Гаррет не замедлил бег, но изменил встречный угол, изготовился к сшибке, налетая всем телом. Ханчийка заметила его краем глаза, но не рассчитала скорость, отдергиваясь назад, когда он был уже вплотную. Гаррет с усилием рубанул, метя в ногу, откинул блокирующий меч назад и прочертил неглубокий порез под коленом. Инерция пронесла его мимо, но самую малость. Он повернулся, жаля с быстротой мысли. Уколы, устремленные в лицо, в ногу, в живот, на чистой ярости и приливе духа вместо тактики, заставили противницу дрогнуть и попятиться.
На тренировке Берен говорил, что бой выигрывает более сообразительный, но сейчас Гаррет не рассуждал. Огненное бешенство окрылило его, и сама мысль, что в следующую пару секунд он может погибнуть, казалась нестоящей и слабой отмазкой. Не то чтобы неверной, но исчезающе маловажной. Он обрушил три взмаха, так быстро, как только сумел, и в третий раз ханчийка вскрикнула, спотыкаясь. Движение справа увело его танец в сторону, прочь от гибельного удара, и тот, что покрупней из инлисков, рассек воздух, где он только что стоял. За плечом нового врага Маур улучшил позицию и наседал на меньшего инлиска нацеленными, выверенными выпадами. Гаррет заорал, и голос показался ему громче, чем могло быть по-настоящему. Противник сместился, разворачивая его от женщины, которая воспользовалась возможностью – бросила меч и побежала.
– Полез в мой дом, гнида, – выговорил Гаррет, подчеркивая каждое слово выпадами клинка в глаза инлиска. – Напал на моих братьев. Жить тебе, сука, в падлу!
Холодно-сосредоточенный Маур быстро зыркнул на них. Как только противник Гаррета перешел к контрудару, Маур отпрыгнул от своего врага – расчетливо, вне досягаемости – и метнул меч. Вращаясь, лезвие стукнуло в плечо и отвлекло бандита как раз вовремя, чтобы новый удар Гаррета достал его глотку.
Гаррет до этого не убивал людей. Никого еще по-настоящему не избивал и не ранил. Острие проникло сквозь неподатливый хрящ кадыка с хрустом, не похожим на все другие ощущения. Лишь легкая дрожь передалась от клинка рукояти, от кисти предплечью, но Гаррет знал – то пришла смерть. Человек отскочил, стукнув по клинку Гаррета в запоздалом парировании. Кровь полилась по его шее, и глаза съезжали то влево, то вправо, словно он искал, куда бы удрать. Маур скользнул вокруг, подцепляя меч, выроненный ханчийкой. Раненый замахнулся на Гаррета, и тот подивился силе удара.
В следующем сил было меньше.
Мужчина упал на колени, с устремленно-гневным выражением попытался выдавить новый вдох. На горле булькнула кровь.
– Даю намек, – сказал Маур задушевным тоном. – Не пора ли тебе восвояси?
Последний из троих волчар, теперь внезапно один и в меньшинстве, повернулся и побежал. Раненый попытался привстать – и не сумел. Уткнулся коленями в камни, над которыми натягивали бельевые веревки, и так на коленях и умер.
– Что за херня творится, Маур? – Снизошедшая на Гаррета блаженная ярость спадала, и он почувствовал, как трепещет тело, словно сотрясается окружающий мир, а он один стоит неподвижно.
– Это была западня, – сказал Маур. – Они выманили из нашей казармы всех опытных стражей, чтобы добраться до нас.
– Зачем? До нас – это до кого?
Они глядели друг на друга, казалось, долгую минуту, а скорее всего, короче вдоха.
– Только не это, – проговорил Гаррет и припустил к арестантскому подвалу.
Маур наступал сзади на пятки.
Перед отпертой дверью камеры расположились трое, и никто из них не служил в страже. Гаррет потянул меч, сейчас походя на мышь, бряцающую зубочисткой.
– Убирайтесь отсюда. Проваливайте!
Маур взял трофейное оружие на изготовку, и тут из двери шагнула женщина. Она была инлиской с черными, коротко стриженными волосами и шрамом под молочно-белым глазом. И руки, и рукава были в крови по самые локти.
– Что вы сделали? – спросил Гаррет.
Тетка Шипиха прикинула его на вес как рыбак, оценивая, оставить ли малька или выбросить в реку.
– Он обокрал меня. Он продал врагам мои тайны. Он преступил наши законы, – сказала она. – А я верю в законы, а как же?
Шипиха пошагала на выход, не оглядываясь даже мельком. Трое телохранителей отступали вместе с ней, не спуская глаз с Маура и Гаррета, готовые пустить мечи в ход. Острие клинка Маура медленно никло, пока не коснулось шершавой плитки.
Как только налетчики скрылись, Гаррет вошел в камеру посмотреть, что сталось с заключенным. Это была ужасная смерть.
Проверенные, опытные бойцы прибывали назад до полудня. Некоторые торопились, не иначе как успеть на уже оконченный бой. Другие тащились медленно, издалека. Их выставляли аж до больницы за городскою стеной, и возвращались они с тихой злобой артели, выложившейся до конца, но все равно получившей выговор за недоделки.
Вэшш выбрался из общего зала на побоище с выкаченными глазами и щеками цвета пепла. Гаррет видел, как тот уходит, но на прощанье не обмолвился словом. Хитросплетения Дома Лефт нынче, похоже, просели в значимости, и до младшего брата это тоже, наверно, дошло.
