нимаю, это была несвобода, пусть даже чисто формальная, и не хочу, чтобы так продолжалось и дальше. Вы мои друзья и мои капитаны, но вы больше не слуги.
Какое-то время все молчали. Феннек наполнил золотистым напитком три чаши. Наконец Чхве хрустнула суставами пальцев и заявила:
– Благодарю, Чи Хён. Для меня было большой честью служить тебе. Но теперь служба окончена, я покидаю Кобальтовый отряд и отправляюсь, куда велит мое сердце: на поиски варвара, которого зовут Марото Свежеватель Демонов.
Чи Хён упала духом. За спиной у Чхве Феннек переполнил чашу, уставившись с открытым ртом на дикорожденную. Затем Чхве с кривой усмешкой обошла вокруг стола и взъерошила коротко остриженные волосы своей бывшей подопечной.
– Шутка, генерал Чи Хён. Я давно бы ушла, если бы считала, что ты недостойна моих зубов, а сейчас, полагаю, они тебе понадобятся, как никогда прежде.
Ничуть не беспокоясь о том, как по-детски это выглядит, Чи Хён повисла на шее дикорожденной, а та на мгновение замерла и тоже раскрыла объятия. Феннеку это показалось куда более забавным, чем выходка Чи Хён, а может, сама мысль о том, что Чхве умеет так ловко разыгрывать, вызвала у бывшего стража духа несвойственный ему приступ смеха. Звук этот был и странным, и таким естественным, что Чи Хён невольно задумалась, не в первый ли раз за все эти годы Феннек искренне рассмеялся.
– А теперь, дамы, попробуйте жидкой отваги, – успокоившись, протянул он чаши. – Знаю, что вы воротите нос от моей кислятины, но обещаю, этот напиток произведет на вас должное впечатление. Я приготовил его еще в Ранипутрийских доминионах, и с тех пор он как следует настоялся. Каждый должен выпить эля перед сражением, так заповедовали нам десять истинных богов Трве, и кто мы такие, чтобы противиться их воле?
– Эль? – Чи Хён опасливо понюхала содержимое чаши. – Мне казалось, ты предпочитаешь сидр.
– В зависимости от времени года, расположения звезд и наличия нужных ингредиентов, – объяснил Феннек, торжественно поднимая чашу. – Чхве, у тебя есть что сказать, перед тем как мы отправимся в бой?
– За посрамление наших врагов, – провозгласила дикорожденная, и все повторили тост и сдвинули чаши.
– Это точно не сидр, – поморщилась Чи Хён. – Слишком кисло даже для сидра.
– Ты уверен, что у эля должен быть именно такой вкус? – скептически спросила Чхве. – Лимон и тот слаще.
– Нужно выпить еще, тогда оценишь по достоинству, – проворчал Феннек и снова наполнил чаши. – Твоя очередь, Чи Хён.
– За… кавалерессу Сасамасо и других моих телохранителей и солдат, погибших в сражении у Языка Жаворонка, – всхлипнув, произнесла Чи Хён. Она знала, что Сасамасо родом из Кремнеземья, принадлежала клану Венценосного Орла; знала, что покойная кавалересса любила мед, саам и жареный батат; знала и много других мелочей о ней… И кавалересса была чуть ли не единственной из павших в том жестоком сражении, кого Чи Хён могла вспомнить по имени. – Нет, не только за нее, не только за наших павших товарищей, но за всех, проглоченных этими проклятыми Вратами. И за друзей, и за врагов. За всех!
Чхве и Феннек повторили тост, чокнулись и выпили.
– Ты прав, – согласилась Чи Хён, когда кислый напиток помог справиться с неожиданно подступившим к горлу комком. – Теперь я определенно чувствую больше оттенков. Это ведь привкус навоза, угадала?
– Не думаю, – возразила Чхве. – Навоз намного приятней.
– Посмотрим, что будет дальше, – погрозил пальцем Феннек и снова наполнил чашу, но только свою. – Вам может не нравиться вкус, но подождите, и вы почувствуете прилив отваги еще до того, как я прикончу эту бутылку.
– Значит, ты и вор, и карточный шулер, и мастер перевоплощений, и торговец сомнительными снадобьями. – Чи Хён села и откинулась на спинку койки. – Есть ли предел твоим талантам?
– Сведущ во многом, а кое в чем непревзойден, – ответил Феннек, усаживаясь на стул и рыгая. – И вором я никогда не был, это привилегия твоего папочки, Канг Хо Хитроумного, очаровательного мерзавца.
– Или не очень очаровательного, в зависимости от обстоятельств. – Чи Хён с опозданием заметила, что Феннек загрустил, и решила взбодрить его излюбленным средством: возможностью поболтать. – Скажи, Феннек, а как называли тебя?
– Разные люди называли по-разному.
– Нет, я говорю о твоем официальном прозвище: мой папочка был Хитроумный, Марото – Могучий или Свежеватель Демонов, кавалересса Сингх имела много титулов, так или иначе связанных с рыцарством, у Хортрэпа почти столько же прозвищ, как у Софии. А как называли тебя, кроме имени?
– Я был бы счастлив, если бы кто-нибудь его помнил. – Феннек залпом выпил третью чашу и снова ее наполнил. Чхве перегнулась через стол и тоже налила себе эля, чтобы товарищу не пришлось пить одному. – Тебе известно, что Феннек – не настоящее имя? Со временем все забыли, что оно у меня вообще было. Да и почему они должны помнить? Я ничем не заслужил это.
