Фальшивая улыбка сгинула вмиг, обнажив черный, бешеный восторг в льдисто-синих глазах.
– Она не твоя дочь, – выплюнула Шанкс. – В этом и суть. – (Хари оцепенел, не чуя под собой ног, – то ли шунт сгорел, то ли он сейчас потеряет сознание, не разберешь.) – Понимаешь, я-то могу до нее дотронуться, – проговорила Шанкс. – Это ты не можешь. Простой тест ДНК покажет, что по отцу она Шанкс. Она из касты Бизнесменов. Ты понимаешь, что это значит, Майклсон? Нет?
Хари не то что ответить – воздуха в грудь набрать не мог.
– Она слишком молода, чтобы дать согласие. Это значит, что каждый раз, когда ты прикасался к ней, ты совершал насильственный контакт с высшей кастой. – Она оскалила клыки, точно пантера. – Если бы я знала об этом шесть лет назад, то сломала бы тебе хребет и отправила в соцлагерь за одно то, что ты менял ей пеленки.
Все-таки ноги его не подвели. Он попытался схватить ее за горло, но соцполы держали крепко, а тот, что с дубинкой, всадил в пленника заряд. Они обошлись с ним почти нежно: разряд всего лишь полоснул огнем спину, и Хари не рухнул замертво, а только обмяк.
– Отлично, отлично, – заметила Шанкс. – Попробуй еще раз. Мне будет очень приятно увидеть, как тебя убьют.
– Не надейся, что тебе это сойдет с рук, – отчаянно выпалил Хари. – Я женат на ее матери, и та может дать согласие…
Шанкс обернулась к соцполам:
– Вы слышали?
– Мы слышали.
– Ты только что признался, Майклсон. Ты знал, что она Шанкс. Ты всегда это знал. Я тебя за это под ярмо отправлю.
– Моя жена…
– Кстати, а где она? Она может дать показания?
– Она в Надземном мире, – проскрежетал Хари. – Ты знаешь, что она в Надземном мире. Поэтому и устроила свой говенный спектакль сейчас.
– Не забывайся, Майклсон. Или тебе понравилась дубинка?
– Где ты взяла снимок? – Фотография существовала в одном экземпляре: дома, в рамочке, на его рабочем столе. – Кто дал тебе снимок?
Взгляд Шанкс смягчился на миг. Она помедлила с ответом.
– Его прислали мне почтой… э-э-э… анонимно, – проговорила она наконец. – Да… анонимно.
Хари как раз прикидывал, успеет ли добраться зубами до ее горла, прежде чем соцполы его скрутят, когда услышал голос Фейт:
– Пап! В чем дело? А где бабушка?
Ее вел за руку один из охранников СинТек. На полицейских она смотрела с изумлением, медленно переходящим в недоумение и обиду.
– Он сказал, что бабушка приехала, – наябедничала она. Бабушкой для Фейт всегда была мать Шанны, Мара Лейтон. Девочка подняла глаза на охранника. – Нельзя врать детям, Ремесленник. Это очень, очень плохо.
Эвери Шанкс обернулась, вытянувшись во все шесть футов царственного спокойствия:
– Он не солгал, дитя. Я твоя бабушка.
Когда они стояли рядом, разглядывая друг друга, фамильное сходство – форма лица, осанка – было неоспоримо. Хари передернуло, как после удара шоковой дубинкой.
Фейт нахмурилась и закусила губу.
– Мама очень волнуется. – Она глянула на Хари и серьезно добавила: – Она возвращается домой. Она правда очень-очень волнуется.
На миг Хари с облегчением расслабился: «Ну слава богу, Шанна разберется с этим дерьмом в минуту» – и вдруг понял, что́ поставлено на карту. Что случится, если Паллас Рил покинет Надземный мир, не закончив своей работы. Вернуться она уже не сумеет…
– Нет, – вымолвил он. – Нет, Фейт, нет, ей нельзя возвращаться. Скажи ей, что я справлюсь. Я справлюсь. Пускай остается и заканчивает свое дело. Пусть остается, пока я за ней не пришлю.
Фейт покачала головой:
– Она очень волнуется. – Она обернулась и смело уставилась в холодные синие глаза Эвери Шанкс. – Мама думает, что ты плохая женщина.
Шанкс поджала бескровные губы:
– Что за безумные фантазии по вашей милости кишат в голове у этого ребенка? – Секунду она смотрела на Хари с нескрываемым омерзением, потом кивнула охраннику: – Отведи ее в машину.
– Фейт… Фейт, не бойся, – проговорил Хари. – Я все исправлю. Чего бы это ни стоило, я все сделаю. Все будет хорошо, я обещаю.
– Все будет хорошо? – промолвила Шанкс. – Все уже хорошо.
– Шанкс, – чуть слышно прошептал Хари. – Шанкс, не делай этого.
– Бизнесмен Шанкс.
Шея Хари сама собой согнулась в поклоне.
– Бизнесмен Шанкс.
Она улыбнулась:
– Вот так ты будешь обращаться к этому ребенку, если когда-либо с ней еще встретишься. – Она махнула рукой синтековским громилам. – Идите.
– Папа? – Недоумение Фейт перешло в страх, когда охранник взял ее на руки. – Папа, пусть он отпустит меня!
– Бизнесмен… – прохрипел Хари. – Пожалуйста.
– Намного лучше, Майклсон, – восторженно пропела Шанкс. – А теперь еще раз, погромче. Я хочу, чтобы твои поклонники слышали, как ты умоляешь.
– Папа! Пожалуйста! Папа!
Соцполы проложили в толпе коридор, и охранник понес девочку к дверям.
