Я воспротивился желанию усесться рядом и передохнуть, достал из кармана платок, не желая рисковать, на случай если их одежды тоже пропитаны ядом, и осторожно стянул шелковые маски с лиц дашини.
– Теперь понятно, – сказал я. – Выходит, каждому из них на лицо наносят уникальную татуировку. Значит, влиться в их ряды было бы непросто. Интересно, у них у всех такие? Слишком уж сложно, на мой взгляд, – учитывая, что большинство погибают от руки мастера, прежде чем получат первое задание.
Сзади подошла девочка и положила руку мне на плечо. Посмотрела на них, не подходя слишком близко.
– То есть вам не удалось заслать своих шпионов в их храм?
– Гм-м. Нет, конечно. Вернее, король несколько раз пытался это сделать, но дашини их попросту убивали. Тела они возвращали весьма своеобразным способом. А поймать двух живых дашини и переманить их на свою сторону попросту невозможно.
– Но эти вам поверили… В этом и заключалась идея короля?
– Да. Король понял, что люди, которые всю жизнь обучаются искусству убивать и при этом ничего не читают, никогда не общаются с людьми и не слушают даже похабных песен, скорее всего, склонны к паранойе.
Она посмотрела на меня как на идиота.
У меня слегка кружилась голова. Я только что победил двух дашини. Видел бы это Кест. Я улыбнулся Алине и наконец-то облегченно выдохнул. Ее глаза вдруг округлились, и она повела себя довольно странно: развернулась и бросилась бежать изо всех ног. И тут меня ударили по затылку, и я потерял сознание.
Я несколько раз приходил в себя после того, как нас схватили и повезли во дворец герцога. Руки и ноги мои были привязаны к деревянному столбу, и я раскачивался из стороны в сторону. Передо мной стоял высокий мужчина с широкой спиной; второй – тот, что находился сзади, – наверное, был невысок, точнее я определить не мог, потому что моя голова болталась ниже всего остального тела.
– Он очнулся, – хмыкнул тот, что был сзади.
– Тогда еще раз ударь его, – сказал стоявший впереди.
– Нет, пока не надо, – возразил третий с выговором человека из общества, голос его показался знакомым. Внезапно передо мной появилось лицо: длинные золотистые волосы свисали вниз и почти щекотали мой нос. Симпатичное лицо, правда, украшенное синяками и ссадинами. Недостаточно украшенное.
– Лоренцо.
Он улыбнулся.
– Не думали, что встретимся вновь, первый кантор?
– Лоренцо, как ты успел вылечить синяки за такое короткое время?
– Магия – вещь недешевая. Но вот боль, верите, совсем не снимает. Ломит так же сильно, словно вы только что перестали метелить меня сапогами, Фалькио.
– Я собирался извиниться за это. Прости, Лоренцо, мне очень жаль.
Я посмотрел вправо, чтобы понять, где мы находимся. Судя по толпе, где-то на главной улице, может, даже на Кестрель – дороге, ведущей к герцогскому дворцу.
Сильной рукой Лоренцо ухватил меня за подбородок – левой, заметил я. Пальцы правой я знатно покалечил.
– Вряд ли я смогу принять ваши извинения, Фалькио. По крайней мере, до тех пор пока не буду убежден в их искренности.
Я попытался освободиться от его руки, но почти не чувствовал тела, так что вышло не слишком удачно.
– Где девочка, Лоренцо?
– Отвезли ее пораньше. Мы хотим начать с ней как можно скорее.
Я вздохнул. Алина забрала тянучку – скорее всего, она уже мертва. У нее был выбор хотя бы на этот раз. Я думал о том, как им удалось догнать нас, но кое-что вдруг привлекло мое внимание.
– Мы? – спросил я.
– Что?
– Ты сказал: «Мы хотим начать». Ты же имеешь в виду герцога? И как твои так называемые новые плащеносцы относятся к тому, что ты, получив легкую затрещину, так быстро забыл о своих высоких принципах и стал прислуживать знати?
Лоренцо изучающе посмотрел на меня.
– Вы что, серьезно? – искренне спросил он, затем коротко рассмеялся, словно гавкнул. – В самом деле? Вы не знаете? – залился он смехом. – Святые угодники, Фалькио! Вы не знали? И надавали мне тумаков? За то, что я оскорбил раздутое достоинство плащеносцев?
– Ага, ну теперь все стало намного понятней.
Казалось, этот разговор его забавлял.
– Фалькио, может быть, вы и болван и умирать будете очень нехорошо, но у вас есть стиль.
– Значит, эти твои новые плащеносцы…
– Могут пригодиться. Полагаю, в каком-то смысле вы были правы, хотя… Им и впрямь не хватает достоинства. Но в этом-то вся штука: вернуть назад плащеносцев, которых так любят в народе, но более сговорчивых и знатных.
– То есть глупых, тщеславных и в основном бесполезных?
Он улыбнулся.
– Полагаю, это вполне справедливая характеристика. В целом да: дать людям тех, кто выглядит как плащеносцы и говорит как плащеносцы, но при слушании дела выносит более предсказуемый и удовлетворительный приговор.
– А что будет, когда люди поймут, что этим магистратам нельзя доверять?