Четверо стражей погибло при обороне, и пятеро получили раны. Полегло трое врагов, включая того, кого прикончил Гаррет. А также узника. Вора. Человека, обокравшего Тетку Шипиху и поплатившегося за это.
Капитан Сенит прибыл почти что последним, уже на закате. Принял рапорт Марсена Уэллиса: имена павших, повреждения, причиненные казарме, – цену за нанесенный врагу урон. Слушал невозмутимо, будто обыкновенным днем пролистывал сводки происшествий. Выслушав до конца, лишь кивнул и отдал приказ – с завтрашнего утра патрули несут службу в обычном режиме.
Зашел к себе в кабинет и вернулся пару минут спустя с охапкой карт и фонарем. На глазах у стражников положил свою ношу на середину учебного поля, опрыскал карты горючим маслом и запалил.
Дым восставал столпом мрака, достигая невидимых глазу воздушных течений, и навсегда пропадал в вышине.
20
– Ну и чего тебе удалось от них добиться? – спросила Теддан, прильнув как ребенок в предвкушении кусочка медовых сот.
На этот раз они встретились в самом Храме. Каменная громада вставала над окрестностями, где сейчас кипел праздник жатвы. Беднота Долгогорья и Новорядья выстраивалась в очереди, растянутые на кварталы, чтобы принять китамарскую благотворительность, и все жрецы, служки и послушники были заняты по горло, поддерживая порядок. Несмотря на то что Элейна с Теддан сидели, поджав ноги, в подсобном сарайчике между собственно Храмом и городской стеной, шум голосов походил на бурю в безветрие.
– Сама не пойму, – сказала Элейна. – Халев сообщил больше всех, но ясно дал понять, что всего, что знает, не расскажет.
– Соизволил, – сказала Теддан, отметая его взмахом ладони. – А другие?
– Не скажу, насколько Андомака Чаалат по правде знала Осая. Она, конечно, во главе Братства Дарис, в Дарис состоял и Осай, только неизвестно, насколько он был набожным.
– Она подтвердила, что он был отстраненным? Странным?
– Она сказала, что знала его неплохо, и надеется, что по-прежнему знает, но потом мы ненароком погрузились в другие темы. Она… она мне понравилась. С ней легко общаться, она тебя слушает – и смотрит на мир удивительным образом. Будто разглядывает каждую вещь с разных сторон.
– Она следующая в престолонаследии, – напомнила Теддан. – Если вы с отцом подхватите скоропостижную лихорадку, Китамаром станет она.
– Думаю, ее это не волнует.
Теддан покачала головой:
– Столь лакомый кусок не может не волновать. Может, она голодна и алчет его, может, переела и страшится его, но взволнована наверняка. Будь уверена.
Элейна облокотилась о стопку ящиков. Внутри что-то звякнуло, вроде оловянной посуды.
– Историк – чудная старушка. Все говорила, толковала о разном. В тот момент мне казалось, что она отвечала на мои вопросы, но теперь, полагаю, старушка больше вызнала от меня, чем наоборот. Уходя от нее, я не стала лучше разбираться в Осае, чем до прихода. Известно, что князь держал необычные книги, точно имел любовниц и женился, но у него не было детей.
– Да уж, это наверняка не к добру, – заметила Теддан. – Женатые бездетные мужчины – исконные сосуды зла.
– Издеваешся? Брось. Я сюда за этим приперлась?
– Что насчет Кинта?
– Ты сама сказала его не расспрашивать. И что я должна забаррикадировать дверь спальни, на случай если он покусится убить меня во сне.
– Это я так сказала? Что ж, пожалуй, изрекла мудрость. Но раз больше никого и ничего нет, может, и настала пора рискнуть.
– А может, я гоняюсь впотьмах. Все как один говорят, что княжение совершенно меняет человека. Может, в этом-то все и дело. Отец открывает для себя новую жизнь, и она явно не та, что он ожидал. Люди, которых он знал, хранили секреты. Мир не совсем таков, каким казался.
– И ты, хоть и не вплотную, тоже со всем этим сталкиваешься. Сплошные огорчения и никаких объяснений, – проговорила Теддан. – Возможно, и так. Однако если за проявленный интерес кто-то попытается тебя убить, то ты будешь твердо знать, что за этим скрывается нечто большее.
– Обнадеживает.
– Теперь моя очередь, – заявила Теддан, и Элейна устроилась поудобнее и почти час слушала о склоках, кознях и происках среди общины Храма.
О том, кто из священников проводит предназначенные для служб в городе часы, занимаясь развратом, кто на еретических сборищах, а кто сбагривает краденый реликварий сообщникам в Притечье и Долгогорье. О противоречивых интересах и обязательствах, о страстях – духовных и отнюдь, о войнах, ведущихся чужими руками во имя богов. Теддан ткала полотно из коварства, благородства и волшебства, не менее яркое, чем жизнь на Дворцовом Холме. А когда закончила, Элейне давно было пора уходить.
Ее карета ждала на улице, и она поспешила к экипажу, поглубже надвинув капюшон. Хотя не так много народу вне пределов Храма способно было узнать ее в лицо.
– Обратная поездка, миледи, может затянуться, – предупредил кучер. – Улицы забиты. Без расчистки пути дворцовой охраной…