Все превосходные соображения насчет защиты и безопасного расстояния, насчет того, что нельзя смешивать разные стороны жизни, страх перед необъяснимыми книгами, завуалированные угрозы Карсена и молчание отца, все рухнуло наземь, как порванный воздушный змей.
– Ступайте к своему Гаррету. Не как Элейна а Саль, княжна и наследница. Ступайте как женщина к мужчине. Покажите, на что в вашей жизни ему разрешается притязать, а на что – нет. И откройте в нем то, что вам послужит опорой.
Ее слова вливались в рот, словно вино. В горле от них распускалось то же тепло, так же расслаблялись спина, живот и шея. Сказала бы то же самое мать, коль была бы жива?
– Вы… А у вас?.. – выговорила Элейна. – Я имею в виду, вы сами?..
Глаза Андомаки подернулись. Тяготой воспоминаний, может быть сожалений.
– Я тоже женщина.
– Элейна!
Гаркнувший ее имя голос был как вторжение в сон. Элейне стало немного не по себе – совестно или стыдно, будто ее застигли за каким-то сугубо интимным занятием. Проступая темным контуром на фоне огня, к ним направлялся Халев Карсен. Он казался не совсем во плоти, скорей тенью. Лицо его угрюмил страх или же нечто более глубокое, то, чего Элейне не удалось до конца прочитать.
– Кинт вас повсюду искал.
«Зачем?» – пронеслось в голове. Она сделала что-то не то? Из-за Гаррета? Тех книг? Им известно, что она их подслушала?
– Простите, – сказала она, не понимая, за что ее прощать.
– Пожалуйста, срочно посетите отца, – сказал Халев, будто отдал приказ: «Выполняйте!»
Элейна кивнула и двинулась к костру, на лестницу и в глубь громады дворца. Дышала она мелко и часто. Ей надо делать как велено, найти отца, узнать, что ему нужно, чем она может помочь. Найти Самаля Кинта и выяснить, чем вызвано его внимание.
Ни того, ни другого она делать не собиралась.
В ее воображении Гаррет отпал от нее, как брошенная в реку монетка. Она буквально видела, как он удаляется по склону Старых Ворот либо минует красный въезд и растворяется в тени Зеленой Горки, а может, на бессчетных улочках Камнерядья, выйдя из белых ворот. Она помчалась в главный чертог, перепрыгивая по две ступеньки, и мысли ее мчались впереди. Дворцовые стражи стоят у всех выходных дверей, в каждом дворике. Он мог отправиться восвояси любым из полудюжины проходов и коридоров.
В великом зале голоса шумели грозовым шквалом. Сотня разговоров налетали, сталкивались, отдаваясь эхом от камня древних стен, тонули друг в друге, так что любой желавший, чтобы его расслышали, волей-неволей говорил громче. Кровь бурлила в жилах, Элейна оглядывалась, ища подсказки, в какую сторону он мог уйти. Бейя Рейос прижалась к Хардиду Маллоту, чтобы мужчина мог прокричать ей в ухо какой-то свой рассказ. Каннина Чаалат, слегка пошатываясь и со стеклянными от вина глазами, шла под ручку с Баразином а Джименталь в одну из боковых галерей. На пути Элейны закружилась инлисская танцовщица, превращая алый шелковый шарф во всполох пламени из бумажных роз, затем откатилась назад. В горле Элейны застрял раздражительный рык. Димния Аббасанн поймала ее взгляд и, маня рукой, встала с сиденья у противоположной стены, видно решив пробиться сквозь толпу знатных тел и поговорить с Элейной именно тогда, когда нет времени на разговоры.
Недели ночных скитаний сослужили хорошую службу. Элейна кивнула Димнии, двинувшись словно навстречу, а сама проскользнула в боковое ответвление, а оттуда в коридор, ведущий мимо кухонь на юг. Вдали от пира разноголосица быстро затихла. Она выбежала во двор, под открытое небо. Здесь в ожидании стояли кареты. Кони в упряжках цокали копытами и фыркали густым бледным паром. Ждали приказов слуги всех великих домов и большинства меньших. Осматриваясь, печатала шаг и пара дворцовых охранников. Резко холодил воздух, и Гаррета нигде не было.
«Ты просила его уйти, и он ушел, – назидательно произнесла воображаемая мать. – Чего еще ты ждала от него?»
Она подошла к одному из дворцовых. Широколицему мужчине с проседью в волосах. Он отвесил поклон.
– Здесь был один стражник, – начала она. – Из ваших, но не обычных. Новенький. Он уже ушел?
– Здесь не проходило никого, кроме нас, миледи, – ответил тот.
Она постояла еще минуту, желая, чтоб Гаррет соткался из тени. Когда этого не случилось, повернула обратно.
При приближении к главному залу до нее донеслись отзвуки пения. Не чистые, звонкие голоса придворных артистов, но рокот и рев гостей, затянувших старую ханчийскую песню под аккомпанемент единственного барабана. Хор шумел весельем. Счастливым праздником. Нет причин, почему от пения она должна была испытать еще большее одиночество, – однако же испытала.
Проще всего сейчас было уйти к себе в покои, но этого ей ничуть не хотелось. Опять тишина, уединение, растущее чувство бессилия и ужаса. С этой неопределенностью, со страхом она жаждала покончить больше всего. Но не в силах была вообразить, каким образом.
