Усатый кузнец стоял перед ним и тараторил на своем гортанном наречии:
– Ты уснул… бла-бла-бла… не мое дело… бла-бла-бла… кобальтовые… бла-бла-бла… сражение и я не могу… бла-бла-бла… клинок.
Мрачный спросонок не сразу понял значение даже тех немногих слов на багряноимперском, которые он сумел разобрать, но пение рогов и крики бегущих во все стороны солдат объяснили ему ситуацию.
Очевидно, на кобальтовых кто-то напал. Вдалеке пели имперские горны. А накануне говорили о приближении нового имперского полка – даже полусонному стало ясно, что происходит. Отряду достался всего один день отдыха после тяжелой битвы, и вот уже десять тысяч свирепых иноземцев устремились к его лагерю, хотя и вдвое меньшего войска хватило бы, чтобы справиться с этой работой, даже если другие кобальтовые отдохнули лучше, чем Мрачный. И пока его попавшие в западню друзья двигались навстречу новому противнику, он храпел в дальнем конце лагеря. Мрачный подумал, что уподобляется своему дяде: того тоже вечно не оказывалось рядом, когда он был особенно нужен.
Это сравнение заставило Мрачного вскочить на ноги, хотя он по-прежнему пребывал в кромешной растерянности. Предложенная кузнецом миска сырых яиц мало помогла. В свое время Мрачный разорил немало гнезд, но эти вязкие, кислые желтки не напоминали вкус яиц ни одной известной ему птицы или ящерицы.
– Бла-бла-бла… знать не хочу, сопляк!
Кузнец мрачно усмехнулся, забирая миску, словно прочитал его мысли, – неудивительно, что этому человеку с кровью шамана нравился подобный завтрак, у него во рту не хватало многих зубов. Мрачный, сдерживая отрыжку, пробормотал слова благодарности, встряхнулся и выскочил из кузницы. Снег прекратился, и выглянуло солнце, но утро выдалось холодным, как весна в Мерзлых саваннах.
Как раз то, что нужно.
Между рядами палаток не было видно ничего, кроме грязного снега, только несколько солдат скользили по склону с верхней части лагеря. Мрачный поспешил следом к невидимой отсюда долине, откуда доносились звуки рогов и горнов. На бегу он отметил, что из темных палаток то и дело выглядывают настороженные лица, и с отвращением подумал о трусах, прячущихся от боя, который, очевидно, закончится поражением. Но тут же вспомнил, как смотрел на кобальтовых, когда мчался вприпрыжку через поле боя, после того как вместе с дедушкой помог Софии защитить от врага уступ горы позади лагеря. Судя по всему, эти солдаты в недавнем бою у Языка Жаворонка дрались, как морские бирюки, и теперь вынуждены оставаться в палатках из-за полученных ран. Возможно, так, а возможно, и нет, но это уже не заботило Мрачного – важно, что он сам не намерен уклоняться от второй битвы у Языка Жаворонка.
Пройдя мимо длинной кухонной палатки к плацу, где днем проводили тренировки и вечером разжигали костры, Мрачный остановился на утоптанном сапогами снегу. Ноги сами вынесли его к палатке Чи Хён, но теперь уже ничто не мешало рассмотреть окрестности лагеря – зимнее солнце наконец развеяло над долиной дымную завесу. Побывав там в последний раз, он различил колонну демонов, поднимавшуюся в небо с того места, где разверзлись Врата, – не самое приятное зрелище, недоступное тому, кто не родился на свет с глазами снежного льва. Но то, что он видел сейчас, хоть и было совершенно обыденным, вызывало не меньшую тревогу.
По склону дальнего холма бежала кроваво-красная волна, грозившая затопить долину, Таоанский полк выглядел еще более внушительно, чем Азгаротийский. И навстречу этой багряной орде двигалось сильно, очень сильно уступающее в размерах облачко синих знамен. На фоне стройных рядов имперцев разношерстная ватага кобальтовых казалась особенно жалкой, и их было еще меньше, чем предполагал Мрачный, – точно не сосчитать, но и так ясно, что на бой вышла лишь половина выживших. Багряных уже было втрое больше, но поток, перехлестнувший через гребень холма, и не думал иссякать.
У Мрачного похолодело внутри. Разве могла эта битва закончиться чем-то другим, кроме беспощадной резни?
– И что же мы теперь будем делать: бросимся в битву или сначала зайдем в палатку Чи Хён и узнаем?..
Варвар оглянулся и замолчал на полуслове, когда глаза напомнили полусонному разуму, что он разговаривает с призраком. Мрачный остался один, и пришло время привыкнуть к этому… Но некоторые привычки умирают так же тяжело, как и люди.
Он снова посмотрел на сходящиеся с обеих сторон Врат армии, гадая, как поступить, и даже мысль о том, что каждая минута промедления может обернуться бедой для Чи Хён, не помогла сделать выбор. Если принцессы не окажется в палатке, он потеряет драгоценное время, а побежав в долину, едва ли успеет отыскать ее, прежде чем имперцы обрушатся на кобальтовых. Мрачный нерешительно шагнул в сторону палатки, затем оглянулся на армию багряных – ни дать ни взять легион кровных сестер ужасной охотницы Янус продвигается по фьордам, чтобы сокрушить крепость кошмарных ведьмаков-скелетов… Ну хорошо, с той небольшой разницей, что разворачивающаяся сейчас перед глазами картина – не дерьмовая фантазия какого-нибудь певца. Что поделаешь, некоторые привычки вообще никогда не умирают.
