София попыталась опуститься на пятки, но охранник успел привязать к чему-то веревку, так что почти не было слабины: чуть шевельнешься, и петля стянет горло. Сердце колотилось с такой силой, что могло разорваться еще до того, как Софию вздернут… но хуже, что эти четверо засранцев абсолютно правы – она понятия не имеет, кто они такие.
– Это правда, синеволосая ведьма? – спросила старшая из женщин. – Ты и в самом деле не помнишь Карилемин?
О нет, София прекрасно помнила проклятый Карилемин, из-за которого она окончательно решила отречься от багряного престола. Как только узнала о жестоком обращении с пленными юниусианскими мятежниками, сразу же поспешила туда, чтобы закрыть трудовой лагерь, но зло уже свершилось… И вскоре после возвращения Софии в Диадему одна из выживших нанесла визит прямо в тронный зал. Возмездие созревало так долго, как мог бы придумать только поэт, и вот теперь София ответит за все то, в чем двадцать с лишним лет назад обвиняла ее королева Индсорит.
– Я помню Карилемин и сожалею о случившемся там. Сознаю, что это ничего не меняет, но я вовсе не желала и не приказывала…
Стоя на цыпочках, трудно говорить и одновременно удерживать равновесие. Вряд ли этот разговор мог принести какую-то пользу, но София все равно хотела объясниться и попросить прощения. Чего никогда бы не сделала для Индсорит.
– Что ты не приказывала? – усмехнулся один из охранников. Глаза Софии наполнились слезами, и она с трудом различала людей. – Мы стояли прямо перед тобой, когда ты произносила свою речь и назначала экзекуции.
– Мы завербовались в этот отряд, надеясь наконец-то поквитаться с тобой, но выяснили, что не ты здесь командуешь, и были страшно разочарованы, – вступила в разговор женщина. – Кое-кто уже собрался дезертировать, но я уговорила остаться, сказала, что это легкий заработок – почти такой же легкий был у Холодного Кобальта, пока она не предала нас.
Карилемин. Ну конечно же. Теперь София вспомнила этих засранцев, хотя и очень смутно.
– Так вы… – Ноги вдруг задрожали, и София едва не потеряла равновесие. – Вы не юниусианские пленные, вы те самые мерзавцы, которые мучили их и морили голодом.
– Ты хотела сказать – допрашивали, чтобы узнать, где они спрятали свои драгоценности, перед тем как их поймали и заставили трудиться на общую пользу, – поправил один из мужчин.
– Драгоценности, которые мы могли бы использовать против нашей любимой багряной королевы, – добавил второй. – К тому же с таким количеством изменников не справиться без железной дисциплины, иначе они снова поднимут мятеж. Голодные лучше исполняют приказы, чем сытые.
– Мы старались ради блага империи, но ты, приехав в лагерь из своего замка, не стала слушать тех, кто преданно тебе служил, – продолжала женщина.
– Ты больше заботилась об этих гребаных врагах, чем о своих верных солдатах, – поддакнула вторая.
София вспомнила, как ее едва не стошнило от увиденного, от запаха, который встретил ее на усеянном камнями поле и в приспособленном под жилье коровнике. А еще вспомнила, как проклинала саму себя больше, чем солдат, что замучили до смерти многих юниусианцев. Теперь, осознав, кем были на самом деле эти четверо, она не могла поверить, что они затаили обиду. София так устала от войны и смерти, что приказала казнить только офицеров, управлявших лагерем, и пощадила простых солдат.
– Разве я не проявила к вам милосердия? Куда больше милосердия, чем было у вас самих?
– Милосердия?! – выкрикнул мужчина. – Позволила юниусианской мрази высечь нас – и называешь это милосердием!
– По твоему приказу нас выпороли, а потом изгнали как изменников, – напомнила женщина.
– Но правосудие все равно свершится, и ты…
– Так вы хотите правосудия? – рыкнула в ответ София. Эти засранцы могут лишить ее жизни, но не заставят и дальше слушать лицемерные жалобы. – Правосудие свершилось бы, если бы мой старый демон проглотил вас живьем. – Она опять свистнула Мордолиза, будто в подтверждение своих слов. – Но видите ли, в чем дело: правосудия не существует. – Она свистнула в третий раз, чтобы самой в этом убедиться. – Вот оно, ваше правосудие, жалкие плаксы, – всего лишь свист в темноте.
– Эй, как ты смеешь с нами… – возмутилась одна из женщин, но София уже не слушала.
Такой вот дерьмовый конец ее дерьмовой жизни.
– Увидимся в преисподней, неудачники, – сказала она и со всей силы ударила пятками об землю.
Глава 16
Ноги повисли в воздухе, петля врезалась в горло, факел горел так ярко, что пришлось закрыть слезящиеся глаза. Последнее, что она видела в своей жизни, – это горстка головорезов, которым несказанно повезло, когда она помиловала их, хотя и приказала высечь. София сосредоточилась на том, чтобы удержать предательские ноги от инстинктивных попыток опереться о мерзлую землю. К несчастью, уши она заткнуть не могла, и пока сознание не провалилось в темноту, она слышала резкие голоса, с каждым мгновением звучавшие все громче, пронзительные крики и шумные вздохи, а также грохот, треск, лязг и…
Она ударилась щекой об холодный пол и поняла, что последняя в ее жизни попытка обмануть судьбу тоже потерпела неудачу: эти грязные подонки отвязали или перерезали веревку, не дав пленнице повеситься по собственной воле. Факел погас, или это глаза ослепли, так что она лишь ощущала в темноте густое, влажное дыхание. Что-то мокрое прошуршало по волосам на затылке, а затем сдернуло ослабшую веревку с горла, и София, уже приготовившаяся к смерти, снова смогла вдохнуть. Воздух больше не был холодным, в нем ощущались теплые потоки и неприятный, но такой знакомый запах, что не мог принадлежать никому, кроме… собаки?
