезоружить… Снять мундир… Связать и в рот –
кляп, – спокойно сказал Рузметов.
В комнату вошел четвертый человек – Микулич, дежуривший у ворот кладбища. Убедившись, что все идет нормально, он удалился.
С Шеффера быстро стянули мундир, завернули руки назад и прочно связали телефонным проводом, всунули в рот индивидуальный пакет и посадили на пол возле сундука. Он тяжело дышал. На прозрачно-белом лице злобно блестели налитые кровью глаза.
Мундир майора был уже на Веремчуке. Лейтенант, посмеиваясь, затягивал ремень с пистолетом. Беляк с Рузметовым, чтобы уменьшить размер фуражки майора, накладывали в нее бумагу.
– Вот так хорошо будет, – сказал Рузметов, – а теперь иди, осваивай технику.
– Есть освоить технику! – весело бросил Веремчук и выскочил из комнаты.
– Ну как? – спросил Беляк, подойдя к Карецкой. – Успокоились?
– Не совсем, – ответила та откровенно.
– Самое главное сделано. Можно не волноваться. Я же вам сказал, что мы действуем наверняка. Познакомьтесь…
Это начальник штаба партизанского отряда товарищ Рузметов…
Карецкая протянула Рузметову руку.
– Очень рада… Я просто не верю, что все произошло так, как наметили.
– План – это все, – многозначительно сказал Рузметов и улыбнулся.
– А мешочек ваш на месте. Здесь, – хитровато подмигнул ей Беляк. За окном затарахтел мотор, и в комнату стремительно влетел Веремчук.
– Техника освоена, – доложил он. – Прошу сниматься с якоря.
Начали усаживаться. Шеффера положили около заднего сиденья, внизу, и Рузметов, усевшись, положил на него ноги. Веремчук занял место шофера, а рядом с ним устроилась Карецкая. Распрощались с Беляком и Микуличем.
– Ни пуха ни пера! – пожелал Беляк. – Привет всем, особенно командиру отряда!…
Захлопнули дверцу.
– Не машина, а зверь, – сказал Веремчук, трогаясь с места. – Вы будете за штурмана, товарищ Карецкая. Нам надо к мосту.
Карецкая хорошо знала, что в городе всего один мост, дорогу к которому она изучила отлично во время поездок с
Шеффером.
Машина на большой скорости промчалась по тихим улицам города и через несколько минут очутилась на окраине. Веремчук, пригнувшись к рулю, сосредоточенно смотрел вперед. Фуражка майора то и дело наползала ему на лоб, и он поправлял ее. Впереди оставалось единственное и главное препятствие – мост. Его охраняют, и там обязательно остановят машину. Другой дороги нет. Пробиваться придется с боем.
Вот в полосе света вырисовался мост. Железная рельсовая балка преграждала путь.
Веремчук собрался было ударить с ходу в балку, но тотчас отказался от этой мысли.
«Ничего не выйдет, – решил он, – разобьемся».
– Держите пистолет на всякий случай, – сказал Рузметов Карецкой. – А ты пробуй поговорить, – обратился он к
Веремчуку, – может быть, так обойдется. Если нет – у меня все готово…
– Положи около меня пару гранат, – попросил Веремчук. В этот момент раздался свисток и крик:
– Хальт!
В свете фар показался часовой. Шеффер зашевелился, но Рузметов крепко надавил на него ногой, и он затих.
Карецкая с дрожью ожидала дальнейших событий. Веремчук остановил машину и выключил свет.
Часовой подошел поближе, засветил карманный фонарь и тут же, к удивлению всех, вприпрыжку возвратился к мосту и поднял балку.
– Битте! Битте! – пригласил он.
Не раздумывая ни секунды, Веремчук включил скорость и свет, дал газ, пролетел мимо козырнувшего часового и выскочил на шоссе.
– Ничего не пойму, хоть убейте, – проговорил он, развивая скорость.
– Я тоже, – сказал Рузметов.
