– Ладно. Конец связи, Джед, – до сна мне еще далеко, и все такое, знаешь…
– Выписать на тебя стрингерский процент? Если ты прав касательно восьмизначных чисел, кусок выйдет изрядный.
– Отложи, – решил Хари. – Если меня уволят, деньги пригодятся.
– Ладно. Пока.
– Угу.
Хари нажал «отбой» и сложил зеркало. Поднявшись с пола, Тан’элКот потянулся так, что мясисто захрустели плечи.
– Получилось.
– Ты уверен?
– Я Тан’элКот. – Это было сказано без малейшей улыбки.
Хари перевел дух. «Пока неплохо».
Фактически он улучшил замысел Хансена, захватившего Росси. Тот пытался достучаться до кучки первоочередников, в надежде отыскать среди них сентиментальных праздножителей, которые бы вмешались. Это потому, что он не понимал первоочередников. А Хари понимал. Он построил на этом понимании всю свою карьеру.
Первоочередники Росси могли пережить все, что было сейчас записано на кубике, и посчитать это частью сценария. О сценарии им не надо было заботиться – сиди себе да поглядывай, как Дж’Тан и прочие Актеры НМП выкрутятся из очередной передряги. Хари выпустил запись в Сеть, вырвал из контекста.
Теперь это была не часть сценария, а сама история.
Вместо того чтобы наблюдать, как выкручивается герой, каждый праздножитель сам станет героем собственного маленького приключения: им задана проблема, они понимают, что в силах ее разрешить, и сами делают выбор, вмешаться или нет. «Неплохо, – мелькнуло в голове у Хари. – Для начала».
Тан’элКот похрустел внушительными кулаками.
– Итак, я исполнил твою просьбу. Пора двигаться дальше. Есть только один путь, и мы оба знаем какой: ты должен немедля вернуть меня в Анхану.
Хари помотал головой:
– Никогда в жизни.
Тан’элКот едва не плюнул на ковер.
– Ты тратишь силы и мысли на то, чтобы убеждать. Это бесплодный в конечном итоге подход. Инфантильный. Вы зависите от своих праздножителей, как от суррогатных родителей. Они принимают решения за вас, и это станет источником вашей погибели.
Улыбка застыла у Хари на лице.
– Мы пользуемся теми инструментами, что есть под рукой.
– Ха! Бесполезными орудиями ничего толкового не сработаешь. Призови меня, Кейн, и я помогу твоему делу.
– Ты уже помог.
– Разумеется. И я продолжу следовать твоим указаниям до последней запятой – до того момента включительно, когда ты осознаешь бесполезность своих планов. У тебя остался единственный выход – отправить меня домой.
Хари вздохнул:
– Не бывать такому.
– Кейн, надо. Единственная надежда моего мира – прямое вмешательство. Разоблачить преступление – мастерский удар, но войны одним наступлением не выиграть. Мой народ – весь мой мир! – согбен над плахой. Ты должен позволить мне его вызволить!
– Ага, – горько усмехнулся Хари. – Спасти мир, блин.
– Почему ты сопротивляешься неизбежному?
«Главный вопрос моей жизни», – подумал Хари, но вслух сказал:
– Потому что не могу тебе доверять.
Бывший Император напрягся:
– Ты сомневаешься, что я спас бы своих Детей?
– Твоих Детей, как же! – отозвался Хари. – А как насчет эльфов? Черт, Тан’элКот, ты за кого меня держишь? Думал, я забуду, почему твою политику поддерживали Монастыри? Ты не считал нужным держать в тайне свою политику в отношении нечеловеческих рас. Когда ты надел бы ярмо на дворян своим Актири-токаром, следующим шагом был бы персональный геноцид. Подозреваю, что мой дружок-Перворожденный был бы не слишком рад твоему возвращению.
– И все же я единственная его надежда.
– Будь ты по сию пору Императором, я считал бы тебя подозреваемым номер один.
Тан’элКот подступил к Хари вплотную, возвышаясь над ним, точно башня, зловещая и неприступная.
– Чтобы отвратить несчастье, требуется божественное вмешательство. Я тот бог, что тебе нужен.
– Нет.
– Да. Боги моего мира, скованные Пактом Пиричанта, не смеют вмешиваться, а если и могли бы, то ни один бог моего мира ничего не понимает в вирусологии, не говоря уже об особенностях ВРИЧ: сознание их суть лишь сумма разумов их паствы. Единственная надежда моего мира – это действия бога, у которого есть как понимание ВРИЧ, так и сила, чтобы справиться с чумой.
– Ага, – ответил Хари. – Само собой. Но это не ты.
– Тогда, – саркастически пророкотал Тан’элКот, – какого бога ты собрался припахать?
– Ты с ней знаком, – ответил Хари. – Через пять минут она будет здесь.
На выразительном лице Тан’элКота появилось сначала понимание, затем омерзение.
– Она недостойна такой задачи.
– Только не начинай, – процедил Хари сквозь зубы. – Ты знаешь, что это не так.
– Она недостойна тебя, Кейн.
– Хватит.
– Она слаба. Напыщенна. Отстранена от реальности божественного. Я никогда не понимал, как ты терпишь ее очевидные недостатки.
– Не настолько слаба, – парировал Хари, заводясь, – чтобы не надрать тебе задницу…
– Возможно, но настолько слаба, что не стала этого делать. Даже для того, чтобы спасти тебе жизнь… Кейн.
Хари опустил глаза и, сдерживая гнев, отвернулся.
