– Традиционный взгляд рассматривает богов подобно… природе, верно? – продолжил наставник. – Они существовали задолго до зарождения человечества и останутся пребывать, когда уйдет последний из нас. Таким образом, возникновение богов должно было произойти в далеком прошлом, при сотворении мира. А может, даже предшествуя его сотворению.
– Вполне естественно и разумно.
– Философия Тейден вывернула эту идею наоборот. Боги не существовали – не могли возникнуть – до того, как появились люди. Она приводила доводы, что источник происхождения богов – сами люди и тот коллективный дух, что создается людьми. Твои помыслы творят некое подобие течения в этом мире, а это течение, в свою очередь, увлекает за собой твои помыслы. Таким образом, когда в Обрядах Адрогина говорится «когда б избранник не призвал меня, я есмь», это буквальное описание истины. Она использовала инлисский термин «грайгор».
– Выходит, боги реальны в той степени, в какой устремлены к ним мысли верующих.
– Не обязательно, – сказал он с улыбкой, словно оценил не понятую ею шутку. – Это может быть община прихожан или артель работников, племя или целый народ. А может, что-то гораздо меньших размеров. Когда бы ни собрались, пускай даже лишь двое, третьим будет присутствовать дух. И сила этакой сущности – не конкретных людей, а того, кем они станут, когда вкупе сделаются чем-то большим – наделяет богов обличьем, и голосом, и влиянием на мир. Боги – это мысли, которым придана форма, а форма создает ритуалы, обряды, потоки силы и чудеса, что направляют наши мысли. Это образы – не нас, отдельных личностей, но духов-проводников и хранителей тех групп, которые из нас складываются.
Он описал круги указательными пальцами.
– Такое учение не могло возыметь успех, – сказала Элейна.
Лицо преподавателя спало.
– Да, она умерла в изгнании.
Когда Элейна пошла с Камнерядья пешком, в одеждах, позаимствованных у купеческой горничной, то только к середине дня попала на Зеленую Горку. Ее трясло. Усталость после почти бессонной ночи, веселье, и стыд, и странное, нарастающее пренебрежение своим проступком – все это бросало в дрожь. Ближайшие из ее покоев находились в доме Аббасанн, но там показываться было опасно, по крайней мере до тех пор, пока не прояснится, что с Теддан. Поэтому она побрела в Братство Кловас, к своей тамошней келье. Сменила одежду на собственную, а сброшенную передала служанке. Никто насчет этого ничего не сказал, а если и обсуждал, то втихомолку. Стоило отдать должное, подумала Элейна, их умению не замечать чреватые неприятностями вещи.
Она попыталась уснуть, но пока тянулся теплый и солнечный день, что-то внутри нее противилось отдыху. О чем бы она ни думала, ее разум упрямо пробирался к тому, что она совершила. Гаррет, так его звали. Вместо того чтобы забыться сном, она оживляла картины из памяти. Его робкую неуверенность, его колебания – и как он враз все это отбросил. Черты его лица, голод, бушевавший в нем – и в ней тоже. И утоление этого голода. А потом вдруг она обнаружила, что глаза ее открыты, рот широко ухмыляется, а дремота сбежала через маленькое оконце.
Спустя дни она решила вычеркнуть случившееся из списка забот. Была ночь, была опрометчивость – отныне же впереди у Элейны целая жизнь. Серьезная, важная, трудная и суровая. Она в тысячный раз непреклонно изгоняла Гаррета из памяти, а минутой позже опять воображала, как сталкивается с ним на каком-нибудь городском приеме. Или перехватывает его взгляд в толпе. Элейна порой представляла, как он опешит, узнав, кто она, и наслаждалась его будущим изумлением. А порой это навевало грусть. Она задумывалась, посещают ли его те же, откровенно плотские, картины воспоминаний, что бередили ее саму. Гадала, а хочет ли, чтоб посещали.
Ребячество с ее стороны.
Но такова была правда, и что с этим делать, она совершенно не понимала. С кем больше всего хотелось поговорить, так это с Теддан, но двоюродная сестра, как сообщили слуги, подхватила лихорадку и была слишком больна для приема гостей. Такая ложь легко покрывала все. Элейна посылала гонца и к магистратам, и в тюрьму, но о Теддан нигде не было слышно. Кто бы ни разбирался с ее арестом, действовал он разумно.
– Оставлю ее вам. – Учитель положил на стол книгу.
В красной кожаной обложке. Том оказался тяжелее, чем с виду, и тонкие страницы были мягкие, будто тряпочные. «О Природе Богов». Сомневаясь в своей убедительности, Элейна все же придала лицу благодарное выражение.
– Обсудим первый раздел на следующем занятии, – сказал пожилой учитель. – Если, конечно, позволят ваши обязанности.
– Жду с нетерпением, – сказала она.
Ложь, но, проговорив ее, Элейна мысленно дала зарок. Читать книгу, обсуждать книгу, заниматься – с учителем и самостоятельно. Ничто не понуждало ее учиться усерднее, чем напоминание, что ей это необязательно. При дворе было немалое число мужчин и женщин, избравших невежество из-за собственной лени. Неприятно осознавать, что она относится к кому-то с презрением, но что есть, то есть. И, видимо, это не единственный ее порок.
