– Плащеносец, – не задумываясь, поправил я.
– Что?
– Плащеносец, а не шкуроносец. Плащеносец.
– Ах да, конечно, это же и так понятно, – рассмеялась она. – Потанцуем, плащеносец Фалькио?
Я огляделся и увидел, как несколько знатных господ пытаются прожечь меня своими ледяными взглядами. Заметил улыбающегося герцога и покачал головой.
– Нет, миледи, я…
– Ваше высочество, – поправила она.
– Что?
– Теперь я стала принцессой, Фалькио; раз уж ты желаешь обращаться ко мне официально, то лучше называть меня ваше высочество.
Я поклонился.
– Ваше высочество, благодарю вас за оказанную честь, но боюсь, что не подхожу для танцев.
Улыбка ее угасла.
– Не подходишь для танцев или для того, чтобы танцевать со мной?
– Неуклюж, ваше высочество. Боюсь наступить на вашу королевскую ножку, пытаясь вспомнить танцевальные па и понять, какую игру вы затеяли.
Она стрельнула взглядом в герцога, потом в меня.
– Скажу так, чтобы стало понятно. Мой отец считает, что я продемонстрирую необходимое смирение и единение с народом, если станцую с плащеносцем. Если тебе так проще, считай это приказом хозяйки, которая тебя наняла.
Я пожал плечами и громко сказал:
– Как ваш слуга, ваше высочество, я, несомненно, согласен!
Затем я глубоко поклонился, заведя правую руку за спину, а левую предложив ей. Обычно подобным жестом приглашали на танец даму сердца, что в данном случае выглядело весьма непристойно.
Но, к удивлению, она приняла мою руку и встала в первую позицию для начала танца.
– Умно, плащеносец Фалькио, – прошипела она, когда мы исполнили первую фигуру. – Насколько же ты мудрее и хитрее глупой девчонки, стоящей перед тобой. Я попросила тебя о такой мелочи, но тебе не понравилось, как я это сделала, поэтому ты унизил меня.
– Возможно, стоило попросить об этом кого-то другого, – ответил я.
Она рассмеялась.
– Кого? Того, кто собирается убить меня, или того, кто хочет убить моего отца?
Наверное, Фелток рассказал ей о том, что случилось.
– Меня интересует лишь одно, миледи. Как…
– Ты хотел сказать «ваше высочество».
– Да, так вот. Как именно вы прошли «испытание сердца»? Мне говорили, что мудреца невероятно трудно обвести вокруг пальца.
– А ты считаешь, что я его непременно обманула? Солгала о себе и своих намерениях? Ты вообще понимаешь, что во времена короля Пэлиса сомнение в чести престола считалось предательством?
– Удивлен, ваше высочество, что меня еще не заковали в железо.
– Почему ты так презираешь меня, первый кантор плащеносцев?
– Я не презираю вас, ваше высочество. Напротив, боюсь.
– Разве у тебя есть причины бояться меня?
Я заглянул ей в глаза, надеясь увидеть издевку, но нашел лишь искреннее замешательство.
– Почти никаких, ваше высочество, – вздохнул я. – Но и причин считать вас мудрой у меня тоже нет: думаю, вас используют в заговоре, чтобы укрепить ложное доверие к новой династии королей и королев, которыми будут управлять герцоги. Сомневаюсь, что вы коварны, – возможно, вы очень милы. Но герцоги используют вас, как вышколенное животное, и в этом мире вы превратитесь в чудовище. Моя работа – останавливать чудовищ, ваше высочество.
Она встала как вкопанная, и я чуть не свалился на нее, но Валиана крепко меня держала.
– Почему ты тогда просто не убьешь меня? Или хотя бы не позволишь своим друзьям сделать это за тебя?
Я выдержал ее взгляд.
– Потому что мой король этого бы не одобрил.
Спустя мгновение она едва заметно кивнула, и мы снова влились в ритм танца.
– Почему же тогда ты так отвратительно ко мне относишься? Если я так глупа, а ты такой умник, воспользуйся мной ради получения привилегий для плащеносцев, раз уж ты считаешь, что именно это собираются сделать мой отец и все остальные.
– Потому что, ваше высочество, я не такой, как они. Мой король этого бы тоже не одобрил.
– Тогда почему?..
– Ваше высочество, – тихо спросил я, – чего вы хотите?
– Я? – Она прильнула ко мне и шепнула на ухо так тихо, что я едва расслышал: – Я боюсь.
Я отодвинулся от нее.
– Вам кто-нибудь угрожал?
– Открыто нет, просто… когда я с ними, я чувствую все то, о чем ты говоришь. Они меня не слушают – вернее, слушают лишь тогда, когда я говорю то, что от меня требуется. Моя матушка…
– Ваше высочество, простите меня, но ваша матушка – герцогиня Патриана. Если мы будем говорить о ней, то я не смогу гарантировать вашей безопасности.
Валиана огляделась.
– Кеста и Брасти я не вижу. Кто же может меня обидеть?
– Я сам, ваше высочество. Я сам.
– Ах, всё потому, что ты винишь ее в смерти короля?
– Да.
– А на тебе ответственность за это не лежит? Тебе не важно, что король нарушил древние законы, разорвал давнишние союзы и договоры, заключенные между его предками и герцогами?
