– Эй, малявка, – позвал он, и девочка подняла взгляд. – Ты мой гонец?
Она кивнула.
– Знаешь, что делать?
– Когда вы скажете, я пойду на площадь к лавке Джеммы Кортон, и человек в красной куртке даст мне серебреник.
Сенит кивнул:
– Суть уяснила.
На каждые из таких внешне невинных дверей и ворот он поставил своих людей с приданными бегунками. По его слову гонцы ринутся сквозь город, а с прибытием одного с места будут готовы сорваться еще двое-трое. По его расчетам, даже если придется перебираться за реку, он сможет подать сигнал к штурму отсюда до западной стены Камнерядья в пределах часа. И две трети потайных точек входа стража возьмет огнем и мечом. А у оставшейся трети его воины подождут в засаде, пока крысы не начнут разбегаться. Его мучила жажда – но не воды и не выпивки.
Через силу капитан заставил себя не пялиться на проем. По другую сторону двери мерещилась Тетка Шипиха.
– Парни, – обратился он, когда Наттан Торр бросил три игральные кости, притворяясь проигравшим, – если дело кончится скверно, для меня было честью служить городу вместе с вами.
– Не кончится, – возразил Берен. – Мы вздернем гадов на их кишках, и пусть коты жрут то, что оттуда попадает.
– Оставь чуток магистратам, а то они обидятся, что мы порезвились без них, – посоветовал Наттан Торр.
На минуту Сенит ощутил всеохватную любовь к своей страже. Не только к этим двум бойцам, а вообще ко всем.
– Тебя как звать, мелкая?
Девочка уставилась на него:
– Мира.
– Ну так что, Мира? Отчего бы тебе не сбегать и не заработать себе немножко серебра?
Любым другим днем в здешнем обеденном зале пил и ел бы личный состав, подкрепляясь перед обходом или возвращаясь с дежурства. Сейчас все крючки на восточной стенке были увешаны брезентовыми накидками – патрульные надевали их в промозглые дни. Из хододного очага вычистили золу. Гаррет присел на потертую лавку, а его брат стоял, сцепляя и разжимая ладони, как всегда, когда злился. От окружающей пустоты помещение казалось огромным, а пространство, разделявшее братьев, непреодолимым.
Вэшш глубоко вдохнул, словно стоял на краю моста и набирался смелости прыгнуть. У Гаррета заныли скулы, и он только что осознал, что не стискивал зубы уже несколько дней. А то и недель. А то и с уходом из дома.
– Как домашние дела? – наконец спросил он, отчасти сжалившись над братом.
– Напряженно, – ответил Вэшш. – Сварливо. – Он неосознанно махнул правой рукой – так порой делала мать. – Твой уход спутал дела.
– Знаю, – сказал Гаррет. – За это прошу прощения.
– Дядя Роббсон передал, что с тобой разговаривал. Про баржу с сахаром.
На тренировочном дворе кто-то крикнул о начале поединков. Стук деревянных учебных мечей деранул уши.
– Было такое, – произнес Гаррет.
– Они хотят, чтоб ты вернулся, – сам себе кивнув, сказал Вэшш. – И я пришел сюда и… Ведь правда, ты же спишь в одной комнате с пятью другими мужиками. А твоего довольствия едва хватает на прокорм, а уж никак не на отдельный дом или свое дело.
– Меня устраивает, – сказал Гаррет. – Суть не в оплате.
– Я обучаю Ирит. Объясняю ей, какой в действительности Китамар, каково ей будет здесь жить. Она не та, что ты думал. На самом деле она совсем другая.
Вэшш на него не смотрел. Глаза брата перебегали с окна на очаг, еще на пол. Куда угодно, но не на Гаррета. Его рот тонко сжался, раньше так бывало, когда младшего тошнило. А Гаррет чувствовал лишь усталость.
– Да, ты прав, – сказал он, но Вэшш продолжал, не обращая внимания:
– Ирит забавная. Этого не понять, не проведя с нею какое-то время, но она знает толк в колючих шуточках. И совсем одинока. Ей столько пришлось оставить, чтобы поехать сюда, а мы ни о чем ее даже не спрашивали. Ни о чем не знали. – Вэшш опустился на лавку напротив, уперев локти в колени.
– Согласен, и тут ты прав, – сказал Гаррет. – Наверняка со временем я бы хорошенько ее узнал. И не сомневаюсь, что она – замечательный человек.
– Дома не знают, что я у тебя. Не говори им, что я приходил. Ладно?
– Я понимаю, ты хочешь меня вернуть. Своим уходом я подвел всю семью. Груз на моей совести, и, поверь, мне его не сбросить. Но есть по-настоящему я, а есть тот, кем вы меня хотели бы видеть. И эти двое между собой не стыкуются.
– Не знаю, чего хочу я, – сказал Вэшш и впервые, как пришел, посмотрел в глаза Гаррету. – Впрочем, неправда. Я гляжу на тебя и вижу, какую ты совершаешь ошибку. Нет, дай закончить. Мне ясно – ты скучаешь по друзьям, хочешь остаться кем был, когда был мальчишкой. Еще ты осаживаешь отца, чтобы он не указывал, как тебе жить. Ты поступаешь наперекор, и сейчас тебе жалеть не о чем, но через пять лет? Десять? Двадцать? Ты будешь кем-то вроде дядьки Канниша, который хвастается случившимся не с ним и строит из себя героя эпохи, хотя на самом деле простой наемник, кому повезло сесть на жалованье из наших налогов. Для тебя я хочу лучшего. Хочу, чтоб ты жил как заслуживаешь, а не этакой жизнью. Но… но если ты вернешься, не обещаю, что останусь я.
