Она снова спроецировала «Рим» Слепого Бога – райский город-мир, простершийся на весь Надземный мир. Ее всевидящее око парило в небесах и погружалось в скопления белых сияющих зданий – через улицы и реки города, через парки и сады, мимо прудов и деревьев, мимо спальных районов и трущоб. Она осматривала территорию будущего Слепого Бога.
Что ты ищешь?
Паллас встречала пекарей и мясников, писцов и мусорщиков, фермеров и сборщиков урожая, учителей, рассказчиков, играющих детей и ласковых влюбленных. Она находила извозчиков и бондарей, каменщиков и мельников, домохозяек, гончаров, стекольщиков и кузнецов. Она видела людей, которым было уготовано спасение.
Что? Что ты ищешь?
– Я ищу белую звезду.
Не думай о красоте. Красота – это искус. На кон поставлены людские жизни. Лучше позаботься о детях.
«Один мудрец как-то сказал мне, – подумала она, – что сострадание достойно восхищения среди смертных. И наоборот, у богов оно считается слабостью».
Неужели ты готова уничтожить род людской ради одного человека?
– Нет, полагаю, не готова.
В ее сердце медленно росла и зрела уверенность. Ее убежденность уже накрыла деревья в новорожденных джунглях Анханы.
– Но кто отделит одно от другого?
Либо ты служишь жизни, либо смерти.
– Какому типу жизни? Это вопрос не жизни и смерти, а спор между Кейном и тобой. Как ты думаешь, на чьей я стороне? Он нравится мне больше.
Кейн – зло. Ты видела его преступления и знаешь истину.
– Другой мудрец сказал однажды, что если кто-то начинает говорить о добре и зле, то следует подальше припрятать свой кошелек.
Она почувствовала, как на нее накатило тихое смирение.
Если ты не с нами, значит против нас. В голосе говорящего прозвучала будто никому не адресованная угроза.
Она потратила одно бесконечное мгновение на проверку своих страхов и надежд. Среди них было несколько старых, но ни одного нового.
– Пусть будет так.
Наступила долгая пауза. Пауза тяжелых размышлений. Затем Слепой Бог сказал:
У нас твоя дочь.
– Это ваше единственное оружие, – холодно ответила Паллас – так же холодно, по-зимнему, светилась звездочка Райте. – Вы не посмеете ей навредить.
Возможно, согласился Слепой Бог. Но тебе…
Еще как посмеем.
В другой вселенной, сидя в зеленоватом сиянии электронных экранов, на которых худощавый юноша с мечом в руке брел по поверхности реки, существо, бывшее некогда Ма’элКотом, проворчало:
– Так будет лучше.
Тело, принадлежавшее прежде Артуро Кольбергу, ответило:
– Гораздо интереснее.
– Забавнее. Как в клинике трудяг.
– Да.
– Ага.
И они прошептали хором:
– Жаль, что Кейн не видит, как мы насилуем его жену.
В этот миг Паллас Райте начала умирать.
На всей территории Анханы цветущие деревья, травы и растения поникли, завяли и сомлели. Их листья и цветы стали исходить зловонным липким соком. Эта черная густая жидкость источала химический запах кислоты, металла и горелого масла. Там, где она капала на камни или стекала по дереву, оставались выжженные пятна и полосы. Плющ, прежде поднимавшийся к крыше дворца Колхари, пожух и покрылся черной нафтой. Кукуруза, которая проросла сквозь брусчатку улиц, засохла и полегла. Попадая в реку, масло убивало рыбу и тростник. В конюшнях, где овсяные закрома превратились в цветущие сады, вязкая жидкость стекла с губ напуганных лошадей, и те фыркали, блевали черной массой и били копытами.
Черное масло жгло Паллас Райте. Оно сочилось по коже. Ожоги надувались волдырями, чернели и лопались, изливая собственное масло, которое снова обжигало и все глубже въедалось в плоть. Паллас вышла из гниющей осоки и, вернувшись в реку, окунулась в воду. Но она не могла избавиться от кислоты. Черное масло было не на коже. Оно проникло внутрь. Оно жгло изнутри.
Ухватившись за ветвь умирающей ивы, Паллас Райте черпала силу реки – свою божественную силу. Дрожа от боли, она пыталась исцелить похищенное тело: построить его сызнова, обновить плоть и кости. Но ее усилия рождали новые потоки нафты. Черная жидкость была ее частью, частью реки, компонентом Силы. Она разъедала плоть так быстро, что Паллас Райте не успевала исцелять себя. Река ревела от боли – то были вопли людей, птичьи крики, кошачий рык и писк раненых кроликов. Только крохотная часть этой боли была физической.
«Я молила бы о помощи… Но кого? К кому богиня может обратиться за поддержкой? И что мне теперь делать?»
«Ты должна бороться».
Голос из памяти принадлежал Хари. Конечно! Разве он мог дать другой совет? Борьба была смыслом его жизни.
«…Прекрати ныть, убогая задница, и дай им настоящий бой».
Она никогда не могла вбить ему в голову, что некоторых целей нельзя достичь в бою. Некоторые вещи просто таковы, какие они есть. День и ночь. Времена года. Жизнь и смерть.
«Все это дерьмо собачье, – вспомнились ей слова Хари. – На кой хрен тогда дома? Чтобы сражаться с временами года. А костер? Чтобы прогонять ночь. А медицина? Чтобы дать пинка болезням и смерти. Любовь ведь тоже для этого. Даже если ты не намерена победить, не обязательно сдаваться».
