от его клинка, но удовлетворение от этого можно было испытывать лишь очень короткое время. Через мгновение на него насели два брата, энергично орудуя мечами с тонкими лезвиями. Двигаясь инстинктивно, Кейн парировал один меч, увернулся из-под удара второго, из-за сплошной пелены снегопада вокруг было почти ничего не видно. Он почувствовал, как его клинок соприкоснулся с плотью, а потом последовала награда: один из противников заковылял в сторону. Мгновением позже Бродар ощутил жгучую боль в руке и осознал, что меч другого погрузился глубоко в его собственное тело.
Он не колебался. Даже не вздрогнул. Вместо того быстро повернулся, понимая, где окажется противник, нанесший удар, и резко махнул мечом, который прошел сквозь кожу и мышцы. Бродар услышал влажное хлюпанье и, сморгнув снег с глаз, рассмотрел человека, опустившего взгляд на свой живот. Извивающиеся кишки вываливались из раны и слегка дымились, касаясь снега. С его меча стекала кровь Кейна, но Бродар будто и не видел этого. Схватив умиравшего парня, он притянул его к себе и развернул навстречу третьему ножу, вращавшемуся в воздухе. Тот поразил его точно в грудь. Младший из братьев завопил в ярости.
Огненная, ослепляющая боль вспыхнула у Кейна в боку, и он охнул. Опустив взгляд, увидел вонзившееся в него копье. Второй брат ударил его исподтишка. Взревев, он вырвал нож, торчавший из груди парня, которым прикрылся, и метнул его в типа, сжимавшего в руках копье. На таком расстоянии он не мог промахнуться. Нож погрузился в мерзкую рожу по самую рукоять. Копье обвисло – ладони издохшего убийцы соскользнули с древка. Стиснув зубы, Кейн выдернул стальной наконечник копья из своего тела.
От адской боли он чуть не потерял сознание. Однако у него не было времени жалеть себя – единственный оставшийся в живых брат набросился на него через мгновение с лицом, искаженным от бешенства, и бессвязными воплями, которые перекрывали завывания ветра. Перехватив его руку, Кейн не дал ему всадить в себя другой нож и, развернув ее как можно сильнее, получил в награду треск сломавшейся кости. Вопли ярости сменились визгами боли, и метатель ножей, пошатываясь, отошел в сторону и упал на снег, поддерживая сломанную руку и всхлипывая, как ребенок. Наступившую тишину нарушал лишь плеск волн озера Драгур о берег.
Каждый вдох Кейна отдавался хрипом в груди. Он чувствовал, как кровь струилась из его руки и вытекала из раненого бока, по снегу барабанила капель. Боль потихоньку исчезала. Подсознательно он понимал, что это опасно. Боль была полезной. Боль поддерживала в человеке жизнь.
– Прикончи его, медвежьелицый, – прозвучал голос Кразки.
Сквозь снег к Бродару тяжело затопал очередной враг. Он понял, что ему нужно сосредоточиться, но было так трудно беспокоиться об этом, трудно вообще думать. Что-то ударило его в губы, и он услышал, как хрустнула его челюсть. Затем оказался на снегу, выплевывая кровь и зубы. И все же снег был приятным. Кейн нуждался в отдыхе. Кейн годами нуждался в отдыхе, это правда.
«Хороший день, чтобы умереть», – неспешно проплыло в его голове. К нему приближалась огромная туша воина с могучей булавой, занесенной для смертельного удара. Кейну становилось все труднее держать синие глаза открытыми. Их взгляд упал на бивачный костер, на женщину, сидевшую возле него.
На связанного молодого человека у огня. Кейн не замечал его раньше. Из его груди что-то торчало. Серые глаза встретились с ним взглядом, в котором отчетливо виделась тяжелая тень смерти. Бродар знал это лицо.
Словно вулкан извергся в его груди – то вспыхнула огненная ярость. В тело снова хлынула боль. Булава обрушилась вниз, и в самый последний момент Кейн, придя в движение, выкатился из-под огромной дуги, описав которую чудовищное орудие врезалось в обледенелую землю с фонтаном ледяных брызг. Кейн зарычал, его нос и рот заполнила горячая кровь. Он выплюнул ее в лицо возвышавшегося над ним гиганта и, дотянувшись до древка валявшегося рядом копья, всадил его в брюхо противника. Безжалостно провернув копье, он использовал его как рычаг, чтобы медленно подняться на ноги, каждый преодоленный дюйм был для него настоящей пыткой. Им двигала ярость, и наконец он снова стоял, тяжело хватая ртом воздух, залитый кровью сверху донизу. Выпустив из рук копье, он сдернул с головы воина медвежий череп, заливая алым все вокруг. Подняв череп, он нанес им страшный удар по огромной башке проткнутого копьем исполина. Один раз, второй, третий, пока лицо воина не превратилось в кровавое месиво и он не опрокинулся наконец в снег.
Бросив разбитый череп, Кейн, покачиваясь при каждом шаге, направился туда, где лежал его двуручный меч. Наклонившись, он поднял оружие. Метатель ножей продолжал всхлипывать, и Бродар пошел на звуки, пока не встал над самым молодым из трех братьев. Единственным, который еще дышал.
– Ты пытался выпотрошить моего сына, – прошептал он, брызгая кровью из искалеченного рта при каждом слове.
В ответ раздался лишь жалобный всхлип, но в Мече Севера не осталось милосердия.
