– Мне было бы полезно понять, что ты тут делал, – сказал капитан.
Гаррет покачал головой:
– Не могу объяснить.
Капитан поджал губы и неторопливо кивнул:
– С уважением отношусь к мнению, будто у тебя есть выбор. Но позволь перефразировать. Выкладывай, потому что ты стражник, а я твой капитан и задал тебе, едрить твою мать, вопрос, ясно?
Гаррет оглядел малый зал, будто ответ мог лежать где-то здесь. Ребра уже не так сильно болели, если глубоко не вдыхать, и из пореза на ноге перестала течь кровь. Капитан Сенит безмолвно нависал над ним, словно оползень, еще не начавший сход.
– Я встречался с девушкой, – сказал Гаррет.
– С кем?
– С дочерью князя.
Угрюмая гримаса капитана усилилась.
– Ты в самом деле думаешь, что сейчас лучшее время поржать?
До того как он успел возразить, вошел Хеллат Кассен, неся с собой дуновение холодного, мокрого ветра.
– Капитан. Владелец дома вас спрашивает.
– Наверху осмотрели все нужное?
Хеллат кивнул.
– Тогда выносите труп, – распорядился капитан Сенит. И снова повернулся к Гаррету: – Идти можешь?
– Отсюда? Да.
Начальник выдавил улыбку, почитай искреннюю, и кивнул на главный вход. Гаррет собрал свою решимость, встал и побрел на крыльцо. Он твердил себе, что с Элейной все хорошо, что она убежала и добралась до Дворцового Холма, но ком в животе означал, что он в это не верит. Чем скорее все здесь закончится, тем скорее он сможет отсюда убраться и найти ее. Воображению являлись картины самого худшего: вот Элейна в переулке, и этот же самый дождь размывает ее кровь по камням, или провалилась под лед, и темные воды реки волочат ее тело к морю, или заперта в клетке работорговца. Он не знал, будут ли у него силы выйти на поиски, но в любом случае собирался их начать. Ему не отдохнуть, пока он не отыщет ее или не свалится.
Отец стоял под дождем. У родителя посинели губы, зачесанные назад волосы липли к голове, но он стоял так спокойно, словно все еще выступал перед магистратом, словно считаться с дождем и холодом было ниже его достоинства. На шаг позади стояла Сэррия с бешеными глазами. Вэшш держал кем-то выданное покрывало, натянув его над собой и Ирит, несмотря на то что оно совсем промокло. Девушка плакала, но похоже, больше оттого, что измучилась, чем от горя.
– Ах, Гаррет, – сказал отец с фальшивой кротостью. – Я потрясен. Я думал, что в страже тебе достаточно платят, чтобы ты, подобрав на улице девку, снимал отдельную комнату.
Капитан Сенит закашлялся, прикрывая смешок. Сквозь страх, усталость и боль Гаррет почувствовал вскипающую ярость.
– Ты в самом деле хочешь обсудить дурные привычки родных именно здесь?
Хеллат и Берен появились на крыльце, волоча тележку. На ней лежал мертвец, чье лицо запеклось полузасохшей кровью. Они подтащили труп к отцу, и Хеллат ополоснул кровь. Вэшш отодвинулся, вздрогнув, но отец наклонился поближе, помедлил и покачал головой:
– Нет. Этот мне незнаком.
Капитан Сенит дал отмашку, и стражники убрали труп.
– Сделайте с него слепок и положите в хранилище, ага? – приказал он, вглядываясь в льющий дождь. – Вот что тут, сдается мне, было. На вашего сына напал приступ тоски по семейному очагу. Зная, что никого дома нет, он остановился и зашел сюда понюхать отцветшие, так сказать, маргаритки. И всполошил этот мешок с костьми, который грабил в этот момент ваш дом. Одно привело к другому, и правосудие пало на мерзавца до срока.
– Вы и впрямь так полагаете? – спросил отец.
– Именно так. – Улыбку капитана вполне можно было принять за доброжелательную. – К вашему счастью. Я бы сказал, что у вас перед сыном долг благодарности.
– Спасибо тебе, Гаррет, – пропел отец. – Уверен, вся семья не забудет, чем мы тебе обязаны.
– Ой, да мать же ж вашу, – перебил Вэшш. – Ты-то живой? Он тебя ранил?
– Я бодряком, – сказал Гаррет. – Только в моей старой спальне бардак.
– Посоветовал бы соль с холодной водой, – сказал капитан Сенит. – Смешать в кашицу. Убирает кровь только так.
– Теперь мне можно войти в мой собственный дом? – пробурчал отец.
Капитан Сенит махнул на двери, и отец с Сэррией прошествовали внутрь. Стражники уже снимали веревки и запихивали железные столбики в фургон. Толпа поредела, но покамест не рассосалась. Народ сомневался, что представление окончено. Вэшш прислонил ладонь к бедру Ирит, приглашая в дом, но девушка не пошла.
– Мама и Роббсон? – спросил Гаррет.
– В гильдии, заканчивают с документами, – сказал Вэшш. – Мы выиграли. Караван оправдан и чист.
Вопреки всему, Гаррет заулыбался:
– Поздравляю. Обоих вас. Приятно слышать. Только, пожалуйста, не надо стоять под дождем. Перемерзнете. Мы все перемерзнем.
Вэшш кивнул, но вместо того чтобы войти в дом, обхватил руками Гаррета в крепком сыром объятии. Больно было до жути, но Гаррет не отстранился.