Гаррет словно ослышался или не до конца разобрал сказанное. Он понимал слова, но осмысленно сложить их вместе не мог.
– Я не выдержу смотреть на вашу с ней свадьбу, – сказал Вэшш. – Думаю, это меня убьет. Поэтому я не знаю, что делать.
Гаррет наклонился вперед, его поза так походила на позу брата, что вместе они сидели как бы по обе стороны какого-то странного зеркала.
– Ты ее любишь.
– Я ей не говорил. Никому не говорил. Но когда ты ушел, я страшно обрадовался. И устрашился того, что обрадовался. Подумал, может, это мой шанс. Тем, кто женится на ней, буду я, у нас получится с караваном, дом будет спасен, а я… я буду с ней. Потом отец и Роббсон начали строить планы, как вернуть тебя назад, и я испугался. И мне так жаль, что я не желаю твоего возвращения, ведь я очень хочу, чтобы ты жил дома! – Он не обратил внимания на побежавшую по щеке слезу. – Я рвусь на части, брат. Сражаюсь сам с собой – и с тобой тоже.
Будто ему в ответ, шум и крики с тренировочной площадки переменились. Стук деревяшки о деревяшку уступил лязгу настоящей стали. А затем свисткам, возвещавшим тревогу.
Гаррет вскочил и кинулся к двери, еще не понимая, что делает. Гул крови в ушах почти оглушал. На поясе висел короткий меч, и он обхватил ладонью навершие.
– В чем дело? – успел проговорить Вэшш.
– Будь тут, – бросил ему Гаррет.
К двери с красным полотнищем Сенит подошел первым. Он не стал задерживаться, чтобы постучаться или окликнуть, а прошагал по прямой через суетливую улицу, на ходу вытаскивая клинок, и врезал с ноги по краю двери, где должна находиться защелка. Доска раскололась под сапогом, но понадобился второй удар, чтобы дверь распахнулась. На улице еще не опомнились от странности происходящего, как он вломился внутрь, готовый к драке.
Внутреннее помещение деревянного здания когда-то претерпело пожар. Голые косяки и балки давно обуглились, крошась в пепел. Сквозь дыры в крыше падали лучи света, а пол был покрыт сором и голубиным пометом. Сенит быстро двинулся вперед, скаля зубы, с клинком наготове. Но впереди никого не оказалось.
– Ладно, – сказал он. – Где-то здесь есть ход вниз. Давайте-ка найдем его.
Он пошел дальше, следуя за отпечатками ног в пыли и дерьме. Они привели его на задворки постройки, затем вправо и пропадали из вида без определенного направления. Будто люди потолклись в этом месте, покружили, а потом повернули туда, откуда пришли.
– Вот оно, здесь, – сказал Сенит, топнув по полу и вслушавшись в отзвук удара.
Позади него Старый Кабан поддел плохо пригнанную половицу. Сенет указал, чтобы ему помогли остальные. За несколько минут они проделали новую дыру, ведущую в узкий подпол. Самым худым из них был Дауд Беллинг, он и просочился вниз, в темноту, зажав зубами кинжал. Как только он скрылся, Сенит присел у отверстия.
– Ищи потайные ступеньки или старый колодец. Как найдешь, постучи рядом в пол, и мы отыщем дорогу вниз – или проделаем сами.
Тишина длилась дольше, чем ему бы хотелось, хорошо, хоть слышался шорох и царапанье, пока Дауд лазил под полом. Когда высунулась его голова, оказалось, что стражник весь обсыпан пылью.
– Внизу ничего, капитан, – сказал он. – Одна грязь.
– Не может быть!
– Под этим домом нет никакого прохода, сэр. Открытая щель под лагами. Тут только грязь и крысиный помет.
– Расширьте эту дыру, мать вашу! Я сам найду его, – заявил Сенит. Однако внутри него уже поселился страх.
Нападавшие не набрасывались с наскока. Иначе было бы не так страшно. На площадке для упражнений и еще у конюшни они спокойно шли вперед. Числом с дюжину, может, больше. Гаррет вытащил меч. На площадке началась возня: трое стражников спешно откатывались назад – на них наседали пятеро чужаков. У конюшни обнажили клинки четверо – двое в синих плащах и двое пришлых в грубо выделанной коже. Позади казармы и с улицы дули в свистки.
Казалось, что враги были везде. «Они нас всех убьют», – подумал Гаррет. И следом: «Они убьют Вэшша». Он повернулся в одну сторону, потом в другую, ища место, где принять бой, не оказавшись в подавляющем меньшинстве.
– Эй! – крикнул он испуганно и агрессивно. – Эй, валите отсюда нахрен!
И, будто в ответ, голос Маура, высокий, с переливами паники, позвал из-за кухонь:
– Сюда! Ко мне!
Гаррет побежал – вприскачку, будто между одним шагом и следующим мог перемахнуть целую улицу. Присяга и угроза кровопролития распирали его изнутри, пока не пришло ощущение, будто вся целиком казарма – составная часть его тела. Будто какой-то дух или мелкий божок снизошел на него, привнося уверенность и силу, превышавшие его собственные.
Обогнув угол здания, он увидел окруженного Маура. Два инлиска и ханчийская женщина, все с выставленными клинками, загнали друга на середину открытого пятачка, где стражники развешивали сушиться форменные плащи и одеяла. Разбойники обходили его по кругу, как волки пса, безжалостно и терпеливо, а Маур вертелся, страясь защититься разом со всех сторон.