Когти заскребли по промерзшей земле за спиной у Софии, и мохнатая голова с жалобным подвыванием уткнулась ей в щеку. Она провела рукой по шерсти, и в то же мгновение наручники со щелчком раскрылись и упали с запястий. София почувствовала тепло под своей ладонью, а также выступающие ребра и грязную свалявшуюся шерсть. Она легонько потрепала пса по загривку и почесала за ушами. В ответ он лизнул шею шершавым языком, и София со стоном оттолкнула его от себя.
– Спасибо, дружище, – прохрипела она и медленно приняла сидячее положение.
Теперь она видела даже слишком хорошо; факел, что лежал у нее за спиной, снова загорелся. София устало – но с облегчением – прикрыла глаза, давая им привыкнуть к свету, слишком опустошенная, чтобы обратить внимание на маленькое колдовство. Нет, до глубины души ее потряс вид палатки. Вещи всех четверых неудавшихся убийц в беспорядке валялись по всему полу, но от самих смертных не осталось ничего, кроме грязных тряпок; даже металлические предметы Мордолиз или сломал, или покорежил.
Еще более жутко выглядел сам демон. Мордолиз был едва жив, София не видела его в таком состоянии с той самой ночи, когда связала. Жалкие остатки меха поредели и побелели, бледные волдыри и сочащаяся сукровицей короста проступали на голой коже…
– Ох, Мордик, – выдохнула София ослабевшим голосом, удрученная плачевным состоянием демона, но и счастливая.
Заслуженно или нет, но они снова вместе. Нежно проведя рукой по его большой голове, София спросила:
– Где ты пропадал, старый демон? И что с тобой приключилось?
Мордолиз радостно гавкнул; при всех своих болячках он выглядел почти таким же, как раньше. Затем демон вдруг начал отхаркиваться, словно случайно проглотил комок шерсти; на горле появилось небольшое вздутие. София одновременно забеспокоилась и скривилась от отвращения, но вспомнила, как в былые времена он проглатывал ценные трофеи, найденные на поле боя, приносил в раздутом животе и выплевывал хозяйке под ноги. Такой способ доставки портил все удовольствие от подарка, и у Софии по спине ползли мурашки, стоило ей только представить, как в этом поджаром теле умещаются целые пластины доспехов.
На этот раз Мордолиз выплюнул порядочный кусок металла, сверкнувший под слоем сероватой пены красным стеклом или драгоценным камнем. София присмотрелась и ахнула от изумления. Вещица была погнута и сплющена, словно по ней били кузнечным молотом, но женщина, когда-то носившая это украшение, не могла ни с чем его спутать. Накануне вечером, после допроса Хортрэпа, она разрешила Мордолизу взять любую награду, какую он только пожелает, при условии что это не навредит ни одному смертному на Звезде. И вот теперь он принес ей Сердоликовую корону багряной королевы.
Но как он ее раздобыл? И почему она так исковеркана? Может быть, с Индсорит что-то случилось? И если да, то не Мордолиз ли тому причиной? Возможно, возвращая хозяйке поврежденную корону, демон хотел сказать что-то важное, но, как всегда, только вызвал новые вопросы.
– Проклятье, – пробормотала София, трясущимися пальцами поднимая теплый, скользкий кусок металла, и задумчиво посмотрела на Мордолиза. – Похоже, у нас обоих был чертовски тяжелый день.
– Тяжелее некуда, – ответила принцесса Гын Джу, помогавшему ей размотать повязку на руке. Это было так прекрасно – остаться с ним наедине, хотя при взгляде на Мрачного, когда тот вместе с другими капитанами прощался с генералом после совета, она испытала приступ страстного желания. И чувство вины тоже, еще какой вины. – По правде говоря, я смутно помню, чем занималась весь этот дурацкий день. Сражаться проще, чем вести переговоры.
– Как ты поступишь с Софией, если она вернется в лагерь? – спросил Гын Джу и присвистнул, увидев свежие раны на руке принцессы.
Прижженные обрубки плоти, когда-то бывшие пальцами, потрескались и сочились сукровицей, и вся внутренняя сторона ладони превратилась в сплошной багровый синяк.
– Если предположить, что Сингх сказала правду и София действительно сбежала? – Чи Хён погладила здоровой рукой Мохнокрылку, которая очень забавно подтянулась к ее открытой ране, вцепившись когтями в окровавленный бинт. Отдыхавшая целый день в палатке после напряженной битвы, когда ей пришлось мужественно защищать хозяйку, Мохнокрылка выглядела теперь куда лучше, но ее черная шерсть все еще отливала болезненной желтизной. – Я пока не решила, что буду делать… Может, прикажу поймать ее и вернуть назад. Но… – Она зевнула. – Разберемся с этим завтра. Снежная ночь поможет ей немного остыть и успокоиться.