– Где Ирит? – спросил Гаррет. – Не должна ли она изучать тонкости семейного ремесла?
Отец пожал плечами, взвешивая в руке документ.
– Когда станем одной семьей, почему бы и нет?
– Разве она еще недостаточно с нами сблизилась?
– Церемонии бракосочетания еще не было. И даже когда это свершится, разумнее будет не выдвигать ее на первые роли. Когда все увидят, что мы женили нашего сына на северянке-инлиске, то недолго думая начнут вычислять, что мы с этого поимели. О чем наши братья и сестры по гильдиям не заподозрят, того и высчитать не смогут.
– Я тоже должен идти, – сказал Вэшш. – На склад.
– Нет. Ты займешься Паттаном Адрестином. Есть письма, и нам необходимо их прочитать. Сегодня.
– Да, сэр, – ответил Вэшш.
Деловая жизнь семьи колебалась подобно маятнику, и жатва была одной из высших точек его хода. Противоположной ей была оттепель, когда по Кахону начинали пробираться первые баржи – вверх, с юга, или вниз, если они зимовали в городе. Разыгрывалась гонка – прием заказов, заключение сделок, расстановка доски перед великой партией. Упорная борьба за исполнение всех контрактов, угроза уплаты гильдиям или дворцу неустоек, что могли смести начисто всю годовую прибыль, сложные танцы, чтобы сборщик налогов был счастлив, но не через меру.
В другие годы такая кипучая деятельность приводила Гаррета в восторг. Гуляя по улицам, он чувствал, будто весь город ожил. Будто телеги и доставщики были кровью, циркулирующей по булыжным венам. На юге города вырастали в человеческий рост кули с зерном, а корзины ягод и фруктов сочились сладостью на пыльные дороги. На севере же речное движение превращалось в едва ли обузданный хаос. Дюжины лодок мчались, чтобы занять места под кранами, а портовые смотрители посылали на воду ялики синих плащей – поддерживать порядок угрозами расправы и конфискации. Двери склада Лефтов были открыты – повозки катились к воде и обратно, стремясь поскорей доставить под крышу все то, что выдержит зимние месяцы, а шкиперам на определенные суда то, что потом поплывет на юг, а еще все накладные и подписанные квитанции – все шло своим чередом.
Обычно такое зрелище будоражило. Последний отрезок эстафеты, что вознесет иные семьи почти до особняков Зеленой Горки, а прочих сбросит так низко, что гордым купцам придется идти в услужение своим соперникам, спать на койках слуг вместе с горничными, садовниками и поварами. Это еще и предвестие – вскоре листьям терять свою зелень, а быстрым водам темнеть вместе с опаданием листвы. И наступать льду, и холоду, и покою, пока не придет следующая весна и не начнется новое состязание. Прежде Гаррет черпал в этом радость. И пока еще помнил, каково это – радоваться.
Главный кладовщик был здоровенным бычиной в человеческом обличье, на голову выше Гаррета. Изо рта у него торчал серый, будто помеченный, зуб. Отзывался он на имя Клоп, полученное, как полагал Гаррет, не при рождении.
– В каждом мешке недовес, – сообщил, качая головой, Клоп. – Помаленьку, зато во всех. Я сказал, что он, коли хочет, может заносить их на склад, но черта я лысого подпишу, пока ты или твой батя не выясните, в чем дело.
– Наверняка он разомлел от этих слов.
– Орал он на меня долго, – ухмыльнулся Клоп. – А под конец отправился к портовому распорядителю, приговаривая, что с меня взыщут за простой.
– Ты правильно сделал, – сказал Гаррет. – Ознакомь-ка с весом мешков.
– Хочешь взять магистратские весы? За ними сейчас очередь.
– Пока сойдут и наши. Если я договорюсь с ним по мешку за каждые…
– Восемь.
– Восемь? Настолько легкие? Ладно. Добавочный мешок за каждые восемь недовеса, и мы не выкладываем это дело перед гильдией.
Клоп кивнул, затем повернулся назад к огромному жужжащему рою рабочих на складе и высвистал трель настолько замысловатую, что Гаррету в ней послышались слова. Трое работников оторвались от своих занятий и побрели к ним. Клоп шагнул им навстречу, а Гаррет сложил неподписанный договор в карман и, отступив от столпотворения на складе, оказался перед столпотворением на улице.
Погонщики кричали, размахивали хлыстами, а утомленные мулы ждали, когда перед ними расчистится путь. Мужчины, женщины и дети протискивались в просветы между телег, а собаки проскальзывали промеж ног идущих людей. Девушка в линялом ситце устроилась сверху на ограде и продавала пирожки с курятиной и ягнятиной текущим у ее ног толпам. Дорогу до конторы распорядителя Гаррет знал не хуже коридора в собственном доме. Он влился в людской поток, прижимаясь в сторону, между повозкой с лимонами и грубой облицовкой гильдейского дома кожевников.
Сзади кто-то взвизгнул от ярости или от боли, и, оглянувшись, Гаррет увидал женщину – обхватив ногу под коленом, она сидела прямо посреди улицы. Сквозь пальцы сочилась кровь, а дама непристойно бранила молодого юношу в цветах Дома Удорма. Скорее всего, излишне поспешного, недостаточно внимательного курьера. Отрывистый свист остановил суету и очистил проход для двух неторопливых синих плащей.
