Она открывает рот, но тут же его закрывает. Замечает, как близко ко мне сидит Келлин. Но не произносит ни слова, сидя по другую сторону от меня.
Только когда отец Келлина благодарит Сестер за еду на столе и все шумно начинают обедать, она наклоняется вперед и говорит:
– Ты отлично справилась.
В эту ночь действительно невозможно заснуть.
В голове я прокручиваю каждое мгновение вечера, запоминая каждое движение и каждое чувство. Мой ум так занят, что не может успокоиться. И даже когда наступает рассвет, я все еще смотрю на балдахин.
Когда мальчики уходят заниматься хозяйством, Темра загоняет меня в угол, прежде чем я успеваю исчезнуть.
– Я хочу услышать все подробности.
Поэтому я снова переживаю события прошлого вечера, отвечая на каждый вопрос сестры. Приятно поделиться с ней чем-то настолько прекрасным. Я даже не чувствую усталости, несмотря на то, что не спала.
Странно для разнообразия думать о хорошем. Сейчас я ничего не боюсь. Ни того, что подумают обо мне остальные, ни смущения от собственных поступков. Это то, что чувствуют все остальные? Те, у кого нет моих приступов, потому что они не могут перестать волноваться?
Все прекрасно и волшебно, пока я снова не вижу Келлина.
Я провела день в кузнице, сооружая новые формы, в то время как Келлин работал в поле. Мы не виделись несколько часов, и я пришла на обед раньше. Но я чувствую, когда он входит в дом. Я не могу встретиться с ним взглядом. Мне стыдно. Потому что знаю, о чем он думает, и он знает, о чем думаю я. И Темра тоже, но она слишком добра, чтобы говорить об этом.
Как люди справляются с подобным? Эти моменты, это давление и постоянные мысли, которые просто невозможно выкинуть из головы?
Быть общительным трудно, а делиться частичкой себя с кем-то еще труднее.
Я сажусь за стол, и Келлин опускается на стул рядом со мной. Чувствую, что начинаю паниковать от его близости, но либо Келлин знает меня лучше, чем я думаю, либо он просто от природы способен дать мне то, что нужно, потому что он начинает говорить.
– Малыши присоединились к нам сегодня в поле. Им нравится помогать с огородами. Они забавляются, когда смотрят, как высоко я могу поднять их в воздух, чтобы дотянуться до плодов на верхушках деревьев. Тиас заметил в саду змею, извивающуюся в высокой траве, и мы погнались за ней. Я поймал ее, и каждый из ребят позволил ей слегка обернуться вокруг пальцев, пока мы не выпустили змею обратно в дикую природу. Потом Вардра насобирала цветов и сделала нам всем короны.
Когда я наконец смотрю на него, то вижу венок из цветов в его волосах.
Келлин размахивает желтым цветком на длинном стебле и кладет его рядом со мной.
Его разговоры успокаивают меня. Они не оказывают на меня никакого давления, а вид цветка согревает мое сердце.
– Я приехала домой достаточно рано, чтобы помочь с ужином, – говорю я. – Твоя мама научила меня печь хлеб. Оказывается, эти руки хороши не только для того, чтобы бить по металлу. Я и не думала, что тесто может быть таким утомительным.
Пока я говорю, Келлин берет меня за руку под столом.
И все снова в порядке.
Вскоре я обнаруживаю, что радуюсь всякий раз, когда вижу Келлина.
Я даже с нетерпением жду нашей новой встречи, вместо того чтобы ее бояться. Мой разум расслабляется, и я наслаждаюсь его присутствием. Я люблю нюхать цветы, которые он мне приносит. Мне нравится, когда Келлин берет меня за руку. Иногда я даже становлюсь достаточно смелой, чтобы сделать это самой.
Люблю прикасаться к нему, когда мы целуемся. Обвивать пальцами его руку, проводить ладонью по его груди, исследовать губами его шею.
Я счастлива.
И все может закончиться хорошо. Темра в порядке. На этот раз я чувствую себя в безопасности. Келлин идеальный. Петрик – любимец детей. Он проводит с ними каждую свободную секунду.
А потом наступает день, когда форма наконец готова. Последний слой глины высыхает, и я приглашаю Петрика, Темру и Келлина присоединиться ко мне в кузнице.
– Не знаю, сработает ли это, – предупреждаю я, – но я подумала, что вы все захотите при этом присутствовать.
Где-то в деревне Петрик раздобыл пергамент. Теперь он трудится над тем, чтобы переписать все потерянные из своей книги материалы. Даже сейчас он взял с собой перо и строчит, как сумасшедший, со своего места на земле, откуда ему хорошо видна яма. Темра стоит рядом с ученым, положив руку ему на плечо и читая то, что он пишет.
– Это сработает, – говорит она, не поднимая глаз. Она полностью и без остатка верит в меня. Не думаю, что заслуживаю этого.
У Келлина на спине Леди Убийца. После нашего прибытия Калия запретила хранить оружие в доме, поэтому мы привязали его к одному из высоких деревьев. Но я велела Келлину принести свой длинный меч в кузницу, чтобы снять с него мерки. Я могу приступить к изготовлению его магического оружия, как только позабочусь о Клинке Тайн.
