Тварь не могла догадаться, что Эвери Шанкс жаждет крови.
Так что, когда острые зубы старухи сомкнулись на шее чудовища, прокусывая кожу и яремную вену, она не остановилась, а залитая кровью так же, как ее противник, продолжала грызть, покуда не разодрала вместе с дряблыми мышцами сонную артерию.
Тварь, полагаю, не успела оправиться от изумления, прежде чем сдохла.
Все это я увидал, заглянув ей в душу лишь на миг, и посмотрел на Эвери Шанкс с тем же опасливым уважением, что и на Кейна, – как на прирожденного убийцу.
– Все, кто знаком с вашей внучкой, желают ей лишь добра, – сказал я ей. – Мы сошлись на том, что для нее лучше будет остаться на вашем попечении; и с этой целью я дарую вам титул Графини Лириссан с тем, что земли ваши вы получите в лен от госпожи Фейт, а также передаю под вашу опеку все земли и владения Маркизы до ее совершеннолетия.
– Графини? – переспросила она.
Чувствовалось, как она примеряет на себя новый титул и осознает, что он ей к лицу.
Оно и к лучшему. Вернуть ее на Землю невозможно, а Эвери Шанкс – аристократка до мозга костей. Признаюсь, что не забыл об интересах Империи: передать на ближайшие пятнадцать лет наш в будущем главный наземный торговый путь под управление безжалостному и пугающе толковому Бизнесмену, полагаю, в государственных интересах.
Я подумывал о том, чтобы поставить ее титул в зависимость от определенного условия – попросту заставить ее клятвенно отказаться от мести Кейну, – но Хари сам меня отговорил.
– Пусть остается какая есть, – сказал он. – Если ты наденешь на нее намордник, она только и будет думать, как бы от него избавиться. А пока не избавится, будет в обиде на тебя. Эвери Шанкс не стоит числить во врагах. Оставь ее на мою долю. В конце концов она сообразит, что, причиняя боль мне, она мучает Фейт; а старуха скорее руку себе отгрызет.
Это был мой первый урок науки управления: иногда, чтобы добиться большего, надо делать меньше.
И наконец, ко мне не мог не явиться Райте.
Я часто думаю о нем и, вспоминая, вижу его таким, каким предстал он в тот раз: коленопреклоненным на ступенях перед Дубовым троном. Он не поднимал головы, опасаясь посмотреть мне в глаза. Левую руку, замотанную льняными бинтами до такой степени, что повязка напоминала белую боксерскую перчатку, он держал на груди. Ядовитое масло постепенно просачивалось сквозь ткань, пока не начало черными слезами капать на ступени перед ним.
Он явился искать судьбы. Он мечтал, чтобы сказание о нем завершилось карой за все преступления.
А я не хотел судить его. Я видел, сколько он перестрадал, как много пережил и что претерпел. Очень одинокий, очень несчастный молодой человек.
Мы с Кейном обсуждали и его судьбу, ибо я предчувствовал эту встречу.
– Лучше держи его при себе, – советовал Кейн. – Пацан опасен. И со временем станет еще опасней. Тебе стоит за ним приглядывать в оба.
– Что ты задумал?
– Да мне пришло в голову, – проговорил он с нехорошей усмешкой, – что из него получится отличный посол Монастырей при Дворе Бесконечности.
Я поразмыслил над его словами.
– Выбьешь для Райте это место, – продолжал Кейн, покуда я раздумывал, – и на двоих вы, я почти уверен, протолкнете Дамона в Совет Братьев. Ему там самое место – задавать курс.
– Может, ты и прав, – признался я.
– Райте тебе больше подойдет. Тебе нужен парень, который не боится порой нарушить правила.
– Вроде тебя.
– Я? – Он усмехнулся. – Я не нарушаю правил. Я их не замечаю.
Вспомнилось, как я размышлял о сходстве Райте и Хари. Я упомянул об этом, заметив:
– В чем-то вы как отец и сын.
– Ага, – буркнул Кейн. – В чем-то нехорошем.
– Ты никогда не думал, что мог вправду оказаться его отцом? Ты вроде говорил, что он незаконнорожденный – его мать была проституткой в Анхане, – и возраст подходит. В те годы ты вел бурный образ жизни…
– Нет, он не мой сын, – беззаботно отозвался Кейн. – Скорее уж твой.
Я уставился на него, отвесив челюсть:
– Ты шутишь.
– Ничуть. Оттого и забавно. Его мать была корской шлюхой в «Экзотических любовницах»; я в те дни в «Экзотику» не заглядывал – у меня денег не хватало, чтобы в дверь заглянуть, не то что заплатить за девку. Я захаживал к Фейдер, в Лабиринте.
– Фейдер, – глухо повторил я, захваченный воспоминаниями четвертьвековой давности. – Помню ее.
– Ну да. Она уже давно в могиле. Ты ведь работал в «Экзотике»?
Я тупо кивнул.
– Помнишь девку по имени Марта? Смугленькая, маленькая.
– Марта… кажется, припоминаю.
– Кувыркался с ней?
– Кейн…
– Да ну, мне-то можешь признаться. Да?
– Я… Не помню. Может быть. Я тогда много с кем любился, Хари, и не всегда на трезвую голову.
– Ну, сложение у него твое. Не знаю, какого цвета у тебя были до операции глаза…
– Голубые.
Он пожал плечами:
– У него телепатический дар, а ты – классный тауматург. Так? Признайся, может быть…
– Да, – пробормотал я медленно. – Может.