– Ты не вернешься, – промолвил он наконец. – Никогда не вернешься. Учитывая все, что известно тебе о Студии, об Актерах, что известно тебе о Земле, ты сможешь обрести на родине огромное могущество! Я тебя не выпущу.
– Ты встанешь против меня на сторону Студии? Против моего мира? Кейн, как ты думаешь, чьих это рук дело? С кем ты сражаешься?
– Есть сражения… а есть сражения, – уклонился от ответа Хари. – Отправить тебя назад под мою ответственность? Да меня пристрелят как бешеную собаку. Совет управляющих взорвал бы Студию, чтобы не допустить тебя в Надземный мир. Черт, они бы город стерли с лица земли!
– Даже если ваш Совет управляющих – болото, как ты говоришь, – примет столь поспешное решение, разве один город – высокая цена за жизнь целого мира?
– Да? – переспросил Хари невыразительно. – Даже если это твой город?
На скулах Тан’элКота заходили желваки.
– Я готов рискнуть.
– А я нет. Как только история попадет в Сеть, Студию засыплют протестами. А Совет управляющих, весь в белом, обернется и скажет: «Благодаря быстрым и решительным действиям Председателя Хари Майклсона и могуществу великой Паллас Рил ситуация уже взята под контроль». Они мне еще спасибо скажут, ты понимаешь? Когда Шанна вернется, Уэс Тернер лично нацепит ей медаль.
Тан’элКот отступил на шаг и, набрав полную грудь воздуха, выпрямился во весь рост. Облик его странным образом переменился, как будто вместе с воздухом он впитывал новую реальность, преобразующую рубашку-поло и джинсы в костюм, а усталое, стареющее лицо – в маску.
– Ты блистательный тактик, – промолвил он неторопливо и отстраненно, по-лекторски четко, будто читал доклад невидимым слушателям, – возможно, блистательнейший из всех, кого я знал. Но тактика выигрывает битвы. Можно победить в каждом бою, но проиграть войну. Вспомни в самый черный миг своей жизни, что я предлагал тебе шанс. И ты отказался.
Хари прищурился:
– Знаешь, я бы не стал пререкаться, но это прозвучало как угроза.
Тан’элКот взглянул поверх его макушки. Глаза его были прикрыты, будто он устал от привычной боли.
– Твоя… – он поискал подходящее слово, – супруга прибыла.
Для того, кто раньше был богом, минуты после отбытия Кейна и его ручной богиньки тянулись днями. Они просмотрели скованное в кубике сновидение, составили план и ушли спасать мир. А он все сидел – один, в мертвенной тиши и зловещих сумерках.
Тишина окутывала его, стискивая сердце, просачиваясь сквозь кожные поры, – тишина настолько глубокая, что в ней гуляло эхо. Тишина становилась плодородной почвой, из которой прорастали сквозь раскинувшиеся мысли ростки возможностей, вырастая в могучий фрактальный лес мировых линий, расцветая и умирая, чтобы породить все новые варианты будущего. Словно садовник, он стремился направить этот рост без жестокости и жалости; как садовник, пытался использовать природу к своей пользе.
«Вот так» находится ветвь, когда единственное движение пальца способно направить все дерево к желанной цели, и «вот так» – еще одно место, где скользнувший по коре вздох окрасит сны новой ветви, и наконец – «вот так».
Древо вероятного будущего приобрело обличье его мечты.
Он смотрел на нее – лживое божество, самозваную аватару Чамбарайи – и видел, как она впитывает запечатленный сон, и затаенная жажда реки вспыхивает в глазах. Он прочел в ее мыслях мучительное стремление оставить этот стерильный ад из стали и бетона, прочел, что она нуждается лишь в оправдании.
«Я могу отправить тебя туда прямо сейчас, – сказал ей Кейн так медленно, как будто ему было больно произносить эти слова. – Во фримоде, как при обычной смене, аудитории не будет, так что разрешения от комиссии по рабочему графику не потребуется. Сколько времени это займет?»
«Четыре дня, – ответила она. – Быть может, пять. Даже богу трудно создавать новые формы жизни. Быстрее я не смогу убедиться, что мое лекарство не окажется хуже болезни. Четыре-пять дней в Надземном мире – и у меня будет безопасный антивирус».
Этими словами она обрекла себя. Жить ей оставалось трое суток.
Действовать нужно было немедля. Ждать, покуда богиня выиграет свою битву, – значит проиграть войну. Против ВРИЧ ее сил будет довольно. Но истинная угроза его народу исходила не от заразы, а от тех, кто напустил ее. Одолеть их у богини не было ни шанса. Думая, что война окончена, она вернется на Землю… и погибнет.
Чтобы спасти свой народ, Ма’элКот должен вернуться.
Те, кто жил в нем, шумно требовали внимания, и бывший бог отворил ворота своего рассудка, пропуская их по одному. Он возвышался над призраками, точно великан, окидывая мертвецов холодным взором.
Первым среди них, как всегда, шел гаснущий затертый огарок злосчастного слабака, которым был когда-то великан Ханто из Птрейи, по прозвищу Серп.
Ханто, горбатый одышливый чернокнижник, был близорук, хрупок и труслив, как и положено одинокому дитяти писца-подмастерья. Ханто умолял об осторожности, шарахаясь от воображаемых унижений, ожидающих в случае поражения. «Я больше, чем ты, – ответил ему великан. – Я Тан’элКот. Поражения не будет».