– Ох, – вздохнула Чи Хён, не готовая к такой откровенности. Даже когда Феннек предупреждал ее о ненадежности своих старых друзей, его слова никогда не звучали настолько мрачно. – Нет, это не так, потому что тебя вспоминают почти в каждой песне о Холодном Кобальте и Пятерке Негодяев. И это хоть что-то да значит, даже если тебя не называют по прозвищу!
– Меня вспоминают в песнях просто потому, что я был одним из этой Пятерки, вот и все. – Голос Феннека был таким же кислым, как и его пойло. – Я был любовником Канг Хо, когда София собирала свою банду, а она нипочем не опустилась бы до такого дерьма, чтобы вышвырнуть меня, как только мы с твоим папочкой расстались.
Это было неожиданно. Чхве с округлившимися глазами оглянулась на Чи Хён за подтверждением, но та, должно быть, раскрыла глаза еще шире…
Феннек и ее папочка? Чи Хён вспомнила свое мимолетное увлечение «братом Микалом», когда тако-о-ой мужественный страж духа только-только появился в Хвабуне, и ее чуть не стошнило.
– Я так и таскался за ними до самого конца, но заслуживал ли я славы? Нет, будь я проклят! София обладала и умом, и силой; все это имел и Марото, хоть и не в той же мере. Сингх всегда была рыцарем с благородным сердцем, а Канг Хо – вором, искусным бойцом на ножах и мастером побега. Хортрэп – он и есть Хортрэп; очевидно, он помогал остальным не только своим кипучим характером. – Феннек надул щеки и резко выдохнул. – И поскольку банду Негодяев невозможно представить без пятого колеса в телеге, этим колесом стал я.
– Ты же был попом, – вставила Чхве. – Как ты тогда сказал? Клириком?
– Это что же получается? – Чи Хён немного расстроилась, догадавшись, что тот разговор проходил в ее отсутствие, пусть и недолгое. Но тут же смутилась из-за своей обиды, – разумеется, простые смертные общаются друг с другом, даже когда их храброго генерала и благородной принцессы нет рядом. – Значит, облик брата Микала был не совсем фальшивым?
– Да, не совсем. – Феннек немного просветлел. – Это было очень-очень давно. Я уже и забыл, что рассказывал тебе об этом, Чхве, и теперь должен мысленно вернуться в Катели – сам виноват, перебрал своего же пива. Да, Чи Хён, как ни трудно поверить, твой страж духа когда-то носил монашескую одежду, хоть и иную по форме… да и по содержанию. До встречи с Канг Хо я был нищенствующим клириком Корпиклани, Хозяйки Солода. Вероятно, я должен объяснить вам, еретикам, что Корпиклани – четвертая из десяти истинных богов Трве, так же как мне было предназначено стать четвертым Негодяем. Все предназначено заранее, все предопределено, не бывает случайных совпадений, если в вас живет вера, пусть даже это вера в богиню пьянства.
Чи Хён поморщилась, глядя на тщательно выбритые щеки Феннека и представляя, как их обрамляет длинная густая растительность; большинство последователей десяти богов, которых она встречала, носили бороду. Поймав ее взгляд, он поднялся, чтобы снова наполнить чаши. Возможно, это было не такое уж великое чудо, что Феннек оставил свою богиню, – зато его кислое пиво нравилось Чи Хён все больше и больше. Затем он вернулся на свое место и к своей истории.
– Итак, в те времена я занимался духовной практикой – один из многих даров Корпиклани заключается в том, что можно пить любую жидкость, какую захочешь, и она превращается в пиво, едва касается губ. Не знаю, как другие, но я счел этот дар весьма полезным. И что еще важнее, то пиво, которое я варил, излечивало больных и раненых, если только они не злоупотребляли… – Феннек глянул сквозь чашу на пламя свечи, выпил и продолжил: – А теперь, прежде чем вы спросите, отчего об этом не поется в песнях и почему я утратил расположение Корпиклани, объясняю: понятия не имею, как все произошло, иначе я продолжал бы ей служить. Важно то, что вскоре после встречи с Канг Хо и Софией я потерял благосклонность богини, а потом и любовника. Поскольку я не хотел потерять благосклонность еще и нанимателя, то соглашался делать все, что предлагала или требовала София… Я наряжался в разные дурацкие костюмы и проникал в какое-нибудь братство или военный лагерь – мастер перевоплощений, это ты хорошо подметила. Разведка – самая опасная работа, и если тебе повезет и ты справишься с задачей, награда будет лишь одна: твоя собственная жизнь… если не считать недоверия друзей, которые сами же и уговорили тебя сделаться лазутчиком. Знаешь, в чем секрет моего успеха на этом поприще? Все дело в том, что я слаб и у меня неброская внешность – мало кто уделит мне второй взгляд. А ведь я даже не сумел избавиться от акцента, тогда как Марото это удалось без особого труда…
Феннек замолчал, и Чи Хён подошла, чтобы наполнить его чашу, но бутылка уже опустела. Принцесса испытывала жалость к нему… но вдруг подумала, что именно жалости он и добивался, и засомневалась в правдивости его истории… и наконец возненавидела себя: столько пережито вместе с этим человеком, столько испытаний пройдено, как можно сомневаться в нем теперь?
И за всеми этими нетрезвыми мыслями что-то пряталось… Луч надежды, до которого, кажется, можно дотронуться…