Через мгновение он повернулся и швырнул отсеченную голову метателя ножей к ногам последнего человека, стоявшего напротив него.
Кразка, Король-Мясник, который предал собственный народ ради союза с лордом демонов, неспешно поаплодировал Кейну. Он стоял в небрежной позе, за спиной развевался плащ из фиолетовой шкуры, рука в перчатке лениво сжимала однолезвийный меч. Он поманил Бродара к себе, изогнув губы в злобной ухмылке.
Кейн воздел двуручный меч. Попытался сделать шаг навстречу Кразке. Все вокруг дико закачалось, и он был вынужден остановиться, отчаянно стараясь не упасть. Он понимал, что больше не встанет.
Кразка рассматривал свой жуткий меч в свете бивачного костра.
– Говорят, ты был лучшим. Ты никогда не встречался со мной на равных, но после того я мог бы нехотя признать, что ты так же хорош, как и я. Однако сейчас это не имеет значения. Думаю, с тобой покончено. Ты не можешь даже двигаться.
Кейн не ответил. Ему не хватало воздуха. Он едва дышал. Мир вокруг него потемнел. Он смутно осознавал, что Кразка шагал к нему, мастерски держа меч.
– Ты подобрался близко, но близко – никогда не было достаточно. Я больше не прячусь в твоей тени, Меч Севера. Пришло время одной легенде умереть, а другой – занять ее место.
Мутневшим взглядом Кейн видел лицо Кразки. Этот злобный глаз, делавший из всего мира посмешище. Из всего, что Кейн когда-либо любил.
– Весьма уместно, что ты умрешь здесь со своим мальчиком. Не тревожься – он вскоре последует за тобой.
Кразка собрался для смертельного удара. Меч заплясал в его руках, быстрый, как змея. Он совершил весьма расточительное движение. Движение палача.
Кейн изогнулся. Едва заметно. Но иногда это – все, что нужно. Правильное движение. Правильное движение в правильное мгновение.
Меч Короля-Мясника из демонической стали вылетел из его рук и рухнул в снег в двадцати футах. Кейн попытался продолжить, но его силы иссякли, он едва удерживал двуручный меч. Кразка поймал клинок между ладонями в шести дюймах от своей груди. Его сардонический настрой мгновенно сменился изумлением и бешенством.
– Как же это, на хрен, тебе удалось? – выпалил Кразка.
Он вырвал меч из не сопротивлявшихся рук Кейна и отшвырнул его в снег. Бродар осел на колени, вконец изнуренный. Кразка навис над ним, и Кейн почувствовал, как что-то холодное и металлическое прижалось к его виску. Откуда-то из тайников затухавшего разума в его сознании всплыли слова провидицы.
«Ты преклонил колено перед Королем-Мясником».
Над ним раздался щелчок, за которым посыпались дикие ругательства.
– Тот патронник оказался пуст. В следующий раз – не будет. Я не оставляю выживших. Никаких свидетелей. Ты меня унизил. Я – проклятый богами Король-Мясник. Я выкарабкался из сточной ямы голыми руками. Никто не унизит Кразку…
Кейн ждал, но дальше наступила тишина.
А затем зазвучал тихий голос, женский; в нем кипела ярость.
– Ты предал наш народ. Ты принес в жертву демону городских детей. Ты мучил ту бедную девушку, Илландрис. Ты убил моего племянника.
Бродар попытался открыть глаза и увидел приближавшийся силуэт женщины. В руке у нее был факел. Она поднесла его к Кразке.
– Ты думал, я – твоя сука. Трусиха. Но я ждала. Ждала мгновения, чтобы подобраться поближе и сотворить заклинание. Женщины Высоких Клыков – это не слабые существа, которых можно насиловать. Которых можно убивать. Которых можно оскорблять.
Кейн почувствовал запах горящей плоти. Мгновением позже что-то теплое и мокрое упало ему на лоб и скатилось вниз. Возможно, слеза.
– Теперь беспомощен ты. Ты больше не причинишь боли невинным. Не будешь вселять страх в моих сестер. Шранри была жестокой женщиной. Я не такая, но этого ты заслуживаешь. От имени Илландрис. От имени Полги. От имени моего племянника и всех жертв твоей порочности, гореть тебе во веки веков.
Потом женщина зашептала Кейну на ухо, и ее горячие слова становились все тише по мере того, как жизнь ускользала из его тела.
– Мне бы хотелось помочь тебе и твоему сыну, но ваши раны слишком серьезны, а я – не целительница. Я расскажу, что ты умер достойно. Каковы бы ни были твои прегрешения, ты умер, сражаясь, чтобы сдержать обещание женщине, которую любил. Нет ничего более ценного.
Бродар услышал удалявшийся от него хруст шагов по снегу.
И в конце концов его глаза закрылись.
Малые благодеяния
Полумаг никогда не боялся моря. В предсказуемости приливов и отливов, действии бесконечного природного цикла было что-то утешительное. Даже Бурное море, естественные свойства которого изменила неконтролируемая магия, кружившаяся в водоворотах глубин как последствие Войны с Богами, в значительной степени соответствовало привычным представлениям. Море оставалось узнаваемым, и в него можно было вцепиться в переменчивом мире, полном неизвестности и неопределенности. Вероятно, и так продлится недолго, в их Век Разрушения. Но все же это – уже кое-что.