– Все сделано, – сказал Тан’элКот.
Тварь закрыла глаза, наслаждаясь потоком Силы, который проходил через его собеседника.
– Это хорошо, что ты послал за мной, – сказал Тан’элКот. – Нам многое нужно обсудить.
Рука, покрытая заскорузлой грязью, махнула в сторону экрана, на котором худощавый юноша, вооруженный сияющим мечом, неуверенно шагал по поверхности реки. Вокруг него из воды поднимались деревья, изогнутые и скорченные, словно от боли.
– Ты видел это?
– Видел? – фыркнул Тан’элКот. – Это мое творение!
Глаза твари открылись и закрылись вновь, пережевывая зрелище.
– В его тело вошла богиня, – произнес Тан’элКот. – Она умерла по моей воле и снова ожила по моему велению. – В его голосе звенели тона внеземного торжества. – Мне кажется, настало время пересмотреть нашу сделку.
– Вот как?
– Я обещал нейтрализовать Кейна и Паллас Рил. Мои обязательства выполнены. Ты обещал вернуть меня моему народу, но не сделал этого. Наоборот, меня похитили. Меня запугивали и избивали. Меня искалечили. Если бы я знал твою натуру, то никакого соглашения между нами не было бы. Однако теперь… Теперь!
В голосе его вулканически рокотало торжество.
– Теперь богиня ступает по родной земле. Она предупреждена. Она уже вооружилась. Непокоренная! Отныне тебе остается надеяться только на меня. Лишь я могу повлиять на нее. Лишь я могу встретить ее Силу. Твое спасение в моих руках.
– Где Эвери Шанкс? – бесстрастно поинтересовалась тварь.
– С ребенком. – Тан’элКот поднял руку, предупреждая возможные угрозы. – Бизнесмен Шанкс ничем вам не поможет. Твой единственный шанс на успех зависит от влияния, которое я оказываю на богиню через ее ребенка. Это влияние целиком зависит от благополучия девочки: оно является физической и химической функцией особой конфигурации ее нервной системы. Если Фейт погрузится в глубокий сон, звено будет разорвано; новые переживания, подобные тем, что она испытала при разлучении с Эвери Шанкс, могут разрушить звено. Даже небольшая психическая травма способна вызвать изменения в мозге ребенка, и ее воздействие на звено будет полностью непредсказуемым. Ты не можешь рисковать, причиняя вред кому-нибудь из нас.
Тварь промолчала.
– Медлить больше нельзя. Связь богини с рекой также является функцией конфигурации нервной системы. В настоящее время эта связь очень непрочная, и она станет еще ненадежнее, когда богиня перестроит захваченное тело. Благодаря своей Силе она может преобразить его или создать копию прежней Оболочки. В настоящее время она уже успела вернуть былую Силу. Если ты промедлишь, то я больше не смогу сопротивляться ей.
– Значит, пришла пора действовать.
– Сейчас или никогда. Дальнейшая проволочка сделает твою задачу невыполнимой.
– Хорошо. Ты убедил меня.
Тан’элКот нахмурился. Похоже, он не ожидал, что дело будет таким легким.
– Тогда выслушай мои требования…
– Забудь о них, – сказал тварь.
В его голосе появились властные тона. Тан’элКот досадливо покачал головой:
– Наверное, ты не понял моих слов…
Тварь поднялась на ноги и указала Тан’элКоту на кресло:
– Сядь.
– Тебе вряд ли удастся запугать меня, – предупредил Тан’элКот, видя, как тварь подходит к одному из пультов суфлерки.
– Заткнись, – бесстрастно сказала она. – Взгляни сюда.
Тан’элКот посмотрел на ряд ярких экранов. Тварь нажала на неприметную клавишу, и из каждого экрана вырвался сноп ослепительного света. Тан’элКот прикрыл глаза, но взрыв Силы внутри его черепа – как раз под полумесяцем шва за левым ухом – разорвал сознание в клочья, и он упал лицом на пол.
Тварь посмотрела на сотрясаемое корчами тело. Наверное, она хотела что-то сказать, но не могла вспомнить – что именно.
Разбитый, искромсанный и сожженный, бежавший в темные и тайные глубины сознания – Тан’элКот начал постигать истину.
«Я свалял дурака».
Имплантированный мыслепередатчик преобразил его – сделал что-то с разумом и духом, – взывая к нему, раскрывая мир с такой стороны, о которой он прежде не подозревал из-за физических ограничений чувств. Лучи света ослепили его, но наделили магическим видением.
Как в полузабытом сне, он созерцал божественный лик в малом зале дворца Колхари: лик, который был самым чистым и наивысшим проявлением снов неспящего бога. Этот образ являлся составной скульптурной композицией, сложенной из глиняных подобий его Возлюбленных Детей. Их ряды и слои создавали одно идеальное целое – прекрасное лицо. Это было лицо Ма’элКота, его величайшее произведение – Будущее Человечества.
Но теперь, простирая метафорическую длань свою к символу отъятой у него божественности, он понял, что этот шедевр был не творением его, а пророчеством. И даже рука, которой он тянулся к призрачному видению, была рукой не из плоти и крови, а неким подвижным скоплением крохотных фигур, нагих и одетых, рождавшихся и умиравших, питавшихся, крутившихся в суете своих дел, испражнявшихся и совершавших убийства.
Эти крохотные образы стали его плотью и кровью.
