– Пусть так. Не хуже, это, по крайней мере, не хуже. Не знаю, поможет ли, но я поговорил тут с людьми. Вот, взгляни.
Он присел, опускаясь на пол, поджал под себя ноги, и на минуту она увидала того мальчишку, когда-то сидевшего на этом же месте. Когда она устроилась рядом, Гаррет вынул из-под плаща охапку листов бумаги, раскладывая их на полу. Листы покрывали узоры, а также зарисовки книжных корешков и переплетов с накорябанными пояснениями и чернильными кляксами. Гаррет покосился на нее, наполовину горделиво, наполовину застенчиво.
– Как оказалось, у производства книг своя большая история, – сказал он. – Есть три главных различия: подбиты ли страницы просто одна к другой или по частям сложены вдвое, а уже эти части сшиты между собой; стежки прямые или крест-накрест, как вот здесь; и какая нитка – шелковая или нет. Если сойдутся все признаки, то… книга может быть старой, а может – подделкой под старину. А если нет, ты будешь точно знать, что ее изготовили недавно, но кто-то хотел придать ей древний вид.
– И ты обо всем этом узнал?
– Спрашивал, – сказал он. – Сказал мастеру гильдии, что есть разбирательство насчет налогов – взаправду ли книга старинная. Стоило только завести речь, и в цеху меня завалили подробностями.
– Не знаю, смогу ли пробраться в кабинет еще раз.
– Но если сумеешь, зайдешь подготовленной, – молвил он спокойно и убежденно, и Элейна ему поверила.
Может, она и правда будет готова, если представится возможность туда вернуться. Хотелось бы так думать.
Она прильнула к Гаррету щекою к плечу и поглядела на страницы. От юноши пахло солью и мускусом.
– Ну ладно, – сказала она. – Показывай, на что мне смотреть.
Более получаса он этим и занимался. А потом, еще какое-то время, оба занимались совсем другими вещами.
Капитан Сенит стоял у стола в полном облачении стражника и толстой вязаной шапке из серой шерсти с длинными, закрывающими уши боками. Каждый его выдох превращался в маленькое белое облачко. На алтаре Трех Матерей еще горел комок благовоний, и холодом пах даже дым. Замерзшим пальцем капитан пролистывал журнал происшествий. Воровство, воровство, разбой, уклонение от налогов, подлог, убийство, воровство. Неустанное биение худших китамарских пороков, такое же, предположил он, как везде, где в стенах города соберется достаточно много человеческих особей. Сводка грехов, более точная и исчерпывающая, чем любые перечни, составляемые жрецами и храмами.
Мясник в Новорядье обнаружил, что шурин портит его изделия. Женщина в Притечье боится, что раздельно живущий муж замыслил против нее недоброе. Управляющий складом в Речном Порту недосчитывается товара. Три трупа найдены под северным мостом, где бродяги искали укрытие от стужи и не нашли. Глядя на эту ипостась Китамара, легко позабыть, что существуют и другие. Город не состоял целиком из преступлений, насилия и жестокости, то была лишь его часть, находящаяся в его, капитана, ведении. Сенит минуту помедлил, воображая другую книгу происшествий, которая отслеживает все хорошие, добрые и милосердные поступки, имевшие место внутри городских стен. Забавная мысль, потому как ничего подобного нет и не будет. Что прекрасно в отношении событий с хорошим концом, это то, что вследствие них не надо ничего делать.
В животе заурчало. Утреннее солнце уже выплеснулось на площадку для упражнений, а он еще не принял утренней пищи. Голод свербил, и капитан немного посмаковал его. Он бы не стал таким, как сейчас, не наслаждайся немножечко неудобствами. Он дозаполнит журнал, потом, наверно, проинспектирует койки в казармах. А когда закончит, позволительно будет и поесть.
Стук в дверь был тверд, но негромок. Он перевернул ладонь, припечатывая страницу, словно хотел пригвоздить слова к бумаге, и откликнулся. Вошел Марсен Уэллис.
– Вы хотели меня видеть, капитан?
– Да. С тремя новенькими щенятами ты работал? – Марсен скрестил руки и кивнул. Сенит продолжил: – Что о них думаешь?
Марсен секунду подумал и заговорил:
– По-моему, у Канниша есть задатки стать серьезным стражником, но это, само собой, мое мнение. Спросите кого-нибудь другого, если вам нужен непредвзятый взгляд. Маур толковый. Видит вещи, которые остальные порой упускают. Звон стали у него не в крови.
– Не каждый стражник обязан быть бойцовым псом.
– Так точно. Если надо подыскать того, кто тщательно обмозгует дело, Маур сгодится. Не уверен только, что с радостью доверю ему в бою мою спину. Вот все, что скажу.
– А Лефт?
Марсен мешкал довольно долго – это даже заинтриговало капитана. А потом с извинением пожал плечами, и Сениту показалось, что ветеран извиняется не перед ним.
– Он хорош. Никто не скажет, будто он плох. Всегда является, когда его вызывают. Вполне отважен. Знает, как обращаться с клинком, не хуже любого с его опытом и тренировками. Просто иногда бывает, что он думает о чем-то другом, понимаете?
– Отвлекается от работы.
– Да не в том даже дело, – сказал Марсен. – Упрекнуть его не в чем. Он четко следит за своими обязанностями. Только когда их выполняет, такое чувство, будто он одновременно занят чем-то еще.