В последний раз, когда непотребное поведение Теддан пресекла анахоретка из женской часовни, ей в наказание налысо выбрили голову. Намереваясь, как предполагала она, таким образом унизить негодницу. Отняли все ее прелестные локоны, как будто ее женственность крылась в них. И это оказалось обворожительно. Поначалу ее скальп почти онемел. Теддан то и дело водила ладонью по гладкой голой коже ради одной новизны ощущения. Затем, когда чудесные темные волосы начали заново отрастать, ее ждала сотня приятных сюрпризов: можно было сушить голову, вытирая ее всего двумя пальцами; одеяло не соскальзывало, когда укрываешься с головой; храмовые сквозняки дарили прохладу ее обновленной коже. Даже обряжаясь в бесформенную суконную накидку, она чувствовала себя немножечко обнаженной.
Анахоретка сказала, что Теддан родилась бесстыдницей, и, судя по тому, как та выразилась, предполагалось, что это плохо. Уединившись, Теддан с ней согласилась, правда в совершенно ином ключе.
И если выбритый череп был предназначен снизить ее сексуальную привлекательность для священников, то с этим тоже не справился.
Она была в общей молельне, выковыривала воск из подставок для свечей, когда ее нашел Хараль. Он притворился, будто обследует икону у алтаря – в данный момент Шау Дваждырожденного, хотя день назад это были Три Матери, – и Теддан притворилась, что не замечает его. Какая-то беда сутулила ему плечи. Как только он убедился, что в молельне больше никого нет, то сразу подошел к ней:
– Тебе нужно пойти со мной. Срочно, сейчас.
– У меня нет выбора? Мне такое не по душе. Думаю, останусь я лучше здесь и доделаю свою работу.
Она считала важным, чтобы друзья и товарищи по играм понимали, что им можно за так, а на что надо просить разрешения. Обычно Хараль себе такого не позволял.
Он взял ее за запястье.
– Не о том речь. Твоя подруга. Она у нас в чулане. Что-то случилось.
– Едрить-колотить, – ругнулась Теддан, вознося извиняющийся взгляд богу о двух телах.
Прицепила ножик для чистки на подол своей юбки и повернулась к служебной двери. Свечам придется решать свои проблемы самим.
В чулане царил мрак и пахло землей, но зато было сухо. Дождь оглушительно барабанил по крыше. Элейна притулилась у задней стены, наполовину забившись за метлы и ящики с мылом и ваксой. Кожа ее была бледной, и девушку так нещадно трясло, что Теддан сперва подумала на притворство.
– Элли! – воскликнула она, подныривая рядышком. – Что такое? Что с тобой приключилось?
– Мне здесь нельзя оставаться. За мной идет охота. – Слова тряслись и выскальзывали. От тревоги у Теддан заныло горло.
– Кто на тебя охотится, Элли? Кто же?
– Мой кучер – думаю, из-за Осая. Или… или не знаю. Их было двое. Тот, с мечом, напал на Гаррета, – проговорила кузина. Голос прерывался на каждом слове. Она укачивала руку, и плечо было вывернуто под неестественным углом. На шее проступил синяк, темный, кровавый. Теддан слегка дотронулась до ее ключицы, и Элейна дернулась. – Оставаться нельзя. Я должна идти.
– Уйдешь – и умрешь, – сказала Теддан. – Ты ранена. Наверно, сломана кость, или что похуже. Ты выберешься на дождь, проползешь ярдов сто, и холод тебя прикончит. Я тебя уберегу. Мы поместим тебя в одно место, о котором не знает даже твой кучер. Ты будешь в безопасности.
– Не буду.
Теддан взяла в ладони щеки кузины и наставила ее глаза на свои. Когда убедилась, что Элейна видит ее, произнесла:
– Я за тебя отвечаю.
Она скорее ощутила тоненький всхлип, чем услышала. Рот Элейны обвис, и подруга начала рыдать, как обессиленный, убитый горем ребенок. Теддан принялась снимать с кузины одежду, разоблачая ее догола, пока промокшая ткань не высосала последние остатки тепла. Элейна вяло попыталась ее оттолкнуть.
Хараль стыдливо отвел взор в сторону.
– Я схожу за лекарем.
– Не за лекарем, – сказала Теддан, стаскивая с себя юбку и оборачивая ее вокруг обеих как одеяло. Она подсунула ноги к ногам израненной сестры, сплетаясь с ее телом. От Элейны холодило, словно от трупа. – А сходишь за четырьмя толстыми одеялами и еще возьмешь железную жаровню из кельи Нуаля и корзинку трав, которые анахоретка выдает сестрам от спазмов. Зеленую, не красную.
Хараль кивнул. Теддан притянула к себе Элейну, стараясь прижаться к замерзшей девушке как можно большим участком кожи. Элейна замурлыкала, тихонечко, как котенок. Слабость ее голоска затопила Теддан черной тоской.
– А когда закончишь, разыщи ее парня. У меня к нему будут вопросы.
30
Уже утром, после долгой и страшной ночи, Гаррет добрался до церковного придела. Это была небольшая пристройка к подножию Храма с дверью, выходившей на улицу. Придел, как и многих его близнецов, соорудили по заказу какой-то семьи, гильдии или братства в знак благочестия много поколений назад. Годовые взносы в Храм были терпимы, и позор неисполнения обязательств перед лицом богов хранил такие места причастными духовных служб, даже когда первоначальный подвижнический пыл сходил на нет. Данное помещение возве