Он превратился в улей человечества – структурный остов, который оформлял, организовывал и указывал цель миллионам крохотных жизней, питавших его своей преданностью и верой. Головокружительный сдвиг перспективы на дюйм приблизил его к истине. Составные фигуры имели реальный жизненный размер. Это он был невообразимым гигантом, сложенным из дюжины миллионов людей – может быть, двадцати миллионов и даже больше…
Рабочие и праздножители, инвесторы и Ремесленники – всех их сжигала похоть. Их общий голод пересиливал его, оставлял дрожавшим, задыхавшимся и потевшим слезами из человеческой крови.
Он был ослеплен этим зрелищем. Мир, созданный из сверкающей стали и стекла, токсичной грязи и визгливых электронных голосов, был обманом. Игрой ума. Ловушкой для лохов. Узаконенное отчуждение, ставшее метаструктурой современной Земли, обмануло его, заставив посчитать себя самого личностью, – хитрость, направленная не только на него, но и вообще на любого человека из тех миллионов, составлявших целое, которым он и был.
Каждый из этих миллионов, живших в его теле, носил незатейливую белую накидку, закрывавшую лицо: магриттовы «Любовники», целующиеся через капюшоны без прорезей для глаз. Они даже не догадывались, что были частями одной большой фигуры. Их вуали не позволяли им увидеть тот конгломерат, который они создавали. Капюшоны стягивали шеи скользящей петлей.
Тан’элКот почувствовал такую же петлю на собственной шее. Он вдруг понял, что его голова накрыта такой же накидкой.
И тогда, подняв многосложные руки, он разорвал вуаль на уровне глаз.
Оказалось, он тоже был крохотной частью огромного целого – несмотря на то что обычный человек образовывал лишь край заусенца на его большом пальце. Тан’элКот представлял собой выступ титанической бесформенной горы слепого человечества, хотя сам походил на гигантскую гору…
Эта аморфная пульсирующая масса была размером с планету.
С Землю.
И в своей мутной роящейся псевдожизни она воплощалась в свой лик – лицо с пустыми глазами, похожими на озера из людей. Его ноздри создавались нациями. Рот был подобен океану – широкий и разинутый, как у полоумного.
Лицо, напоминавшее Кольберга.
Капюшоны на головах бесчисленных миллиардов людей, составлявших эту рыхлую амебообразную массу Кольберга, закрывали лишь глаза. Десятки миллиардов ртов были по-прежнему открыты, и каждый из них выл, требуя еды и питья. В них полыхал всеобщий глад, стремление пожрать Надземный мир: не ностальгия, а настоящий голод. Яркий и красивый мир, из которого он создал свой лик, стал пищей для этих огромных голодных масс.
Каким нужно быть негодяем, чтобы так обманывать…
Ему казалось, что он ведет их в будущее. Он думал, что обманывает их, что заключил хороший выгодный союз… Но на самом деле он давно отказался от себя – задолго до того, как вошел в этот мир. Он был лишь малой копией Слепого Бога – не чем иным, как звеном между огромным скомпонованным существом и его трапезой. Он был его рукой, языком…
«Что произошло и почему мне приходится скармливать мой мир чудовищу, которым я стал?»
Лежа на пальце Слепого Бога, он приближался к старческому гигантскому рту. К своему отвращению, он оказался засохшей соплей, которую это существо выковыряло из ноздри и намеревалось сожрать. Его накрыли гигантские сморщенные губы.
Слепой Бог слизнул с пальца свою добычу, пожевал и проглотил.
Бог, ставший человеком, открыл глаза нового тела, которое лежало на полу технической студии. Кольберг сидел на краю пульта и покачивал босой ногой. Зажав ладони между коленями, он смотрел на испачканные грязью и кровью штаны.
Пророчество Тан’элКота сбылось. Отныне в нем жил бог.
Долго-долго Кольберг разглядывал Ма’элКота, а Ма’элКот разглядывал Кольберга: Слепой Бог задумчиво созерцал самого себя, словно человек – свое отражение в зеркале. Но в данном случае зеркало тоже смотрело на человека.
Подгоняемая криками, Паллас Райте двигалась вперед.
Несмотря на анатомию доставшегося ей тела, она по-прежнему оставалась женщиной. Чтобы удержаться на поверхности стремительной реки, ей пришлось ухватиться за ветвь плакучей ивы, которая выросла посреди русла несколько минут назад и уже начала захлебываться в обтекающих ее корни струях. Паллас отвела жужжащий клинок подальше от краденого тела и уцепилась за соседнюю ветвь. Это помогло ей сохранить равновесие на стремнине реки. Ее сбивчивая мелодия в Песне Чамбарайи заметно выделялась среди контрапунктических сдвигов гармонии и ритма. Тона мучительно сползали от единичных фальшивых нот во всеобщий диссонанс, переходя местами во всплески беспорядочного шума, который позорил, осквернял и извращал ее музыку.
Она прижала ладонь к уху и встряхнула головой, словно пыталась избавиться от криков внутри черепа.
Весна подстегнула и развитие чумы.
Поскольку любой обитатель города имел свой собственный мотив в Песне Чамбарайи, Паллас Райте осознавала все удары стали о плоть, каждый хруст кости под тяжелой булавой, затаенное дыхание в темных углах за запертыми и забаррикадированными дверьми, беспорядочный стук объятых ужасом сердец. Она тревожилась о каждом и не могла помочь никому. Все крики были человеческими.