– Они отвернутся от плащеносцев, что само по себе тоже хорошо.
Я подумал пару мгновений.
– Должен снова принести тебе свои извинения, Лоренцо.
– За что?
– В следующий раз, когда я повалю тебя на землю, сделаю так, что ты никогда больше не встанешь. – От постоянного раскачивания меня начало мутить, и я обратился к сидящему впереди: – Эй ты, не тряси повозку, иначе не получишь на чай, когда мы доберемся до дворца.
– Ха! Узнаю доброго старого Фалькио, который покорил меня за столь короткое время. У вас есть не только стиль, но и чувство юмора.
Раскачивание прекратилось.
– Уже приехали во дворец. Рад был снова повидаться с вами, Фалькио валь Монд. Сожалею, что нам не доведется увидеться вновь.
Пальцами правой руки Лоренцо зажал мне нос, а левой закрыл рот, пока я не потерял сознание.
ГЕРЦОГИНЯ
В первый день пыток я выспался так, как не спал все последние годы. Мне пришлось провести без сна несколько суток, я дрался полдюжины раз и едва выжил. Тело покрывали десятки ушибов и незаживших ссадин, кроме того, меня отравили паралитическим ядом, и для того, чтобы остановить его действие, мне пришлось принять почти смертельную дозу леденца.
Но хуже всего было осознание, что я провалил дело. Потерпел неудачу, и теперь никакие мои идеи или действия не смогут ничего изменить. Алина мертва, и я скоро умру, и даже если Кест станет убийцей, чтобы помешать Валиане занять престол, герцоги все равно рано или поздно получат желаемое. Моя жизнь – череда неудач: сначала я не смог спасти свою жену Алину, потом не спас короля и не сохранил орден плащеносцев, а теперь даже не смог уберечь от смерти маленькую девочку, которую пытался защитить просто потому, что ее звали так же, как и мою жену. Мне не осталось ничего, кроме пыток и смерти, и я почувствовал себя свободным. Вряд ли попы вам это скажут, но истина в том, что только полные неудачники спят спокойным и глубоким сном.
Проснувшись, я обнаружил, что лежу в крошечной одиночке, чуть длиннее моего роста. Руки в кандалах были прикованы к деревянному приспособлению, напоминавшему козлы. Я счел это удачей, ибо меня могли заковать в колодки.
Не сразу я понял, что в камере находится еще один человек; он сидел на деревянном табурете.
Я поздоровался. Мужчина поднял взгляд. Здоровенный детина с мощными плечами и телом. Лицо его закрывала красная кожаная маска палача.
– Завтрак я не пропустил?
Проводя пытки, в Рижу чередуют избиения и применение ядовитых мазей, вызывающих боль разной степени: от ослепляющей агонии до чесотки, которую ничем не унять. Чесотка во многом хуже, потому что кожу натирают мазью и запирают узника в камере без цепей и кандалов, а затем ждут, когда он ногтями начнет сдирать собственную плоть с костей. Остановить действие мази нельзя: чесотка распространяется по всему телу, так что не остается даже малейшего участка тела, который бы не зудел. Обычно в первую очередь несчастные выцарапывают себе глаза.
Ко мне они этого средства пока не применили. Наверное, хотели, чтобы я сперва размяк, – именно поэтому я не удивился, когда палач принялся наносить мне удары в лицо, живот и спину, одновременно задавая вопросы. У него был такой сильный акцент, что я едва мог понять, что он говорит, но он как заведенный повторял один и тот же вопрос.
– Она желает знать, есть ли другие?
Удар в живот.
– Она желает знать, есть ли другие?
Удар в бок, по ребрам.
– Какие другие?
Удар в лицо.
– Она желает знать, есть ли другие?
Таким манером мы и общались какое-то время.
Иногда он останавливался, но лишь для того, чтобы сдобрить мою кожу мазью, отчего она горела так, словно мне на грудь плеснули горячего лампового масла.
Затем избиение возобновлялось.
Я не пытался молчать: это большая ошибка. Когда человек кричит, тело лучше справляется с болью. Он пытался меня разговорить, и я рассказал ему, как себя чувствую и где болит сильнее всего. Рассказал ему о себе. Я стонал и кряхтел, со слезами молил о милосердии. И когда побои прекращались и я приходил в себя, начинал делать то, что должны делать плащеносцы в плену, – пересказывал королевский закон.
– Первый закон гласит, что люди свободны, – тихо пел я. – Ибо без свободы нельзя сделать собственный выбор, а следовательно, люди не станут служить от всего сердца. Без этого невозможно служить ни богам, ни святым, ни королю.
– Какое оружие плащеносца самое действенное? – спросил нас король Пэлис. Он стоял на невысоком помосте посреди двора, и все сто сорок четыре плащеносца внимали королю. Наступил первый день весны, и плащеносцы впервые должны были отправиться по всем городам и весям, чтобы принимать прошения и применять королевский справедливый закон на деле. Мы прошли обучение, долго готовились и наконец-то собрались в путь. Но король, не упускающий случая поговорить, решил преподать нам последний урок, прежде чем мы начнем служить.
– Самое лучшее оружие – клинок, – прокричал кто-то.