Региональные и национальные правительства, которые были единственными гарантами этих прав, оказались совершенно беспомощными. Немногие страны приняли разумную прогрессивную политику в отношении ВРИЧ-инфекции, но проводить ее могли только в собственных границах – и неудачно подувший ветер мог свести на нет все их усилия. Национальные армии превратились в опасный и невеселый розыгрыш: цепочка подчинения – опасная штука, когда случайное нарушение противоэпидемических мер может превратить опытного командира в бесноватого маньяка-убийцу. Через двадцать лет после первой вспышки ВРИЧ на Земле не осталось даже иллюзии суверенных государств. А вот правительство сохранилось.
На протяжении веков, от эпохи голландских купцов и британской Ост-Индской компании, многонациональные корпорации преследовали свои интересы по всему свету – в противоположность тому провинциализму, который делал столь уязвимыми позиции национальных правительств. Еще до Чумных лет многие дзайбацу и мегаконцерны содержали собственные армии для защиты своих капиталов и работников в таких местах, где местные власти не могли или не желали этим заняться. Подчас эти великаны бизнес-мира в большей степени могли полагаться на верность своих рабочих, чем на правительства стран, гражданами которых эти рабочие номинально являлись. В конце концов, именно корпорации заботились о жилье, образовании, здравоохранении, воспитании детей, попросту о доходах своих сотрудников, а когда держава за державой рушились в пламени Чумных лет, корпорации начали заботиться и о поддержании порядка. Выбора у них не было: любая фирма, попытавшаяся отказаться от этой фундаментальной ответственности, немедля лишалась высококвалифицированных рабочих, без которых ей было не выжить в беззаконных дарвиновских джунглях мировой экономики. И когда государства рухнули, корпорации уже готовы были подхватить эстафетную палочку.
Они способны были действовать с той безжалостностью, которой требовал развернувшийся кризис, работать так, как не могли прежние суверенные государства. В конечном итоге, правительство действует с согласия подданных, а корпорация – с согласия акционеров.
К тому времени, когда была разработана эффективная, пригодная к промышленному производству вакцина от ВРИЧ, три столпа современного общества – кастовая система, законы об ограничении технического уровня и Социальная полиция – уже были вкопаны и залиты бетоном.
Кастовая лестница, принудительно поддерживаемая социальная система, запрещавшая личные контакты между различными слоями общества, обеспечивала распространение инфекции в случае любой вспышки только вбок, чтобы вирус не поразил действительно важных людей: директоров-распорядителей, менеджеров по инвестициям, основных акционеров – тех, кто станет затем Бизнесменами, инвесторами и праздножителями.
Считалось, будто ВРИЧ был недоработанным биологическим оружием, вырвавшимся из чьих-то частных лабораторий; именно против подобных опасных разработок были направлены законы об ограничении технического уровня – набор условно завязанных друг на друга межкорпоративных договоренностей.
Социальная полиция проводила в жизнь кастовые законы. Нарушение этих законов считалось в первую очередь свидетельством заражения ВРИЧ. Минимальным наказанием был карантин в строгой изоляции, но обычно нарушителей казнили на месте.
С течением лет кара за нарушение кастовых законов смягчилась, зато сфера деятельности Социальной полиции расширилась и включала теперь поддержание Общественного порядка во всех сферах – от проведения в жизнь законов о техническом ограничении до контроля за исполнением межкорпоративных контрактов. Менее серьезные преступления – грабеж, разбой, убийства – находились в компетенции замученных, скудно оплачиваемых, малочисленных работников уголовного розыска.
Хари был не настолько наивен, чтобы мечтать о возвращении добрых старых доВРИЧных деньков. Благодаря полуобразованию, полученному от отца, он лучше большинства современников понимал, что судорожная трансформация общества в Чумные годы была на деле всего лишь ускоренным продолжением тех тенденций, которые складывались в обществе на протяжении веков.
В Надземном мире все будет иначе.
«Помните, – сказал эльф, – что здесь, в Надземном мире, основным методом исцеления служит наложение рук».
Тут уже не до вековых тенденций. Продолжать их будет некому. Если ВРИЧ может поражать Перворожденных, значит он будет убивать и покорителей камней, и древолазов, и огриллоев, а если принять во внимание способность вируса мутировать, приспосабливаясь к новым хозяевам, Надземному миру грозило массовое вымирание под стать гибели динозавров. Через двадцать лет там может не остаться ни единой теплокровной твари, а по экосистеме покатится волна разрушения, смывая рептилий, насекомых, растения…
От такой перспективы, точно под весом рухнувшего валуна, у Хари вышибло воздух из груди. Не будет больше рыцарей в сверкающей под солнцем броне, на могучих, неторопливых конях, не будет колдунов, не будет веселых трактирщиков и щербатых конюхов, не будет древолазов, грифонов, троллей, не станет корских шаманов, вздымающих пыльные смерчи в Гриппенской пустыне, не станут больше племена огриллоев грабить окраины пустоши Бодекен, не раздадутся тоскливые стоны сенийян, призывающих верующих к молитве в сумерках Семи Колодцев; не будет больше банд из Лабиринта… И бессчетные звери, вымершие на Земле, но сохранившиеся еще на просторах Надземного мира, сгинут тоже: игривые выдры в быстрых реках, и волки, загоняющие оленей на предгорных равнинах, и киты, поющие друг другу песни через весь океан, и кондоры на восходящих потоках над горными склонами, и тихий кашель идущей по следу пумы…
«Этого не может быть…»
Хотелось встать и завыть.