Поняла только одна Карецкая, и от радости она так звонко рассмеялась, что Шеффер вздрогнул всем телом.
– Ну как же… – произнесла она. – Я ведь совершенно забыла. У него постоянный пропуск, – и она показала на лобовое стекло, где был прикреплен прямоугольный листок картона.
– Ну, здорово! Просто везет, – восхищался Веремчук. –
А я уже собрался прихватить часового с собой.
– Удача! – коротко резюмировал Рузметов.
Впереди уже угадывались черные контуры леса, за который уходил молодой месяц. Пересекли узкоколейку.
Веремчук сбавил скорость и свернул налево, на проселочную дорогу. Ехать стало труднее, земля после вчерашнего дождя была вязкая. Задок «оппеля» ежеминутно закидывало, колеса буксовали. Веремчук выключил свет, остановил машину и вздохнул. Впереди показались два темных силуэта. Ксения Захаровна встревожилась и подняла пистолет, но Рузметов успокоил ее, сказав, что это свои.
– Разгружаться! – объявил он и первым вышел из машины.
Подбежали два партизана.
– Быстро лошадей! – приказал Рузметов.
Один из партизан присел на корточки, вглядываясь в сторону леса, и коротко свистнул.
– По коням! – скомандовал Рузметов. – Вытащите из машины немца, проверьте руки и тоже в седло. Только не мять его, – предупредил он партизан.
Шеффера вытащили из машины и усадили в седло.
Рузметов помог сесть Карецкой. Она сильно продрогла, зубы ее постукивали.
Подъехал Веремчук и предложил ей шинель, но она поблагодарила и отказалась. Тогда Веремчук бросил шинель на холку ее лошади и грубовато сказал:
– Отставить разговорчики! Одевайтесь!
Карецкая надела шинель. Сразу стало тепло.
– Готовы? – спросил Рузметов, видя, что свободной осталась только его лошадь.
– Готовы, товарищ начальник штаба, – ответил Веремчук.
Рузметов подошел к «оппелю», проколол в нескольких местах шины и раскрыл настежь все четыре дверцы. Разбросав по сиденьям зажигательные пакеты, он вскочил на коня.
Девять всадников шагом проехали назад по следу, оставленному машиной, выбрались на шоссе и перешли на рысь. Уже в лесу они свернули на мягкую, заросшую травой дорогу. Впереди ехал Веремчук, рядом с Карецкой –
Рузметов.
Когда дорога стала суживаться, Веремчук сказал кому-то:
– С немцем поосторожнее, а то еще напорется на ветку, чего доброго. Тогда тебе майор покажет!…
– А майор у вас очень строгий? – спросила Карецкая.
– Будьте здоровы! Дает жизни!… – ухмыльнулся Веремчук.
Утром, чуть свет, весь лагерь поднял на ноги Сережа
Дымников. Он носился по землянкам и объявлял новость:
– Орлы, вставайте! Возвратились Рузметов и Веремчук.
И вы только посмотрите, кого они приволокли – какого-то плешивого фашиста и замечательную дамочку! Чудо, а не женщина! Где они такие родятся только?… Я…
– Цыц! Не болтай! – прервал его дед Макуха, натягивая сапоги. – Запомни, что болтливый человек всегда с дыркой…
– Где же она, по-вашему?
– В башке, сынок, в башке, – ласково добавил Макуха, –
хоть и небольшая дырочка, но есть…
Партизаны хохотали.
Весть о возвращении Рузметова быстро долетела до штабной землянки, где спали Зарубин и Добрынин. Пушкарев и Костров отсутствовали. Они поехали но деревням, чтобы доставить в отряд деньги, собранные крестьянами на постройку танковой колонны.
– С кем будем знакомиться прежде? – спросил Зарубин, торопливо одеваясь.
– Пригласим сначала Карецкую, ты же давно хотел повидать ее, – ответил Добрынин, заботливо заправляя свою постель.