Алина дернула меня за рукав, и я заглянул ей в глаза. Она шмыгнула носом и сказала:
– Мы спрячемся, Фалькио. Мы спрячемся, а потом сбежим, а потом будем драться.
Я хотел убрать руку, но она вцепилась в нее.
– Не думаю, что мы сможем победить их, Алина, – тихо сказал я.
Она вдохнула и расправила плечи.
– Знаю, но они поступают неправильно. Несправедливо. И если мы сразимся с ними, то сделаем мир хоть чуточку справедливей. Мир должен быть справедливей, ты не согласен?
Я погладил ее по щеке, и она улыбнулась мне, и клянусь всеми святыми, стоящими за моей спиной, что мое сердце этого не выдержало, а вместе с ним и рассудок. Воздух наполнился горькими рыданиями, я испытал такую боль, словно разом открылись тысячи ран: от первого синяка до стрелы в ноге. А еще все те, что я получил по пути в Араморский замок, когда шел убивать короля. Вдруг нахлынули горестные воспоминания о растерзанном теле моей жены на полу в трактире и о сгоревшем доме в Рижу, а еще осознание, что я подвел короля и скоро вновь подведу маленькую девочку. Каждая рана, каждое воспоминание и горе выплеснулись наружу жутким воем. Из глаз текли слезы, пока я не выплакал всё – но кое-что еще осталось.
Ничего важного, не план и не надежда. Так, мелочь.
– Брасти, – тихо сказал я.
Он подошел и опустился на колени рядом со мной.
– Что я могу для тебя сделать? – спросил лучник.
– Ты, кажется, говорил, что в деревне есть швейная мастерская?
Деревня оказалась крошечной, поэтому на то, чтобы найти маленькую хибарку на окраине, много времени не потребовалось. Мы стояли перед мастерской, которую с двух сторон подпирали кривые старые деревья.
– Не понимаю, – сказал Брасти, – чем нам может помочь портной?
Кест ответил за меня:
– А ты когда-нибудь в жизни слышал, чтобы в такой деревушке была швейная мастерская? Что-то тут не вяжется.
– И что по-твоему… Нет, ты же не думаешь…
Тишину нарушил хриплый голос:
– Да вы выглядите несчастнее стаи полудохлых кроликов, за которыми гонятся собаки.
Несмотря на то что в последний раз мы встречались всего лишь несколько недель назад, вид Швеи показался мне странным. Она была такой же растрепанной и не слишком благопристойной, как обычно, но в ее поведении что-то изменилось.
– Маттея! – закричала Алина и бросилась к Швее. Но, пробежав два шага, резко остановилась, словно тоже заметила перемену в старухе.
– Ну же, детка, – подняла брови Швея. – Не могу же я стоять тут целый день и ждать тебя.
Алина осторожно приблизилась на полшага и сделала реверанс.
– Ха! – воскликнула Швея. – Вы это видели? Она приседает передо мной, словно я благородная дама!
Она подошла к девочке, взяла ее за плечи и заглянула в глаза.
– Никто не кланяется перед Швеей, слышишь, дитя мое? Никто, Швея выше всех этих поклонов, реверансов, спасибов, пожалуйст и прочей чепухи.
– Да, мадам, – смутилась Алина.
– И мадамами нас тоже не величают. – Глаза старухи подобрели. – Не нужно стесняться, дитя мое. Я все та же старая няня Маттея, разве нет?
– Вы ее пугаете, – сказал Брасти.
Швея встала, дернув губами, и вздохнула.
– Да уж. Похоже, время для представлений прошло. – Старуха повернулась к нам. – Проходите, садитесь за стол. Я вас накормлю и напою. У нас есть немного времени, хоть и мало.
Она завела нас в мастерскую и предложила рассесться вокруг большого швейного стола.
– Как?.. – спросил я, пытаясь понять, каким образом мы могли здесь встретиться. – Как вы здесь очутились? Именно здесь? В деревушке, куда у нас не было причин заезжать?
Швея принесла тарелку с хлебом и сыром и одарила меня своей кривой улыбкой.
– У вас были все причины, чтобы приехать сюда, сынок. Вы следовали за нитью жизни, и она привела вас сюда, начиная с глупого задания Пэлиса, убийства Тремонди и заканчивая махинациями этой стервы Патрианы. Все это и привело вас сюда, а хорошая Швея знает, куда ведет каждая нить.
Она грубо схватила Кеста за ворот плаща.
– И что вы, ради всех чертовых святых, сотворили с моими плащами? – требовательно спросила она. – Ну-ка, снимайте и давайте их сюда.
– Впереди нас ждет небольшое войско, – сказал я. – А другое гонится следом.
– Тихо, сынок. Я знаю, где они, – точно так же, как знаю, где вы, где вы были и куда направляетесь. Точно знаю, где побывала каждая нить этого плаща; я слишком стара, у меня нет времени выслушивать ваши россказни и нытье. А теперь снимайте плащи. В таком состоянии от них мало толка.
Мы сняли плащи и передали ей – она начала их внимательно рассматривать, попутно комментируя:
– Шеверан, а, Фалькио? Чертов кислотный ливень – одним лишь богам известно, что там были за испарения. Они в любой одежде дыры прожгут, только не в этих плащах, не в моих прекрасных плащах.
Она закончила с моим плащом и взялась за следующий, принадлежавший Брасти, даже понюхала его.