В какой-то миг он отчетливо осознал, как чувствует себя Тан’элКот: его душило, давило, Земля сама себя забивала ему в глотку, не давая продыху. Только в Надземном мире бывал он счастлив. Надземный мир дарил свободу. Надземный мир дарил жизнь.
Он была ему домом.
Это какая-то ошибка.
Вице-король Гаррет был безжалостным сукиным котом, но не чудовищем же…
Вспомнилась история, которую Дункан вычитал в двухсотлетней давности фолианте по истории Запада: о том, как европейские колонисты намеренно заразили туземцев американского континента смертельной болезнью, именуемой «оспа».
«Чудовища, сказал эльф, управляющие Студией.
Я – одно из этих чудовищ».
– Ублюдки, – прорычал Хари сквозь зубы, – долбаные сукины дети!..
– Администратор? Извините?
Хари склонился к микрофону у экрана:
– Вы уверены, что это не Актер?
Теперь Актеры могут говорить по-английски в Надземном мире, если блажь придет; могут даже признаться в своем актерстве. Крестовый поход, затеянный Тоа-Сителем по завершении «Из любви к Паллас Рил», чтобы избавить Империю от демонов, превратил студийную психокодировку, не позволявшую Актерам выдать друг друга, в средство их разоблачения. Тоа-Ситель обнаружил, что Актеры стопроцентно опознаются по тому, чего не могут произнести. Студия ответила на это постепенным снижением интенсивности кодировок. Сейчас в Надземном мире не осталось ни одного закодированного Актера.
И эта внешность… Очень, очень немногим Актерам удавалось убедительно сыграть эльфа, но Хари был почти уверен, что в других студиях таких наберется человек пять-шесть.
– Почти… э-э-э… почти уверены, что он не Актер, Администратор, – робко отозвался один из техников. – Мы запускаем автосканирование транспондера, но покуда вокруг Росси излучает только один передатчик – его собственный.
Хари кивнул своим мыслям. Неизвестный эльф поступил до слез гениально. Каким-то образом он вычислил, что Актеры – это глаза и уши влиятельнейших людей Земли в Надземном мире. Столкнувшись с катастрофой, которую невозможно разрешить силами его родины, он обратился к мягким сердцам земных романтиков. Стоило увидеть эту передачу хоть паре тысяч праздножителей – паре сотен, – и те могли бы заставить Студию, нет, сам Конгресс отправить спасательную экспедицию, найти способ раздать вакцину, спасти хотя бы несколько из миллиардов обреченных. Гениально.
А слезы наворачивались потому, что эльф выбрал не того Актера. У Росси не было зрителей. Ни единого, чье слово решало бы хоть что-то. «Ну неправда, – подумал Хари. – Не совсем так».
Аудитория из одного зрителя у Росси была.
И как-то сразу Хари понял, кем был этот лысый хворый эльф со странно знакомым голосом. Откуда эльфу выучить английский? Ответ один, как это ни странно: он его и не учил.
Это не эльф. Но и не Актер. Из глубин какой-то байки, которую Дункан заставил сына прочесть в детстве, всплыл девиз: «Когда отбросишь невозможное, то, что останется, даже невероятное, и есть истина».
– Господи… – прошептал Хари.
Он смотрел сквозь поверхность экрана, через глаза Франсиса Росси, в золотые очи, которых не видел почти тридцать лет. И вспоминал…
Вспоминал белую маску, защищавшую шрамы от эльфирующих операций. Дар принимать интуитивно верные решения…
Вспоминал эту холодную отвагу…
Вспоминал свой долг.
– Крис… – пробормотал он.
Сквозь зрачки Франсиса Росси на него глядел Крис Хансен. Даже не зная, кого просит, он умолял о помощи.
Что-то хрустнуло в груди, с неслышным треском выпуская лавину огня, с гулом пробежавшего по жилам, ударившего в голову. «Ты просишь о помощи, Крис?»
– Ты ее получишь, блин, – буркнул Хари.
– Администратор, что-то не так?
Хари зашипел сквозь зубы, собирая из разбежавшихся мыслей подобие плана действий.
– Ничего не предпринимайте, – приказал он. – Я спускаюсь.
– А его аудитория?
– В задницу его аудиторию… техник, – с напором на последнее слово, чтобы напомнить о разнице в кастовом положении, проговорил он. – Продолжайте давать сигнал на мой экран, пока я не отменю команду.
– Так точно.
– Айрис, – заговорил он, перейдя на приказной тон, – видеосвязь. Вложенное окно. Исполнить.