Двух неторопливых, хорошо знакомых синих плащей.
Гаррет помедлил. Установка велела сперва закончить семейное дело. Будет время отыскать Канниша с Мауром, когда утрясется вопрос с недовешенным товаром. Разворот и шаг в сторону друзей был не слишком крамольным бунтом, но Гаррету понравилось возникшее при этом ощущение.
– Как содранный с него штраф поможет мне? – сердито вопрошала у Канниша поранившаяся женщина, глядя, как курьер просачивается прочь сквозь давку.
– Научит его в следующий раз быть осторожнее, – ответил Канниш.
– Дали бы мне палку на две минуты, и он у меня научился бы осторожности на всю жизнь.
Маур поймал взгляд Гаррета и приветственно мотнул подбородком. Канниш протянул женщине руку, но она не приняла ее и встала сама.
– Вам помочь добраться туда, где за вами присмотрят? – спросил Канниш.
– А не то оштрафуете и меня за то, что пачкаю кровью улицу? – отбрила она стражников и похромала к реке.
Как только женщина исчезла, Канниш захохотал. Вокруг опять засуетилось уличное движение, но синие плащи и медные служебные бляхи образовывали вокруг себя островок посреди этого хаоса.
– Где ты все прятался? – спросил Маур, хлопая Гаррета по плечу.
– Извините, – сказал Гаррет. – Дома постоянно важные дела. На сколько вы его штрафанули?
– Этого? – спросил Канниш, указывая в направлении скрывшегося курьера. – Четыре медных. Хватит на пивко да вкусную рыбку.
– Небось для вашего капитана.
– Не, такую мелочь мы оставляем себе, – сказал Маур. – Вот взыскивать налоги и сборы – собачья работа. Те должны сойтись до гроша, а не то вмешается дворцовая стража. Но патрули живут на самообеспечении. Так было заведено всегда.
– Приятная работенка.
– Побуждает оставаться начеку, – сказал Маур. – На задании не поспишь, коль задание кормит тебя обедом.
– И все же, серьезно, – вступил Канниш, – где ты все-таки был? Я тебя не видел с…
– С лодочного сарая, – закончил Маур.
Нежданно и мощно Гаррета тряхнуло чувство вины. Совесть от того, что избегал друзей, мучительно вгрызлась в нарыв той ночи, той девушки и последствий их встречи. Желанию сменить тему противиться было нельзя.
– Парни, только между нами, но меня женят.
– Тягостна доля управлять успешным предпринимательским домом, – раздувая щеки, промолвил Канниш.
– Издевайтесь, коли охота, а мне оно как соль на рану.
– И кто суженая? – спросил Маур.
– Не могу рассказать. Простите. Установка. Где Таннен?
– Покинул нас, – сказал Маур.
– Боги. Сожалею. Что с ним случилось?
– Да не умер, – сказал Канниш. – Просто ушел. Капитан Сенит вышвырнул его из стражи. Мы должны были ходить вместе и держаться кварталов, которые хорошо знаем. Ага, но на дне коронации он принял на грудь. В одиночку поперся в Притечье, и там у него украли кошелек и значок стражника.
– Ничего себе! – воскликнул Гаррет.
– То еще полбеды. Он погнался за воровкой в Долгогорье. Капитан сказал, что ему крупно повезло оттуда выйти. В любом случае его уволили. Слышал, он подыскивал работу на складах.
Гаррет сочувственно хмыкнул, но часть его получила нездоровое удовольствие. Этого новенького он не любил и не будет скучать по его компании.
– Ты заходи, – сказал Маур, и у Гаррета возникло чувство, будто друг прочитал его мысли. – Здорово будет с тобой повидаться.
– Зайду. Обязательно. Не сегодня – мы едем на ужин. Но скоро.
– Хорошо, что пересеклись. Ты ушел до того, как в лодочном сарае все кончилось. Лучшую часть пропустил.
Гаррет не сумел спрятать ухмылку, но превратил ее в нечто иное.
– Как вышло – все равно сходить тогда с вами стоило. Но вино за ваш счет.
– Естественно. Только сперва мы тебя оштрафуем.
– За что?
– Придумаем, – сказал Канниш и обнял его.
На миг все трое опять стали прежними пацанами, вздумавшими поиграть во взрослую жизнь. Гаррет не предполагал, что на душе может стать легче.
Он повернулся и пошагал на встречу с портовым смотрителем и сегодняшними проблемами, но мысли его разделились. Часть его пересчитывала потери товара, разрабатывала требования, которые он предъявит, и учитывала все переданные сведения. Но другая его часть опять очутилась в том лодочном сарае и гуляла под луной по улицам с незнакомкой. Он слышал предания о духах, что обитали в Кахоне, и исподволь, ненароком сплел историю, где она оказалась одной из них. Диким умертвием, на ночь принявшим людское обличье. Он чувствовал запах реки от ее волос.
Забавно, ребячески, но какая разница? Теперь про нее можно сочинить любую легенду. Она ушла и никогда не вернется.
От конторских зданий смотрителя до ближней площади выстроилась целая очередь. Податели жалоб, лодочники, представители гильдий и бесприютные работяги в поисках найма. Он прошелся вдоль очереди, пока не увидел искомую физиономию.
– Эй, – сказал он, вытаскивая договор и угрожающе им потрясая. – Нам с вами надо потолковать.