«Ладно, – устало согласилась она с голосом из памяти. – Я буду биться. Только ты должен помочь мне, Хари. Мне очень нужна твоя помощь».
«Черт, и ты ее получишь».
Это было так похоже на него, что она улыбнулась. Покрытая масляной пленкой речная вода смыла ее слезы.
Сжимая в руке Косаль, она вышла на берег и остановилась рядом с умирающей ивой. Все тело болело. Ладони покрывались все новыми и новыми волдырями, которые раздувались и превращались в один сплошной гниющий нарыв. Паллас склонилась над незаконченным телом, которое создавала из ила Большого Чамбайджена. Но едва она начала оживлять его, лихорадочно создавая из глины, камней и речной воды, как Слепой Бог вошел в нее глубже. Используя силу миллиардов несчастных, он грубо завладел ее телом. Это он заставлял ее воссоздавать себя.
Слепой Бог хотел, чтобы она сотворила новое тело.
Наполовину сотворенные нервы Паллас Рил, которая лежала рядом с ней в иле, уже могли чувствовать жгучий яд черной жидкости, наводнявшей реку. Чем ближе к концу подходила работа, тем больше смерти скапливалось вокруг. Два тела стали больше чем одним.
Теперь она могла видеть глазами тех тел, которые некогда принадлежали Кольбергу и Тан’элКоту. Она видела суфлерку в Сан-Франциско; чувствовала алчную похоть их взглядов, устремленных на экраны, и предвкушение победы, нараставшее, как оргазм. Затаив дыхание, они следили, как она создавала тело женщины.
Паллас вновь посмотрела на почти готовую форму из ила: на выпуклую грудь и изгибы бедер. И отвернулась. Она не могла надругаться над рекой. Ей захотелось разрушить созданное тело: сфокусировать Силу на мече и одним стремительным ударом уничтожить эту форму и клинок. Но тогда ее шаблон перешел бы из меча в реку. Разрушение клинка наполнило бы речной поток ее сознанием, и ненавистный Слепой Бог навечно поселился бы здесь.
Он надел на нее китайские оковы. Каждое движение усиливало их неумолимую хватку. Все пути отступления были отрезаны. Она не могла уйти в пустоту, раствориться, стать ничем в темном море небытия. Используя зачатки нервной системы, созданной из ила, Паллас начала реставрировать психику Райте, настраивая ее на первоначальный резонанс.
Слепой Бог напевал от удовольствия, словно шахматист, подстроивший противнику изощренную «вилку». Через две пары глаз в суфлерке Студии она увидела Актеров и поняла причину его радости. Мужчины обступали ее: все плотней и плотней. Их дыхание участилось, члены напряглись, сочась влагой от похоти Слепого Бога. Эти Актеры были его инструментами. Став простым узором, созданным магией меча, она уже не остановит тех, кто тянулся к рукоятке клинка. Ей не хотелось давать им такую возможность. Другой обладатель Косаля приведет с собой новую богиню, заранее покорную воле Слепого Бога.
Кольцо Актеров сжималось. Она видела их глазами Слепого Бога. Паллас точно знала, где находился каждый из них, как его зовут, какая у него биография. Она знала все об этих людях. Собрав силу реки, она могла бы уничтожить их одним ударом.
Слепой Бог засмеялся. Он разрешал ей смести их в небытие.
У него было много Актеров. Очень много.
Этот небольшой импульс Силы ускорил потоки яда, изливавшиеся из нее. К тому времени река несла смерть уже на мили вниз по течению. Деревья в верховьях потели черным маслом. Стволы покрывались пятнами мертвой коры, словно их разъедала оспа.
«Пожалуйста, – сказала она самой себе. – Я прошу от тебя лишь немного вдохновения». Паллас погрузилась в Песню, умоляя реку дать ей какой-нибудь намек. «Хотя бы проблеск идеи».
И тихий робкий голос из-за ручья слез Фейт, хрипловатый от нервного истощения, прошептал:
– Ну, если тебя волнуют только Актири, то я могу помочь.
Бесплотный дух Ханто Серпа не терял времени на пустые мысли, слова и объяснения. Он знал, что они пришли за ним. Ханто знал, что их миллиарды станут тем океаном, в котором он утонет. Вместо этого он передал по связавшей его с богиней тонкой нити описание того способа, которым воспользовался когда-то Ма’элКот: легкое, почти незаметное изменение локальной физики – крохотный сдвиг в резонансе реальности, который обеспечивал постоянство мироздания.
Он почувствовал ее смущение, похожее на вопрос в ответе. Но они приближались, засасывая его, подминая под себя. У него хватило времени лишь на то, чтобы передать ей полузабытые воспоминания о дворце Колхари и напомнить о том, что Ма’элКот когда-то тоже страдал от проблемы Актири.
А затем бушующее море жизней поглотило его в своих глубинах.
Мысленно напрягая нервы, сделанные из речного ила, Паллас спроецировала образ, который показал ей бесплотный дух Ханто, – сферическую конструкцию, мерцавшую фиолетовым светом. Это был элегантный вариант простого Щита, золотистый спектр которого она перенастроила на ультрафиолетовый диапазон. Когда она заполнила конструкцию вибрирующей силой реки, Щит исчез из виду, достигнув частот, которые больше не воспринимались ее зрением.