Варвар помчался по склону навстречу неизбежной битве. Дедушка всегда говорил, что нужно учиться на своих ошибках, а не лить над ними слезы, и пора уже подчиниться этому мудрому правилу. В прошлый раз, когда Мрачный пошел к палатке Чи Хён, вместо того чтобы отправиться на поле боя, кончилось тем, что София Холодный Кобальт забрала его с собой охранять тыл, и это стоило дедушке жизни…
Конечно, если бы он сразу принял сторону безумной старухи, как и велела Безликая Госпожа, дедушка сейчас был бы с ним. Возможно, это мертвый бог Эмеритуса забрал Безжалостного, дьявольской хитростью направив в него стрелу, выпущенную из лучка-дохлячка, в наказание за то, что Мрачный не выполнил такое простое поручение…
Если бы Мрачный действительно мог обвинить в смерти старика Софию и Безликую Госпожу, ему бы полегчало, но он понимал, что единственный виновник этого несчастья – слабоумный внук, который, зная, что вокруг лагеря кипит сражение, слишком резко выскочил из-за палатки. Тяжесть ошибки давила на плечи сильней, чем весил дедушка при жизни, поэтому варвар прибавил ходу. Он сознавал, что не сможет убежать от своей вины, но надеялся, окунувшись с головой в сражение, хотя бы на время забыть о ней. А также о других своих трудностях. Мрачный все еще не решил, как быть с Чи Хён, что делать с дядей и можно ли доверять Хортрэпу настолько, чтобы рассказать ему правду о Трусливом, который сбежал, потому что тоже не мог решить, как быть с Софией и Безликой Госпожой.
Была и еще одна причина, такая же давняя. Стоило увязнуть в одной проблеме, как тут же появлялась следующая, например огромная вражеская армия, пришедшая сюда, чтобы убить девушку, которую он любит, и всех, кто окажется рядом с ней. С таоанцами, конечно же, нужно разобраться, но так уж получалось, что, отложив небольшую трудность до завтра, он получал наутро уйму новых. Если Мрачный хочет избавиться от проблемы, он должен решить ее сразу, а не хоронить под кучей других. Такие вещи человек обычно понимает, когда уже не имеет возможности что-нибудь предпринять.
Мрачный зашлепал сапогами по жидкой грязи мимо сломанного частокола. Он посмотрел на багряный вал, все еще бегущий в долину, и подумал, что ему недолго осталось носить свой позор и страдать из-за нерешительности. За всю жизнь ему ни разу не приходилось видеть столько солдат, и конец неравной битвы будет быстрым и ужасным – совсем не таким, как в песнях. Что ж, если древняя легенда окажется правдой, Мрачный попросит лишь о том, чтобы в Медовом чертоге Черной Старухи, после того как он оставит все свои заботы на пороге, ему позволили испить вместе с дедушкой рог доброго снежного меда.
Улыбнувшись в первый раз за все утро, Мрачный побежал еще быстрее.
Глава 2
Чи Хён сжала зубы и тут же вздрогнула. Жуки и саам помогли забыть о шатающемся зубе, едва не выбитом в схватке с азгаротийцами, и вот теперь он снова адски заболел. А может, это была работа Софии – попробуй теперь вспомни. Она посмотрела на широкое ровное пространство прямо перед собой: черная маслянистая поверхность Врат, не менее опасная, чем ковер, сплетенный из ядовитых змей. Возможно, два дня назад Чи Хён стояла на этом же самом месте, когда открылись гребаные Врата, а вчера подралась с Софией у дальней их кромки. Если удастся пережить нынешний день, завтра она ни за что сюда не вернется – она становится похожей на Сестер Сна, каждое утро расставляющих миски с черным рисом и курительницы с фимиамом из рыбы-гарпии возле Непорочных Врат. Однажды на рассвете Чи Хён видела, как монахини с шорами на глазах шли через тыквенное поле и серые ленты, пришитые к их рясам, развевались на ветру, словно щупальца медузы. Тогда она сочла древний ритуал чрезвычайно жутким, но теперь он казался пустяком по сравнению с тем, что собирался устроить около Врат Хортрэп.
Совомышь захлопала крыльями по лицу хозяйки, засмотревшейся на обнаженного белокожего гиганта, который тащил огромный заплечный мешок на плетеной раме, увенчанный самодельным алтарем. Чи Хён шикнула на своего демона, пытаясь успокоить, но Мохнокрылка продолжала отчаянно биться над ее головой и хлестать кожистыми крыльями по больной щеке. Принцессе по-прежнему не нравился план колдуна, но если таоанцы не остановятся в ближайшие тридцать секунд, а Хортрэп не успеет все подготовить, кобальтовых просто сметут…
И все же, когда страх разверзся в груди так же широко, как Врата перед глазами, багряная конница притормозила в какой-то полусотне ярдов от Чи Хён и ее небольшой свиты. Таоанцы демонски слаженно разошлись полукругом, а кобальтовые всадники вытянулись в линию по обе стороны от Врат. Сотня с небольшим оставшихся в строю ранипутрийских драгун кавалерессы Сингх и около пятидесяти наездников капитана Кимаеры, уцелевших в сражении у Языка Жаворонка, вовсе не выглядели устрашающей силой, но они должны были задержать противника, пока несколько сотен пехотинцев не догонят своего генерала или же Хортрэп не выполнит задуманное. О том, чтобы оставить кого-то из здоровых солдат в резерве, Чи Хён не помышляла. У кобальтовых не хватило бы бойцов даже для защиты крепости, не говоря уже о походном лагере, частокол вокруг которого был еще ниже, чем боевой дух солдат.