– Я знаю, – сказал он.
Оба смолкли и встали друг перед другом: мужчина с вихрастой копной белых волос, женщина с почти выбритым пушком черных. И в это мгновение Элейна поняла, кого и что сейчас видит перед собой.
Страх был таким, как будто ее смыло в реку. Она отступила назад, осторожно перенося вес с носка на пятку, внезапно остолбенев от того, что ее услышат. Шипиха что-то сказала, но до Элейны сейчас доносился лишь грохот мятущейся крови в ушах. Ей хотелось бежать, но этого делать не стоило. Бегство от стаи волков только накличет погоню. Дыхание стало прерывистым, мелкой дрожью задрожали ладони. Тяжесть камня и кирпича превратилась в гробницу. Такой спертый воздух нельзя было даже вдохнуть.
Она добралась до своей жалкой комнатки, села на койку, сжав перед собой ладони, как ребенок в молитве. Заставила себя отдышаться. Здоровой рукой стянула бинты с плеча и шеи, стерла с себя густую пахучую припарку, бросила на пол. Поврежденная кожа казалась новой и огрубевшей. Ее тело тряслось, очевидно от страха, потому как другие чувства были сейчас совершенно бессмысленны. Наверняка это страх, и не важно, насколько он был похожим на гнев.
Прошло некоторое время, прежде чем пришла эта женщина. Так называемая Тетка Шипиха. Она несла жестяную тарелку рыбы с горошком в одной руке и стеклянную бутылку с водой в другой. Ее молочный глаз таращился в никуда, покуда живой отыскивал Элейну.
– Ну! – сказала Тетка Шипиха. – Смотрите-ка, кто у нас наконец оклемался!
– Я хочу уйти, – сказала Элейна, отчетливо произнося каждый слог.
Тетка Шипиха пожала плечами и поставила еду и воду на койку около правой ноги Элейны.
– Я поклялась отпустить тебя, когда ты захочешь уйти. Если сейчас, то сейчас. Но я бы тебе не советовала. У тебя серьезные раны, стоило бы еще подлечиться. И ты так и не знаешь, кто подослал бандитов, что пытались тебя убить.
– Но вы знаете. Знаете же, да?
Инлиска улыбнулась. Шрамы исказили выражение лица в нечто нераспознаваемое.
– У меня есть догадка. Моя догадка в том, что тебе лучше сидеть на месте.
– Но вы отпустите меня? Если я сейчас встану и выйду на улицу, вы и ваши люди не будете мне препятствовать?
– Как сказала, так и сделаю.
Они глядели друг на дружку, пока тишина, словно дым, не заполнила комнату целиком. Тетка Шипиха сложила на груди руки, губы вытянулись в намеке на хмурый оскал.
– Вы не женщина, – сказала Элейна.
Тетка Шипиха рассмеялась.
– Если ты просишь показать кое-что личное, то сперва нам желательно познакомиться друг с дружкой получше.
– Вы – богиня. Вы – Владычица Эр. А тот, другой, – Владыка Каут. Вы не люди, вы нечто иное. Это так?
Хмурь на лице Тетки Шипихи разгладилась. Она не ответила, а значит, не стала отрицать ничего.
Элейна кивнула отчасти себе, отчасти тому существу, что сидело рядом в образе женщины.
– Что такое нить Китамара, – спросила она, – и как она связана с моей семьей?
Часть четвертаяВесенние бури
Китамар совсем не такой, каким вы его представляете, поскольку и мир не то, что вы о нем думаете, и мы не те, какими вы видите нас. Если вы хоть немного любили меня, поверьте! Бегите из города, пока остается надежда и время. У нас не хватит сил противостоять богам.
32
Много, много поколений назад жил человек, и звали его не Каут. И жила женщина, чье имя было не Эр. В то время, когда они жили, еще не было письменности. Не было ни ферм, ни городов, ни кованой стали, но были люди, а люди не слишком-то и меняются. И вот эти мужчина и женщина оказались вместе. Они любили друг друга. Были друг другу верны. Они узнавали друг друга все лучше и лучше. Дух их взаимного понимания был крайне глубок, и люди вокруг стали это замечать.
Это были вы? Вы и тот, второй?
Потерпи. Я не просто так рассказываю тебе об этом. Они чтили друг друга, те двое. И чтили союз между ними как нечто самоценное, оттого их союз стал прочнее. Самостоятельнее. Стал большим, нежели те двое в отдельности. Когда они состарились и одряхлели, к ним приходили молодые люди и спрашивали, как бы и им подыскать для себя кого-то и сотворить новую связь наподобие той, что была у этих двоих, и они старались помогать как могли. Теми тайнами, что можно было поведать людям, они делились открыто. Те, что нельзя произносить вслух, они оборачивали в притчи, как рисовый пирог оборачивают в зеленый лист, чтобы он не черствел, пока не появится кто-то, кому он пойдет впрок. Когда старики умерли, то люди, такие же, как те, кто приходил за советом, продолжали идти. И оставляли скромные подношения в память двух обычных людей, которые хорошо справились с кое-чем трудным, и надеялись, что это поможет им сделать то же. Порою и впрямь помогало.