Сенит пару вдохов переваривал услышанное. Потом выдал:
– Может, пришло время натянуть ему поводок. Спустить с небес.
– Возможно, – сказал Марсен без убежденности в голосе. – Что-то припасли для него?
– На том берегу реки неприятности. Чума тревожит народ, и Паввис просит выделить людей помочь с карантином.
Марсен просел лицом:
– С карантином?
– Парни Кинта натянули веревки и несут вахту. Паввис подыскивает на свой берег несколько дополнительных патрулей, чтобы высвободить своих и послать их на Камнерядье. Показать отребью, как мы к этому серьезно относимся.
Марсен притих. Сенит знал все, о чем тот молчал. Что брать землю за Кахоном, пусть временно, скорее всего означало отвечать за нее и позже, а они и так донельзя растянуты по районам. Гонять патрули для чужой казармы означало также поднять лапки вверх. Подразумевало, будто они согласны, что у Паввиса есть более важные заботы, чем рыскать по улицам, а у Сенита нет. А еще что провал с Теткой Шипихой опозорил и Паввиса, а это неплохой способ скостить должок, если не расквитаться. Отправка же новеньких в небольшом числе сбережет казарме Сенита некоторое достоинство. И не отдалит старых стражников еще больше от капитана. Гаррет, Канниш и Маур, может, даже и не поймут, что над ними поиздевались.
Марсен поскреб ухо, шевеля губами, как будто вел разговор сам с собой. Сенит снова оперся о стол, ткнув палец в последнюю прочтенную запись. Марсен зыркнул на него, затем опустил взгляд.
– Я не знаю, сэр. То есть я понимаю, что жрать дерьмо нам придется. Но… может, в таком случае лучше взять ложку побольше, и пусть эти гниды думают, что оно нам по вкусу.
– Давай, продолжай.
Марсен привалился поближе, глаза его посуровели.
– Тот план не сработал, но все же план у нас был. Другие казармы держат по четверти города. У нас же целая половина, и посредине нашей земли Долгогорье, как нарыв, который никогда не прорвет. Мы увидели шанс и приняли бой с этой стервой и да, вышли из него с разбитой харей. Но это не значит, что мы были не правы, вступая в драку.
– Мы обсуждаем помощь при карантине, Уэллис. Не надо переусердствовать.
– Дайте времени до полудня. Я сколочу такую патрульную роту, что Паввис решит, будто мы отбираем Коптильню силой.
Сенит прикусил улыбку, однако под его камзолом наконец-то начало разливаться тепло.
– Если так хочешь, запрещать не стану.
Марсен вытянулся смирно, и капитан отпустил его кивком. Когда дверь закрылась, Сенит несколько секунд постоял в тишине, позволяя себе побыть довольным. Не слишком долго и не особо проникновенно – так, на минутку. Догорая, воскурения засияли оранжевым и угасли до серого пепла. Дым истончился, а затем совсем исчез. Сенит вернулся к отмеченной пальцем строчке. Бездомный украл курицу и был схвачен, разведя в переулке костер для готовки. Некий мужик чересчур глубоко заглянул в бутылку, и потребовалась помощь выпроводить его на улицу из пивной. Полдюжины других слабостей и неудач правосудия. Он дошел до конца, не найдя ничего стоящего его внимания, и закрыл журнал.
По трезвом размышлении, может, в конце концов, лучше съесть тарелку пюре с яйцами, а уж потом идти инспектировать койки.
29
Короткие и сумрачные зимние дни понемногу росли, но сокрушающий холод не отступал. Замерзшая река опустила мостовые сборы на дно, ee пучину покрывал лед, твердый как камень. Празднования Длинной Ночи превратились в воспоминания. Обещание оттепели осталось одним обещанием. Город ужимался, отползая от холода, словно втягивающаяся в раковину улитка. Однако не до конца. Народ катался по реке на коньках, скользя через белую ширь ради простого счастья подвигаться. На площадях выставляли железные печурки и крохотные горнила, предназначенные подогревать сидр и вино по три медяка за кружку.
В иной год Гаррет проспал бы допоздна и проснулся бы в комнате, где не стоял запах тел других мужчин. Пообедал бы за семейным столом у огня, что Сэррия или кто из ее подчиненных зажгла еще то того, как он спустится по ступенькам. Семейные обязанности привели бы его на склад или на встречу с дружественными купцами либо вообще оставили не у дел, пока отец, мать и дядя Роббсон совещаются с магистратами и мастерами цехов – молодость и установка пока что воспрещали ему путь туда. Сейчас примерно такую жизнь ведет Вэшш, а Гаррет волочится на обход до рассвета, после же торчит в бане, пока пар не вернет костям тепло, либо упражняется с Береном, Наттаном Торром, Каннишем или Мауром, истекая потом вопреки морозу. Удобства его прежней жизни не были позабыты, но и как-то не вполне вспоминались. Он словно помнил, что некогда ему жилось покомфортней, но не мог вызвать в памяти непосредственно те ощущения. Знал, что раньше спал на мягкой кровати с тремя перинами, но к окончанию дня не мечтал о прежней постели. Помнил, что ел разнообразные блюда, приготовленные опытным поваром, но сейчас голод падал ниц перед наваристой похлебкой из старых горшков, в которой было больше соли, чем вкуса, а достойно набитый живот действовал убедительнее любых ароматов из прошлого.