Присоединяться к пиру тоже совсем не хотелось. Не хотелось встречаться ни с Кинтом, ни с отцом. Не хотелось отвечать Андомаке, как все прошло. Сто человек, ждущих ее визита, чтобы увидеть ее и быть ею замеченными, заранее доводили Элейну до изнурения.
Глаз привлекла вспышка красного. Еще один стражник обходил галерею, вытянув руки по швам. Какой-то миг он казался очень похожим на Гаррета. И следующий миг тоже. Она застыла. Песня кончилась волною хохота и хлопков, над которой взвился голос отца, но слова вязли и тонули в общем гомоне. Она шагнула настречу этому стражнику – навстречу Гаррету, – почти сама того не желая. Ее скорее тянуло – или она падала. Подняв взгляд, Гаррет принял замкнутый вид, приветствуя княжну формальным кивком, будто они незнакомы.
– Ты еще здесь, – проговорила она.
Он всплеснул руками, оправдываясь:
– Полагается отстоять смену. Иначе мне крепко влетит.
У нее вырвался смех – единственным теплым пятнышком посреди этой гиблой зимы. Сначала она нисколько не сомневалась, что, отослав его, совершила правильный поступок, а теперь, не преуспев, почувствовала огромное облегчение. Где-то на галереях женский голос затянул новую песню, мотив поддержал барабан. Голоса грянули, как ледоход по весне.
Гаррет оглянулся через плечо, будто должен был куда-то вернуться. Она взяла его за рукав, повернулась и пошла, волоча его за собой, как куклу на нитке. Сопротивление продлилось недолго.
В уме Элейны заранее наметилась дорога через дворец. Если все ее похождения послужат лишь этой одной минуте, то множество долгих часов было потрачено ничуть не напрасно. Она сняла с крюка фонарь и повела молодого человека по заброшенной лестнице для прислуги вниз, к старым кухням, давно перестроенным под кладовые. Кровати и кресла, столы и молитвенные изваяния полузабытых богов, покрытые толстой рогожей от мышей, пыли и времени, маячили золотом в тусклом свете. Единственные отпечатки в пыли были ее собственными, с прошлых ночных исследований. Гаррет высвободил рукав и вложил свою руку в ее две. Широкая ладонь с теплыми сильными пальцами могла обхватить их обе. Элейна нашла боковое ответвление и вновь повела его вниз. Стены здесь были тверже, не сложены из кирпича, но вырублены в природном камне утеса. Холодное дуновение сквозняка влекло ее все дальше.
Маленькое помещение строилось для обороны. Из его незабранных окон солдат былой эпохи мог запускать стрелы, камни, масло или дерьмо в захватчиков, поднимающихся по тропинкам Старых Ворот. В углу окна вороны свили гнездо – из сучков, палочек, соломы и одной линялой зеленой ленты. Сейчас птиц не было. Вообще никого, только они вдвоем.
Фонарь она поставила на мощный каменный подоконник. Снизу, с реки, он будет смотреться звездой, засиявшей с пустого пятна небес. Воздух пропах мхом, холодом и мускусом улетевших птиц. Точно сокрытый в центре города клочок леса. Элейна прислонилась к стене, раздумывая, с чего начать. Было столько всего, чем она уже не надеялась с ним поделиться.
Губы Гаррета на ее губах оказались неожиданностью, но не потрясением. Шорох одежды был громче посвиста сквозняка. От Гаррета пахло дымом, и мылом, и чем-то еще, неопознанным и приятным. Она почувствовала, как мысли сносит в сторону, и слегка отстранила его ладонью. Его сопротивление продлилось недолго. С грустной улыбкой, словно принося извинения, он отступил.
– Я только… – проговорил он. – Если ты снова скажешь мне уйти, то я подумал…
– Надвигается что-то страшное, – сказала она. – Нет, наверно, что-то страшное уже здесь, но я не знаю, что это.
Гаррет посерьезнел:
– Тебе грозит беда?
– Не знаю. Возможно. Отец от меня что-то скрывает, и я не понимаю причин. Я нашла книги в кабинете князя Осая, но что они эначат, не разберусь. Халев Карсен и Кинт обсуждали кровопролитие на Зеленой Горке, и я не знаю к чему. Тут нет никого, кому можно довериться.
Гаррет облокотился о подоконник подле пламеневшего огонька. Спиной к звездному небу и городу. Силуэт мужчины в окне, как образ в повторявшемся сновидении.
– Начни тогда сначала, – сказал он.
– Я не хочу тебя в это втягивать. Не хочу, чтоб ты из-за меня пострадал.
– И я не хочу, но мир большой. Случается много разного. Словами ты не причинишь мне вреда, а дальше доверь мне выбирать за себя. По отношению к тебе я поступлю точно так же. И у нас все получится.
– Тебе не из-за чего страдать благородством. Мы не влюбленная пара. Не вздумай, заслоняя меня, кидаться на нож, если вдруг сочтешь, что обязан. Я не та дама.
Гаррет выставил ладонь, прося тишины. Его взор был устремлен к ней, и в спокойных глазах не было страха.
– Ты поселилась во мне, – сказал он. – Как видно, немножко меня тоже в тебе поселилось, чему я, откровенно, по уши рад. К тому и вернемся. Не важно, кто мы такие и кем еще станем, – сейчас мы вместе подумаем над твоей бедой. Я буду верен тебе, как никому на свете, и никому не выдам твоих секретов. У меня на этот счет крайне ясная установка.
– Я даже не знаю, люблю ли я или только в тебе нуждаюсь, – сказала она. – Не полагайся на меня вслепую, этого мне не надо.