Несколько поколений спустя сказание о тех двоих было спутано с летописным враньем о двух племенах, которые попытались скрепить мир, сыграв свадьбу, и эти люди получили имена Владыка Каут и Владычица Эр, только то не были их имена. Он был Кассон Коальдана, а она была Кассонаи аб Уерматот. За века эти имена забылись.
А притчи менялись и разрастались, и люди присваивали их себе, приспосабливая к другим событиям своей истории. Каждый раз, снова и снова, люди просили помощи у тех двоих и черпали ответы из сновидений. То, что случалось лишь благодаря совпадению, стало трактоваться как послания, будто Владыка Каут и Владычица Эр участвовали в мирских делах. Меняли мир. Появились небольшие молельни, и некоторые люди начали видеть мимолетные образы этих двоих, смекаешь? Замечали их, как будто те взаправду бывали там, – поэтому-то они там и являлись. Сперва изредка, затем все чаще.
Искорка, что начиналась как нечто между двумя простыми людьми – особенное для них, такое, что до конца не мог понять никто другой, – обросла слоями поверх слоев намалеванных на ней преданий, верований и чудес. Маленький дух рос, как жемчужина. Начался воспеваться новый круг легенд о королеве-воительнице и влюбленном поэте с их именами и отголосками их обычаев. Наших обычаев. Мы делались крепче, сильнее, стали способны влиять на людей и стечения обстоятельств, на саму глину основ этого мира, пока наконец Владыка Каут и Владычица Эр не шагнули на свет кушать медовые коврижки и замышлять преступления, в утешение угнетенным и на горе угнетателям. Мы приняли облик отмщения, жертвования и волшебства. Мира, но вместе с тем и войны. То, что мы есть, начиналось с любви двух людей.
И то, что мы совершали с любовью, нить Китамара вершила от голода.
Тетка Шипиха, или Владычица Эр, или кто она по правде была, сидела спиною к стене, вытянув ногу, а другую подогнула под себя и поверх свесила руку. Взор ее был направлен на что-то для Элейны незримое – воспоминание, видение или сожаление о прошлом.
Элейна не могла объяснить, что именно в собеседнице казалось нечеловеческим. Она неоднократно видела Тетку Шипиху, хотя всякий раз сквозь лихорадочный бред. И уверяла себя, что поняла бы или заметила это, даже не вспомни церковную фреску с первого посещения Теддан, даже не помяни Тетка Шипиха с вихрастым учителем книгу ересей, даже не сложись все так, как есть.
– Девчонка Адрескат не понимала всего, но впитала достаточно, чтоб разобраться в том, что творилось. Это ее не спасло.
Мы все начинаемся. Вот наш секрет. Происходит событие, миг, встреча или что-то такое, что не дает нам опять раствориться в воздухе. Возьми любой район. К примеру, Коптильню. Или Новорядье. Помотри на весь люд, бредущий сквозь жизнь. Кто-то срывает злобу на первом встречном. Кто-то влюбляется. Кто-то скорбит по покойным. Мелочи, но и они творят негромкое эхо. В них есть своя полнота. Твоя мать умерла, рожая тебя, но был миг, когда одним воздухом дышали вы обе. Пусть этот миг был краток, как у бегуна, передающего эстафетную палку. Но то был не обычный отрезок времени, неотличимый от прочих, ни для нее, ни для тебя. А особенный.
– Я не хочу обсуждать мою мать.
– А будешь, коли хочешь понять меня. Когда ты и она были вместе, там тоже присутствовал дух. Пусть небольшой. Слабенький и слепой, как новорожденный котенок, не сознающий ни себя, ни тебя, ни ее – но был. Он по-прежнему есть. Он влияет на то, как ты живешь, какой вспоминаешь ее. Какие остатки от нее еще скажутся на истории мира.
Она обратила здоровый глаз на Элейну и немного придвинулась.
– Такое происходит с каждым. По улицам бродят боги, и большинство – несоизмеримо подавляющее большинство – растает, как снег в лучах солнца. Но горстка останется. Если бы все звезды небесные были богами, то только одна из них могла бы воздействовать на мир так, чтобы становиться при этом немного сильнее, немного приспособленней к пище, расти и быть более значимой для многих людей. Вот так случилось и с этой. С нитью. Родился город, и малюсенькое божество, навряд ли крупнее простого тщеславия, появилось на свет. Тогда оно очень хотело есть. Хочет и до сих пор.
– Что ему надо от меня и моего отца?
– То же самое, что от каждого князя, правившего этим городом. Плоть, чтоб в ней жить, и подход к твоим детям, чтоб их съесть, как покончит с тобой, – сказала Тетка Шипиха. – Боги в этом мире запросто могут приткнуться куда угодно. В песню. В обмен взглядами. В речь, произнесенную вслед за тем, как написавший ее человек был убит за свои слова. Выбирай любую отраву. Богом способна стать любая падаль, если позволить ей разлагаться достаточно долго. Китамар начался с города.
Элейна велела сердцу утихнуть, а дыханию успокоиться. Страх сделался только хуже оттого, что некуда было бежать, не с кем было сражаться. Она сжала кулаки, пока костяшки не побелели.
– Я найду способ остановить его.
– Как пытаемся и мы, уже не первое поколение. Нынче мы близки к успеху как никогда, но эта поганая тварь в своем деле здорово поднаторела, а дело ее – выживать. Я думала, что оно мертво, но оно возродилось. Я чую его шкурой, как хватку на моей шее.