– Проклятье, сынок, а снимать одежду не пробовал, прежде чем на баб разжигаться?
Швея не дала ему возможности ответить и снова принялась рассматривать каждую заплату, пятно и нить, боромоча себе под нос.
– Что ж, все ясно, – наконец сказала она.
– Починить их сможете? – спросил я. Пока она разглядывала плащи, я надеялся, что она, может, хотя бы подошьет износившиеся края.
Она замерла на мгновение, а потом взглянула на меня: лицо ее свело, словно от щекотки в носу или судороги, но она лишь расхохоталась.
– Смогу ли я их починить? Смогу ли я их починить? Святые угодники, живые и мертвые, Фалькио, пусть все несуществующие боги благословят твое имя и пошлют мне еще тысячу таких, как ты.
Положив плащи на стол, она соединила руки на животе.
– Вот он, самый гонимый человек во всем мире: спереди одно войско, сзади другое, бежать некуда, спрятаться негде, драться не выходит, да он и понятия не имеет, за что ему драться. Судьба целого мира лежит у него на плечах – другого спасителя-то нет, – а первое, о чем он меня спрашивает, смогу ли я залатать дыры на его плаще, спасибо-пожалуйста!
Остальные тоже расхохотались, но мне ее слова смешными совсем не показались.
Она продолжала хихикать, фыркать, всплескивать руками. Наконец сказала:
– Уж за что, а за это, Фалькио валь Монд из Пертина, Швея тебя горячо благодарит.
Я подумал: может, это как-то связано с войском, но решил не задавать вопросов. Вместо этого спросил о другом:
– А вам хоть что-нибудь известно о других магистратах? Вы хоть кого-то видели? Кто-нибудь нашел королевские чароиты?
– Ага, всех, и ага, один из них, – ответила она. – Но большего я тебе не скажу и плащи ваши чинить не стану, лучше кое-что подарю.
Она подошла к буфету, стоявшему в дальнем конце мастерской, и вытащила из него огромный сверток, перевязанный пучком соломы. Положила сверток на стол, развязала его, и даже после стольких лет и бедствий, через которые мы прошли, дыхание у меня перехватило.
На столе лежали плащи, новые, совершенные, с нашими символами.
– Разве такое возможно? – спросил Кест. – Откуда вы знали, что мы пройдем здесь? Швея, когда вы приехали в эту деревню?
– Я же говорила: Швея знает, где начинается и заканчивается каждая нить.
Кест и Брасти взяли свои плащи, мой лежал в самом низу. Но под ним обнаружился еще один. Меньше наших по размеру, но сделанный из той же коричневой кожи. На груди ярко-фиолетовый символ – птица, восстающая из пепла.
– Вы же не полагаете всерьез… Вы не думаете, что Алина… плащеносец?
Алина подошла к плащу и осмотрела его. Потрогала гладкую кожу, затем нехотя убрала руку и покачала головой.
– Он не для меня, – сказала она и показала на Валиану, – а для нее.
Валиана встала со стула, переводя взгляд с плаща на меня и обратно.
– Но я не… То есть… Я даже не знаю, что все это значит.
– Как тебя зовут, дитя мое? – спросила Швея.
– Меня называли Валиана Херворская, – сказала она с сомнением.
– Но это не твое настоящее имя, и теперь ты это знаешь, ведь так?
Она медленно кивнула.
– Ты ненавидишь герцогиню, и это справедливо, но скажу тебе вот что: если бы эта старая ведьма не позаботилась о твоей родной маме, когда ты находилась еще в ее утробе, то она бы даже не смогла выносить тебя. Она была нищенкой, твоя мама, и не слишком здоровой.
– То есть я не должна была выжить, – прошептала Валиана.
– Именно так. Ты не должна была выжить и теперь жить не должна.
– Что?.. – начал я.
– Ну-ка закрой свой глупый рот, Фалькио, – отмахнулась Швея. – Истина в том, дитя мое, что для тебя в этом мире нет места. Я знаю, как плетется нить истории: для тебя в этом мире нет другого предназначения, кроме клинка рыцаря в твоем брюхе. Но мир время от времени нуждается в хорошей встряске, поэтому пусть так и будет.
Она взяла плащ Валианы.
– Тебе понадобится новое имя, и ты должна сама его выбрать. В этом мире люди не создают себя сами: родители говорят им, какое имя носить, во что верить и кем быть. Но тебе этого не дано, поэтому придется самой понять, кто ты такая. И начнешь прямо сейчас. – Швея распахнула плащ и помогла Валиане надеть его. Он сидел на ней так, словно девушка родилась уже в нем.
– Но я не могу быть одной из… Я не подхожу, и меня никто не учил…
– Кто бы говорил, – фыркнула Швея. – Ты изучала законы короля и герцогов, разве нет?
– Мне пришлось, когда я готовилась к…
– И, скорее всего, в Херворе ты брала уроки фехтования, чтобы эта маленькая лиса тоже могла научиться и потом воткнуть клинок кому-нибудь в спину?
– Да, но у меня никогда хорошо не получалось.
Швея мягко засмеялась.
– У этих троих тоже не слишком выходит, лишь в редких случаях. Не беспокойся, дитя мое. Быть плащеносцем вовсе не значит судить, скакать и махать мечом, что бы эти болваны тебе ни рассказывали.
Она расправила отвороты плаща Валианы.
– Но об этом позже. А сейчас тебе нужно принести клятву.