– Танец Шивы, – вызвал Делианн из памяти иное имя. Логическая цепочка выскальзывала из пальцев по мере того, как лихорадочно работающий мозг навязывал на нее все новые аналогии. – Твоя мать была из Индии, верно?
– Бенгали.
– И твое имя Хари. Псевдоним Вишну, верно? Она никогда не рассказывала тебе о старых богах?
– Может быть, – осторожно ответил Хари. – Она умерла, когда мне было… лет восемь, наверное. Уже не припомню.
– О Шиве она не упоминала?
– Шива-Разрушитель. Чтобы знать, кем был Шива, не надо считаться индуистом.
– Кто есть Шива, – поправил Делианн. – «Есть» в том смысле, что сила, которую воплощает его образ, вполне реальна и никуда не делась. Шива – это освобожденная энергия. Абсолют движения. Разрушение и созидание: ими движет одна сила. Разрушительное творчество, творческое разрушение… Это не парадокс, нет! Это распад языка. Рождение и гибель не антонимы. Оба они – антонимы застою.
Он говорил все быстрей и быстрей, пытаясь выдавить из себя все слова разом, логические цепочки дымились в лихорадочном жару.
– Старинное имя, лучшее имя – Шива, танцующий в Бездне. Сила, что обращает порядок в изначальный хаос, – это та же Сила, что организует в хаосе семена нового порядка, потому что истинный хаос не способен к переменам, понимаешь? Шива – враг всему, что неизменно. Танец Шивы – это игра космических энергий; в нем нет ни добра, ни зла, он просто есть. Его танец – воплощение перемен, и он касается всего на свете. Силы. Жизни. Разума.
– Жизни?
Хари прищурился:
– Жизнь и Сила – одно и то же, и вместе они – Разум. Мысль – это энергетическая система, не больше. Элементарные частицы, из которых сложен этот камень, – Крис постучал костяшками по каменной скамье над родником, – электроны, кварки внутри протонов и нейтронов, – они тоже формы, приданные энергии. Той же самой, Хари. В основе основ энергия есть энергия. Вот почему, допустим, скальная чародейка из племени покорителей камней может смять этот уступ голыми руками – ее мозг настроен на гармоники частот, присущих мыслям камня. У покорителей камней даже есть поговорка: «Пока ты работаешь с камнем, камень работает с тобой».
– Хочешь сказать, что все на свете мыслит?
– Нет. Что все на свете есть одна Мысль.
– Метафизика, – с омерзением отмахнулся Хари. – Парень по фамилии Пирсиг сказал как-то, что метафизика – это ресторан, где меню занимает тридцать тысяч страниц, а на кухне пусто.
Делианн ответил ему странной улыбочкой:
– Тогда поразмысли вот о чем. Мне кажется, что воплощение перемен, которое древние индусы назвали бы Шивой, – это то, что я называю черным Потоком. Жрец из Липке назвал бы его дыханием Тишалла. Это Сила, которая движет клинком бога смерти. – Он прервался и тихо закончил: – Это ты, Хари.
– Думаешь?
– Говорят, что погибель следует за Кейном, словно стервятники за войском.
– Ага. А знаешь, почему так говорят?
– Потому что это правда.
– Потому что другая сволочь из отдела маркетинга придумала звонкий слоган. Я с этим парнем был знаком; он мне как-то сказал, что всех Актеров на Студиях Северной Америки заставили повторять его всякий раз, как поминалось имя Кейна, покуда фраза не прижилась. Это все совпадение, Крис. Оно ничего не значит.
– Все на свете – совпадение, Хари. Оно будет значить ровно столько, сколько ты решишь.
– Пустое совпадение, – упрямо повторил он.
– Вся Вселенная построена на совпадениях, Хари. Что именно такие планеты крутятся вокруг именно таких звезд в конкретной галактике, что их населяют именно такие формы жизни, что судьба свела нас вместе здесь и сейчас после того, что мы сделали, и такими, какими стали: все по воле случая. Вселенная – это система совпадений.
– Ты, кажется, говорил, что Вселенная – это структура мысли.
– Да, – проговорил он. – Именно так.
И Делианн уже собрался объяснить, почему в этом нет противоречия, но Хари опять отвлекся, разнимая огриллоя с двумя Перворожденными, а потом нашел дела более важные, чем беседа, изначально не слишком ему интересная. Чародей забрался слишком далеко в абстрактные области, а Хари был человеком практичным. Если речь не шла о том, на что можно наложить руки или что может наложить руки на самого Хари, удержать его внимание было совершенно невозможно.
Делианн наблюдал за танцем-тренировкой сквозь бегучее кольцо хлопающих в ладоши, гикающих заключенных. В некоторых па он узнавал приемы, которым учился сам на занятиях по рукопашному бою в Консерватории, а больше – те, которым учил его сам Хари: короткие движения, перенос центра тяжести, чтобы сменить точку удара, от которого не можешь уклониться, скользящие движения ног, позволяющие с обманчивой медлительностью зайти противнику во фланг, удары по суставам, особенно по коленям и локтям, и захваты, применяемые не только для того, чтобы удержать противника, а для бросков, для того, чтобы крушить черепа и ломать шеи.
Чтобы убивать.
Делианн четко видел, что задумал Хари. У него всегда был цепкий взгляд. Возможно, в этом заключался единственный его настоящий дар: видеть и понимать.