Все это промелькнуло у меня в голове, когда я смотрел на Райте. Я пытался убедить его отказаться от прошения; в конце концов, он не мой подданный. Кару за грехи ему должен был назначить Совет Братьев, поскольку звание посла, а с ним и дипломатическая неприкосновенность сохранялись за ним.
– Не говори мне о законе, – ответил монах. – Мне не нужен закон. Я требую правосудия.
Мольба его тронула меня, и я с неохотой согласился.
– Тогда, Райте из Анханы, узри свой рок. – Я указал на лужу нафты, скопившуюся на ступенях. – Ныне ты – преграда стремлению Слепого Бога поглотить наш мир; сквозь тебя Сила его стремится отравить нас. Я обрекаю тебя каждым вздохом противостоять Слепому Богу и каждый день бороться, чтобы исправить зло, причиненное при твоем посредстве.
– Как могу я… – начал он.
– Ты не можешь. Ты будешь сражаться без отдыха до последнего дня, зная, что в конце тебя ожидает поражение. Зная, что в тот миг, когда ты опустишь руки, все, что ты любишь, начнет умирать.
Долгий миг Райте стоял передо мною, склонив голову; потом, не говоря ни слова, неторопливо и вдумчиво вытер натекшую с руки масляную лужу краем своей сутаны. Потом коснулся пятна лбом, встал и покинул зал.
Я молча смотрел, как он уходит.
– Жестоко ты с ним.
За Дубовым троном кроется небольшая ниша. В ней стоит кресло, и сидящий в нем может выглядывать через незаметный среди резных панелей стены глазок. Оттуда и доносился сухой, угрюмый голос.
– Думаешь? Это было не наказание. Это дар, – тихонько ответил я. – Я вернул его жизни смысл. Цель.
– Ничего себе подарок! На Рождество давай ограничимся открытками, а?
Я позволил себе усмехнуться:
– Я бы все же предпочел даровать титул и тебе.
– Забудь. У меня другие планы. – Вчера Хари несколько раз невнятно намекал, что они с богом некоторым образом примирились. – Есть области, – сознался он, – где наши интересы совпадают.
– Хари…
– Брось, Крис. Как я уже говорил тебе в первый раз… – Это, когда он отказывался от всех моих предложений по нисходящей, начиная с поста ответственного за Общественный порядок до, как он выразился, титула «баронета тьмутаражопского». – Если я приму от тебя титул, найдется не один дурак, который сочтет, что Империя в ответе за мои действия. Поверь на слово, Крис, оно тебе вовсе не нужно. Ты мне поверь.
Я обнаружил, что верю безоговорочно.
– И чем ты намерен заняться?
Голос его потеплел. Я как наяву увидел знакомую ухмылку.
– Буду гнать волну.
Часы складывались в дни, а дни – в недели. Я с головой ушел в работу – в основном выяснял, кому из дворян могу доверить административные посты в Империи. Еще я помогал Графине Эвери и Маркизе Фейт обустраивать хозяйство; Франсис Росси, злосчастный Актер, которого мы с Кир некогда похитили, стал помощником госпожи Фейт. Кейн ему доверяет, и юной Маркизе нужен кто-то, кто может не только защищать и охранять ее лично, но и переводить с английского на вестерлинг и обратно. Госпожа Эвери уже собрала внушительную команду из бывших Актеров. Кейна я в те дни видел редко и старался не сталкиваться с ним вовсе.
Не мог смотреть ему в глаза.
Я совершил одну ужасающую ошибку, и она преследовала меня, отравляя каждый миг, покуда единственным избавлением от кошмара не стали для меня нескончаемые труды.
Я заглянул в бездну.
Вот как это вышло.
– Хари, я хочу знать, – заявил я как-то. – Я хочу понять, как ты узнал, что твой план сработает. Когда ты убил Ма’элКота – откуда ты знал? Как догадался, что Слепой Бог пожрал его не до конца? Откуда знал, что, слившись с тобою в реке, он обратится против своего прежнего повелителя? Почему был уверен, что не отдаешь в руки врага победу, которой он так жаждал?
Наконец я добрался до главного вопроса и едва осмелился его задать:
– Как ты знал, что спасаешь мир, а не губишь?
– Ма’элКот задал мне тот же самый вопрос.
– И?
Он пожал плечами:
– Я и не знал.
Онемев, я уставился на него.
– Я думал, что мне хана, Крис, – объяснил он. – Кольберг и Социальная полиция никогда не позволили бы мне уйти живым. Я мог только попытаться спасти Фейт.
У меня отвалилась челюсть. Под ложечкой свернулась холодная змея.
– Ты… все, что ты…
– Я даже не знал, что, убив Ма’элКота заклятым мечом, я свяжу его с рекой. Понятия не имел. Откуда? Я знал только, что он удерживает Фейт в плену. Она связана с рекой, а он связан с ней. Поэтому я его убил. Он мертв – она свободна. Потом соцполы отстрелят мне задницу, и я тоже сдохну. Слепой Бог получает свой меч, и девочка ему больше не нужна. Райте оставил бы ее с эльфами. Они приглядели бы за ней, вылечили бы, насколько могут. Она жила бы с ними. – Он пожал плечами. – Ничего лучше мне в голову не пришло.
– Так… – выдавил я, еще не до конца придя в себя, – так твой план… ты не… все это?..
– Это и был мой план. Единственный.