Пока мои друзья терпеливо наблюдают, а любопытный кузнец искоса поглядывает на меня, я разогреваю груды собранных материалов. Один за другим я выливаю горшки с жидким металлом в форму, вырытую в земле, наполняя ее до тех пор, пока расплавленное железо не достигнет верха.
На меня смотрит так много людей. На этот раз по-настоящему. Это не воображение в моей голове. Они собрались посмотреть, что я буду делать.
Даже некоторые горожане появились, желая знать, что так заинтриговало всех за пределами кузницы.
Я ищу внутри себя силу, которую отыскала в тюремной камере. Я и раньше колдовала перед людьми. Смогу сделать это еще раз. Даже если сейчас на карту поставлено гораздо больше. Не только жизни четырех молодых людей, но, возможно, и всей Чадры.
Этот палаш нужно уберечь.
Я – единственный кузнец с магическим даром. Я создала Клинок Тайн, почти позволила ему попасть не в те руки, и, возможно, именно я должна все исправить.
Я снимаю палаш с пояса и обнажаю лезвие.
– Пожалуйста, сработай, – шепчу я.
Я медленно погружаю меч в жидкий металл, пока не остаются видны лишь скудные дюймы лезвия и рукоять. Форма не трескается. Жидкий металл не рассеивается.
Я делаю глубокий вдох и просто стою, удерживая меч на месте.
Но мне нужно уговорить раскаленное железо исполнить мою волю.
– Не знаю, почему мне дана эта способность. Был ли это подарок Сестер или какое-то проклятие. Не знаю, что мне было предназначено делать со своим даром. Все, что я знаю, это то, что я потратила свою жизнь, пытаясь сделать мир более безопасным с помощью своих творений. Тем не менее я каким-то образом умудрилась подвергнуть его огромному риску из-за одного-единственного клинка. Так что, какова бы ни была причина, я прошу тебя. Береги меч. Держи его скрытым от мира. Возможно, когда-нибудь у него появится благая цель. Но охраняй его, пока не придет кто-то достойный. Кто-то с добрым сердцем, чтобы не злоупотреблять способностями палаша. Кто-то, обладающий силой, что убережет меч от тех, кто использует его во зло. Пусть только у такого человека хватит сил вытащить меч из этого камня.
Обычно на то, чтобы металл остыл сам по себе, уходили недели. Однако форма слишком велика, чтобы можно было просто погасить ее, поэтому я решила, что мне придется найти способ закрепить меч на месте и разбить здесь лагерь, пока все не будет готово.
Но у магии свои правила.
Под моими ногами раздаются треск и грохот.
Я отскакиваю назад, Келлин ловит меня прежде, чем я падаю на землю, и мы бежим.
В земле открывается кратер, окружностью около десяти футов в диаметре. Форма трескается, отламываясь кусками, которые дождем падают вниз, открывая идеально остывший железный камень, и меч, крепко зажатый в нем.
Я поворачиваюсь к кузнецу, на лице которого застыло выражение шока.
– Могу я одолжить молоток и зубило?
Он убегает, и я думаю, что, возможно, спугнула его окончательно, но он возвращается с тем, что я попросила.
Прыгнув в кратер, я поднимаю инструменты вверх и изо всех сил колочу по камню. Ни трещинки, ни крошки. Ничто из того, что я делаю, не наносит камню хоть какой-либо вред.
И возможно, это глупо, но я обхватываю руками рукоять меча и тяну ее вверх. Конечно, палаш не двигается.
Я предоставляю возможность Келлину, Петрику и Темре. Каждый из них по очереди пытается вытащить лезвие. Оно даже не изгибается.
– Ты сделала это, – говорит Келлин. Смеясь, он хватает меня под руки, поднимает в воздух и кружит.
– Конечно, – соглашается Темра и обнимает меня.
Петрик похлопывает меня по спине.
– Я подумываю написать вторую книгу. «История Клинка Тайн». Наша история. Она будет полна приключений и романтики. – Это заставляет меня покраснеть, но Петрик не может удержаться от короткого взгляда, который он бросает на Темру. – Поколения узнают, что ты сделала с этим мечом. Они будут знать, что он здесь, ждет своего предполагаемого хозяина. В безопасности, пока не придет время.
– Хотела бы я знать, для чего предназначен палаш, – говорю я. – Но надеюсь, что буду уже давно мертва, когда его вытащат из железа.
– Уверен, что спустя какое-то время он совершит великие дела, – заявляет Петрик.
Я снова подхожу к своему творению, ставлю ногу в сапоге на камень и пытаюсь толкнуть его. Конечно, он слишком тяжел, чтобы сдвинуться с места.
– Если бы я знала, что в земле разверзнется кратер, не стала бы делать этого здесь. – Я бросаю извиняющийся взгляд в сторону кузнеца.
– Оставь его здесь, – говорит мужчина. – Думаю, это прекрасное украшение для моего дела.
Пауза.
– Ты тот самый кузнец-волшебник, о которой я слышал?
– Да, – отвечаю я.
– Я был бы польщен, если бы ты показала мне…
Кузнец – я даже не спросила, как его зовут, – хватается за живот. Его пальцы нащупывают древко копья. Он падает на землю, его дыхание становится прерывистым. Я слишком долго смотрю на него, прежде чем понимаю, что произошло.