«Ладно, – сказал он себе, – время подниматься. Последний шанс спасти мир».
Тоа-Ситель начал подозревать, что весь мир болен лихорадкой, очень похожей на его собственную.
Из окна спальни на девятом этаже западного крыла дворца Колхари солдатики на стенах Старого города казались игрушечными. Даже двигались они неестественным, механическим шагом, словно перевертыши, взявшиеся неумело изображать людей.
За рекой среди еще дымящихся руин Города чужаков складки натянутой поверх штабного шатра противодриадной сетки определенно образовывали тайные знаки. Тоа-Ситель не находил в них значения, но войска внизу явно посылали сигнал, чтобы его мог заметить пролетающий грифон, или дракон высоко в небесах, или незримый сильф.
Возможно, тот самый стихийный дух, что забрался патриарху в ноздри, покуда тот спал, и наградил его омерзительной лихорадкой. Как же повезло ему, что он проснулся прежде, чем дух пожрал его всецело! Хотя патриарх чувствовал, что сильф еще рядом, замечал краем глаза фигуру, но та истаивала в тенях за портьерами прежде, чем удавалось ее разглядеть.
Но победить духа было несложно: тот получал власть лишь над спящим.
Поэтому патриарх не спал.
За спиной его Око Божье читал длинный скучный отчет. Как и предсказывал патриарх, Кейн раздавил всех, угрожавших ему, и тем передал в руки Тоа-Сителю долгожданную улику.
Далеко внизу среди расставленных по улицам бывшего Города чужаков армейских палаток двигались фигурки. Одной из них был Тоа-М’Джест. Вон тот, в алом камзоле. Или в темном плаще? Нет, скорее, тот, что рядом, пониже и поуже в плечах; на глазах патриарха крошечная фигурка подозвала к себе остальных. Они собрались кружком, перешептываясь. Думают, что в силах скрыть измену. Они не знают, как много слышит их патриарх.
А он мог слышать все.
По всему городу – по всей Империи – Подданные сговаривались против него. Думают, будто ему это неведомо. Решили, что они в безопасности.
– Арестовать его.
– Ваше сияние?
– Тоа-М’Джеста. Ответственного за Общественный порядок. Выписать ордер. Он освобожден от своего поста и должен быть помещен под стражу.
– Ваше сияние? – бесстрастно переспросил офицер. – По какому обвинению?
– Не важно. Сговор с врагами человечества.
– Но… но, ваше сияние, он с большим успехом ведет Пещерную войну с недочеловеками…
– Это часть его плана. – Тоа-Ситель раздраженно вздохнул. Как мог этот тип столь высоко подняться в рядах Очей Божьих, если по скудоумию не видит дальше собственного носа? – Он сговорился не с эльфами, не с гномами или огриллоями. Он сговорился с Кейном.
– Я… э-э-э… с позволения вашего сияния, мне трудно в это поверить, – проговорил офицер. – Герцог бросил Кейна в Яму.
Тоа-Ситель пригладил редеющие волосы мокрыми от пота ладонями.
– Именно туда Кейн и стремился, неужели не ясно?
– Не вполне, ваша святость.
Тоа-Ситель раздраженно отмахнулся. У него не было времени объяснять очевидное.
– Я уверен, что Герцог вполне вам верен, ваша святость, – осмелился проговорить офицер.
Патриарх отвернулся от окна. Глаза болели, но перестали слезиться так, что даже сморгнуть было больно. Поэтому он больше не моргал.
Оку Божьему было определенно неловко.
– Да? – переспросил Тоа-Ситель. – Уверены?
– Я… я полагаю…
– Правда?
Офицер сглотнул и не ответил.
– Арестовать Герцога, – повторил Тоа-Ситель, и в этот раз офицер не спорил.
– Э-э-э, а официальное обвинение, ваше сияние? – спросил он робко.
Патриарх пожал плечами:
– Кейнизм, наверное.
Далеко-далеко внизу бурлила и билась в русле река, словно тоже кипела от жара.
Офицер повернулся к двери, но Тоа-Ситель остановил его:
– Нет, обождите. Рано. Мы покуда не знаем, что замыслил Тоа-М’Джест. Следите за ним. Распознайте его соратников. Наблюдайте и ждите. Когда он сделает шаг – взять.
Офицер кивнул с явным облегчением:
– Да, ваше сияние.
– А вот Кейн… – пробормотал патриарх. – Кейн. Это предатель известный. Довольно нянчиться с Врагом Господним.
Он оскалил желтые клыки. Глаза его налились кровью.
– В Шахту его.
Я не замечаю, как подходит Делианн, пока тот едва не падает. Один из зэков придерживает его за плечи, но чародей отталкивает его и ковыляет дальше.
– Орбек, – шепчу я. – К нему. Кажется, бедолаге нужна помощь.
Преуменьшение редкостное: что Делианну сейчас нужно, так это провести пару недель в реанимации под капельницей с антибиотиками широкого спектра действия. Ему удается проползти по одной из расчищенных ребятами дорожек.
– Я знаю, что ты делаешь, – хрипит он, шатаясь надо мной.
Я подаю Орбеку знак, и тот, кивнув, поднимается на ноги и обходит Делианна, чтобы поддержать, если бедняга все же завалится. Если чародей и замечает его, то виду не подает.