На мгновение здесь, рядом с ней, появился Гаррет. Его ладонь у нее на затылке. Его дыхание в ухе.
– Я заранее выделю время. На следующей неделе? – предложила Элейна.
– Будет чудесно. Благодарю, – сказал наставник, перегибаясь в поклоне.
Она подождала, пока он уйдет, и распахнула книгу на первой случайной странице.
Если боги изменчивы, тогда постоянство как таковое становится метрикой, по которой можно судить об их преуспевании. Доброта, справедливость, благородство, мудрость – все это вторично по отношению к грубому упорству. Тот бог, который отсекает от себя волю к переменам, остается, а тот, кто избирает другое качество, – любое другое качество, способное соперничать с основным, тем самым обрекает себя. Следует вывод, что бог, который выжил не изменившись, в сути своей аморален, звероват и жесток. И вышесказанное о богах мы также скажем о гильдиях, братствах, народах и людях: те, что непреходящи, неизбежно клонятся ко злу.
– Ну, теперь понятно, за что тебя изгнали, – проговорила Элейна, пока листала страницы, отыскивая начало и конец первого раздела. Оценила, на что себя обрекла. Не так уж плохо, как могло быть.
Она съела тарелочку жареной форели и сочное яблоко, затем отнесла красную книгу в покои, позвала служанку, чтобы помогла ей переодеться в свежее платье и подходящие туфли, и снова выдвинулась в поместье Аббасанн. Она шла уверенной походкой, держа голову прямо. Можно было взять экипаж, но ей хотелось, чтобы о ее миссии знали. Каждый день она наносила туда визит и получала отворот, благодаря чему каждый новый отказ давался им все труднее.
И действительно, этот день оказался победным. Придверник сопроводил ее в одну из северных гостиных внутри главного здания. Странновато. Элейна была членом семьи, и отношение к ней как к гостье, хоть и почетной, настораживало.
На Теддан было желтое льняное платье, а волосы собраны в пучок. За исключением легкого утомления вокруг глаз, не было ни намека на пережитое ею от мостовых Речного Порта по эту минуту. Когда Элейна вошла, она встала. Слуга удалился, закрыв за собою двери.
Теддан тут же подлетела, обвила Элейну руками, приподняла, оторвала от земли.
– Я-то думала, ты погибла! Будущая Китамарская княгиня на моих глазах бросилась в реку на верную смерть! Чтоб больше со мной такого не вытворяла!
– Прости, – сдавленно выдохнула Элейна. Продолжив, когда кузина поставила ее назад: – Идея оказалась не настолько хорошей, как я подумала. Даже с учетом того, что сработала.
– Или тебе крупно повезло, или за тобой приглядывали боги. А может, повезло именно в том, что приглядывали. Люди чуть ли не каждый день в реке тонут.
– И плавают тоже.
– Но не на том участке.
– Я уже поняла, – сказала Элейна, пожимая плечами. Она села, и Теддан с нею. – Прости, что я тебя бросила. Я не нарочно.
– Это единственное, что тебе оставалось, – сказала Теддан, отмахиваясь от пояснений. – Ты меня оттуда никак бы не вытащила. Это я виновата. Годы рисковой жизни наконец взыскали плату. Но ты должна рассказать мне, что приключилось! Куда ты пошла и как вернулась домой?
Элейна почувствовала, как внутри что-то освобождается, словно много дней задерживала дыхание и только сейчас появился шанс выдохнуть. Из нее вылилось все. Прятки за оградой, ночная прогулка, вторжение к Гаррету в дом, план возвращения и как ее обнаружили. Цельное повествование, которое шло как по писаному, точно одна из историй Теддан, только на этот раз рассказывала она сама.
Кузина упивалась подробностями, расцветая в восторге, и когда Элейна закончила, всплеснула руками, как ребенок на кукольном представлении.
– А потом что?
– А потом все, – сказала Элейна. – Я пришла назад, отдохнула, как смогла, и вернулась к обычной жизни.
– Повезло, что они тебя не раскрыли.
– Да с чего бы? Мы не коротаем вечера в одной компании. А если они видели меня на каком-нибудь мероприятии, то там я вряд ли была похожа на полуутопленницу.
– Смытые тени не изменят твоего разреза глаз, – сказав это, Теддан подсела ближе и взяла Элейну за руку. Голос упал до шепота: – Ты беременна?
– Нет, – сказала Элейна. – То есть, по-моему, нет. Неподходящие дни.
– Это еще ничего не значит, – сказала Теддан. – Мать говорила, что клала в свою постель отца всегда только за день до того, как пойдет кровь, – и вот они мы, шестеро.
– Может, в другое время она клала в постель кого-то еще, – сказала Элейна.
Теддан заразительно захохотала:
– А ты, я смотрю, в настроении. Вон какая бесстыдная.
Элейна почувствовала, как по шее растекается румянец.
– Что еще ты про него знаешь? – спросила Теддан. – Только не отговаривайся, будто не интересовалась его жизнью.
– Все равно ничего не выйдет. Нам выпало радостное мгновение, и теперь оно прошло.
– Это не ответ.
– Ну, может, немножко понаводила справки. Просто удостовериться, что в дальнейшем мне оно не аукнется.