– Не стесняйся, Майклсон, – подбодрила его Шанкс. – По крайней мере, у тебя есть шанс умолять, а это больше, чем ты дал Карлу.
– Ты еще поплатишься за это, манда кислорожая! – с натугой прошептал Хари сквозь стиснутые зубы. – Слышишь? Ты еще ни хера не знаешь, в какое говно влезла! Я тебя, блин, утоплю в этом…
– Я слышу угрозу? – с улыбкой перебила его Шанкс. – Или мне померещилось? Ты правда только что угрожал Бизнесмену на глазах у отряда Социальной полиции?
Фейт принялась отбиваться, но охранник только ухватил ее покрепче.
– Папа… ой! Мне больно! Пап! Папа, помоги!
Ничего не видя перед собой, Хари рванулся из рук соцполов. На миг их хватка ослабла, и ему показалось, что сейчас он вырвется, но тот, что с дубинкой, врезал ему снова, и на сей раз жестоко. Хари рухнул на пол, гальванически подергиваясь. Фейт уже не звала его, а визжала так истошно, словно мир вокруг рушился.
Шанкс присела на корточки рядом с Хари. Он никогда не думал, что человеческий голос способен выразить столько ненависти.
– Каждый вечер на протяжении семи лет я засыпала в слезах, Майклсон. Я протерла до дыр три кубика с записью «Из любви к Паллас Рил». Я две тысячи раз видела, как ты убиваешь моего сына. Сейчас я хочу процитировать твои слова. – Она нагнулась к его уху, будто хотела поцеловать. – «Ты правда думал, что я оставлю тебя в живых?»
Эвери Шанкс пронизывало тепло. Удовольствие, которое она испытывала, другая женщина могла бы назвать сексуальным. Глядя на чудесные светлые кудри дочери Карла, она ощущала, как из глубины души поднимается некое добродушие. Если не сдерживаться, она еще и улыбаться начнет…
Фейт спокойно и молча сидела рядом с Эвери в салоне «кадиллака». Истерика, начавшаяся при расставании с Майклсоном, прошла почти сразу после взлета. Эвери оценила столь необычное для девочки шести лет самообладание и решила, что кровь себя покажет в конце концов. Дитя, без сомнения, из рода Шанксов.
– Я буду звать тебя Фейт, – наставляла ее Эвери, – а ты будешь называть меня гран-маман. Мы вместе летим в Бостон, где ты будешь жить в приличном доме, с приличными слугами, и ходить в школу, подобающую молодым Бизнесменам. Ты меня понимаешь?
Фейт глянула на нее огромными, но совсем не испуганными глазами:
– Да, гран-маман.
Она повторила даже легкую гнусавость старинного французского прононса. Такое необыкновенно способное дитя… Но Эвери по привычке, выработанной годами, сохранила на лице суровую маску. Не следует проявлять телячьи нежности или слабость.
– Ты, – снизошла она, – очень хорошо воспитана.
– Спасибо, гран-маман.
Эвери отвернулась к окну, изумляясь про себя, как мог кастовый подонок вроде Майклсона вырастить хотя бы относительно цивилизованного ребенка.
– Гран-маман!
– Да?
– А кто такая «манда кислорожая»?
Эвери зажмурила один глаз, будто раскусила невыносимо кислую таблетку, и стиснула на миг зубы. Потом тонкие, почти невидимые губы скривились в почти-улыбке.
– Наверное, это я, – призналась она. – Дай руку.
Фейт подчинилась, и Эвери взяла ее за ладошку.
– Это неподходящие слова для юных леди из касты Бизнесменов, – сообщила она и больно щелкнула девочку по запястью двумя пальцами.
В глазах Фейт блеснули слезы. Девочка прикусила губу и всхлипнула, будто собиралась разрыдаться, но передумала.
– Не надо меня бить.
– А еще юным леди из касты Бизнесменов не подобает поучать своих бабушек.
– Ты меня больше не бей, – серьезно предупредила Фейт. – Мама хочет, чтобы я себя хорошо вела при тебе. Велела хорошо себя вести, пока папа за мной не приедет. Во всем тебя слушаться. Но если ты меня побьешь, она тебе сделает плохо.
Вот так. Первое явное свидетельство, возможно, неизлечимой травмы, нанесенной ребенку безответственными воспитателями. Эвери тихонько вздохнула и кивнула.
– Во-первых, – менторским тоном произнесла она, – человек, которого ты называешь папой, тебе не отец. Он – если он вообще имеет к тебе юридически какое-то отношение, в чем можно усомниться, – твой отчим.
– Я знаю, – отмахнулась Фейт. – Ты думала, что это большой секрет? Я об этом все знаю.
– Да? – Во рту у Эвери снова стало кисло. Она втайне тешила себя мечтами сообщить ребенку о его истинном происхождении, объяснив, как Майклсон убил ее настоящего отца.
– Конечно. У мамы от меня нет секретов. Не бывает.
– Хорошо. В любом случае человек, которого ты называешь папой, за тобой не приедет, – продолжала Эвери. – Собственно говоря, ты с ним больше не увидишься, разве что в суде или, быть может, в Сети. Не жди его – и не будешь разочарована. Твоя мать вступила с ним в сговор, чтобы лишить тебя наследственных прав. Поэтому ее желания и намерения в данном случае не играют роли. От своих родительских прав она отказалась. Ты понимаешь? Они хотели причинить тебе вред. Они тебя не любят.
Фейт слушала молча.
Эвери снова вздохнула:
– Я понимаю, что эти истины могут показаться жестокими, но правда обычно сурова, Фейт. Осознать это – значит сделать первый шаг к взрослой жизни.