– Я мало что знаю об этом, ваше высочество. Только лишь то, что наша страна слаба, она в упадке и разваливается на части из-за той несправедливости, которую вершат дворяне. А еще знаю, что мой король хотел принести жителям нашей страны некую меру правосудия и милости. Ваша мать и другие герцоги убили его за это.
– Если ты мечтаешь не просто о правителе, Фалькио, а о милосердном правителе, то помоги мне. Стань моим советником. Я… я даже подумаю о том, чтобы вновь собрать плащеносцев – с небольшими, конечно, уступками. Мне нужен тот, кому я смогу доверять, кто не будет жаждать власти для самого себя и своей родни. Фелток сказал, что верит тебе, несмотря на то что говорит ему житейская мудрость. Будь верен мне, и я клянусь: мы вместе поможем народу, который ты так хочешь спасти.
Танец подходил к завершению.
– Миледи, ваше высочество, сегодня вечером вы сказали, что вступитесь за семью, которую станут осаждать, как только начнется Кровавая неделя.
– Я не забыла о них.
– Спасите семью Тиаррен, – шепнул я ей на ухо. – Всего одну семью.
Последние звуки танца повисли в воздухе, и она посмотрела на меня. Я поклонился, на этот раз подобающе, и ждал, что она подаст мне сигнал уходить. Но она ответила реверансом. Прежде чем музыканты начали играть следующую мелодию, она подняла руку, и все замолчали.
– Отец мой, ваша светлость, – сказала она чистым, не терпящим возражений голосом.
Ее отец стоял лишь в паре шагов от танцующих. Он холодно посмотрел на нее и сказал:
– Да, дочь моя.
– Я хочу попросить вас о милости.
– Сейчас не время, дорогая.
– Здесь в Рижу есть семья, которой грозит смертельная опасность.
Он засмеялся.
– Это Ганат Калила, дочь моя. Их участь в собственных руках – таков обычай сильного народа Рижу.
– И все же я прошу вас принять их под свою защиту.
В зале словно стало холоднее. Это была первая опасная проверка истинного ее положения в новом статусе.
Герцог улыбнулся, затем подошел и заключил дочь в объятия. Жест казался совсем невинным и даже любящим, но я видел, что он прижимает ее чересчур сильно.
– Милорды и дамы, простите мою дочь: она слишком юна и не знает жизни за пределами ее бывшего дома. Но мы научим ее, не правда ли?
Смех и аплодисменты. Словно ревели сотни гиен, почуявших кровь.
Валиана осободилась из его объятий.
– Драгоценнейший отец, вы правы. Мне есть чему поучиться. – Она встала перед ним на колени, сложив руки в знак смирения.
– Конечно, моя дорогая, мы понимаем, что…
– И все же, – сказала она.
В зале стало очень тихо.
– И все же я настаиваю на том, чтобы вы защитили семью Тиаррен. Их дом самым отвратительным образом осаждают разбойники в черном, а городская стража их не защищает.
– Это Кровавая неделя, дитя мое.
– Кровавая неделя еще не наступила, когда двери их дома начали закладывать камнем. Но городская стража им не помешала. Ваш слуга Шивалль должен был остановить их, но не сделал этого. И моим слугам воспрепятствовал.
В глазах герцога разгоралась ярость, тень опустилась на его чело.
– Шивалль! – взревел он, и в тот же миг рядом с ним очутился угодливый толстяк.
– Милорд?
– Ты это видишь? Моя дочь умоляет меня. На виду у всех этих людей она требует, чтобы я взял под защиту дом Тиаррен. – Он заговорил громче, обращаясь к собравшимся: – Достопочтенные лорды и леди, я хочу, чтобы все узнали: судьба дома Тиаррен заботит мою дочь, а отныне и меня. Я дорого ценю их жизни, как и жизни всех моих подданных, их будущее находится в моих руках и ничьих других. Я сделаю всё, чтобы воля моя свершилась. Вы слышали меня, достопочтенные лорды и леди?
В гуле одобрения Валиана поднялась с колен и улыбнулась.
– Благодарю вас, отец мой; проявив сострадание, вы еще больше возвысились в моем сердце.
Герцог улыбнулся ей в ответ, на этот раз вполне искренне. И это меня насторожило.
Кто-то дернул меня за рукав. Юный певец.
– Он желает говорить с вами прямо сейчас, – сказал мальчик.
Он подвел меня к столу неподалеку от возвышения для музыкантов. Оркестр продолжал играть, но Бал сидел у стола с кубком в руке. Я сел напротив, мальчик встал рядом с ним.
– Бал, это я – Фалькио…
Он не ответил, но коснулся руки мальчика и стал постукивать по ней пальцами, как прежде.
– Он узнал вас, – сказал мальчик.
– Почему он сам не говорит?
Бал широко разинул рот, и я увидел короткий обрубок языка.
– Святые угодники!
Голос Бала Армидора был слаще меда – благодаря ему он мог вырвать любую женщину из объятий супруга.
– Что с ним случилось? – горестно прошептал я. – Это сделали варвары?
Трубадур забегал пальцами по руке мальчика.
– Он сказал, что языка лишился в последнюю очередь.
– Что это значит?
Пальцы снова заплясали.
– Он пришел сюда много лет назад, собираясь идти на Восток. Остановился, чтобы сыграть для герцога в надежде заработать пару монет для дальнейших странствий.