– Ничего ты не понимаешь, – безмятежно отозвалась девочка. – Мама сейчас со мной. Я чувствую, как она меня любит. А папа за мной придет. Если ты меня обидишь, папа сделает тебе еще хуже, чем мама. Он, вообще-то, сукин сын, – сообщила она с детской наивностью, явно цитируя отчима-матерщинника, но не понимая смысла слов. – Он тебе люлей навешает.
Эвери поморщилась:
– И наконец – угрозы подобного рода неприличны. Я понимаю, ты… не имела возможности это усвоить, живя в одном доме с Актерами, но имей в виду, что в реальной жизни ни один из твоих родителей не в силах причинить мне даже малейшее беспокойство. Настаивать, чтобы твоя гран-маман опасалась этих низкорожденных, – значит потакать своим фантазиям, что не только неприлично, но и опасно для Бизнесмена. Ты больше не будешь повторять эти нелепые угрозы, равно как не станешь поддерживать эту вредную иллюзию, будто ты поддерживаешь некую, – она поджала губы, – телепатическую связь с матерью. Вступая в светлую и прекрасную жизнь касты Бизнесменов, подобные детские игры следует оставить. Ты меня поняла, Фейт?
– Да, гран-маман.
– Хорошо. Дай руку.
Фейт протянула руку с такой готовностью и бесстрашием, что Эвери – импульсивно, повинуясь капризу, – решила пожать ее, вместо того чтобы шлепнуть.
«Кровь в конце концов скажется».
Хари сидел на краю пеноматраса, уставившись на голую белую пластиковую стену. Рваный пластик прикрывал стальной каркас койки, так что прутья почти не врезались в онемевшие, как всегда, ноющие бедра.
Социальная полиция вцепилась в него клыками и не отпустит теперь, не пережевав в хлам.
У него отняли одежду, часы, наладонник и ботинки. Выдали зато одноразовую целлофановую рубаху и заперли в камере. Всякий раз, завидев соцпола, Хари требовал вызвать своего адвоката. Ответа не получил ни разу. Соцполы открывали рот только для того, чтобы отдать приказ.
Порой приходили боевые группы и выводили пленника, угрожая шоковой дубинкой. В первый раз – чтобы взять пробу ДНК для опознания, как обычно. Во второй раз – чтобы обдать ледяной водой из брандспойта, так что в камеру он вернулся избитым и трясущимся от холода. В третий раз его обыскали, залезая одетыми в резину пальцами всюду, куда только могли залезть, – в рот, в нос, в задницу. И все это время он видел только одно лицо – свое собственное, отраженное в кривых зеркалах глумливых забрал.
Ему уже начинало мерещиться, что он различает выражения масок, словно какой-то вывих языка жестов – замеченный подсознанием разворот плеча, или головы, или темп жестикуляции – позволял ему заглянуть в души, позволял ощутить под масками людей.
Что именно им было нужно – он так и не понял, а из коротких реплик тюремщиков не смог заключить, но был отчего-то уверен, что они хотят чего-то. Выражение, которое он уловил на их масках, было сродни похоти. Или голоду.
По спине начинали бегать мурашки.
Перед глазами стояло выражение лица Шанкс, когда ее громила волок на плече Фейт, – торжествующее и в то же время унылое. Чем-то ее лицо напоминало эти маски – она тоже добивалась чего-то от Хари, и он не мог понять, добилась уже или нет. Достаточно ли ей забрать у него Фейт, или она правда попытается пробить через суд свои нелепые обвинения в насильственном межкастовом контакте? На что способна Шанкс, никогда не угадаешь. Она походила на древние внешние силы из рассказов Ма’элКота: словно собралась напитаться болью Хари.
«Только выпустите меня из этой клетки…» – думал он. Возможно, Эвери Шанкс ему не по зубам, но не Бизнесмены правят миром. Один звонок Марку Вайло – праздножителю Марку Вайло, ибо покойная Шермайя Доул пять лет назад своим поручительством обеспечила ему возвышение, – и у Шанкс начнется персональный геморрой.
На самом деле она вряд ли причинит Фейт вред. Это Хари она хотела уничтожить. Отнять у него Фейт – худшее, что она могла сделать, не нарушив закона. Членам высших каст не требовалось совершать преступлений; они могли пользоваться законом, чтобы переступить через тебя.
«Еще посмотрим, кто кого сломает. Посмотрим».
Но в глухой белесой пустоте камеры видение до смерти избитой Шанкс таяло, словно дым. Просиживая час за часом в коробке из пластика, Хари вспоминал Криса Хансена и его слова о Слепом Боге.
По мере того как утекали долгие, вязкие минуты заточения, капля за каплей возвращалось в память прочитанное. Хари был почти уверен, что Слепой Бог – это вполне конкретная сущность и обозначаться должен прописной буквой, а то и двумя: Слепой Бог – вот так. В книге Дункана о нем упоминалось как об эльфийской общекультурной буке – вроде дьявола. Слепой Бог считался могущественнейшим из людских божеств, но при этом невидимым; хотя никто не знает о его существовании, воля Слепого Бога проявляет себя все равно. Его можно увидеть только в деяниях людей…
«Когда они надевают серебряные маски и тычут тебе пальцем в жопу», – промелькнуло у него в голове.
Что-то было в этих масках… Что именно – Хари никак не мог уловить, потому что не в силах был припомнить детали описания Слепого Бога, но всякий раз это словосочетание вызывало перед глазами образ соцполов. А всякий раз, думая о них, он вспоминал о Слепом Боге. Словно соцполы были его явленным ликом. А лик соцпола – зеркало.
Продолжать эту линию рассуждений Хари не хотелось.
В конце концов явился адвокат. Вызывать его не пришлось; история с арестом Хари облетела по Сети весь мир. Это адвокату пришлось несколько часов добиваться свидания. Новости он принес невеселые.
Поскольку значимость показаний на следствии менялась в зависимости от кастовой принадлежности заявителя, свидетельство Эвери Шанкс, что Фейт является ее внучкой, считалось верным, покуда Хари не докажет обратного. Помимо иска касательно насильственного межкастового контакта, Шанкс еще обвинила его на пару с Шанной в похищении ребенка. Суд уже доверил ей временное опекунство над Фейт до окончания процесса.
И это было еще не все. Хари согласны были отпустить под залог в десять миллионов марок.
– Десять… миллионов?! – убито переспросил Хари.
Законник грустно пожал плечами:
– Это, в сущности, карательный залог. Бизнесмен Шанкс знает, что вы не можете внести такую сумму, и ожидает, что вы заплатите поручителю.
– Десять процентов сразу, – мрачно произнес Хари. – Миллион марок только за то, чтобы выбраться из тюрьмы!
– Все из-за угроз. Вы угрожали ей при социальных полицейских, и все четверо это зафиксировали.
Хари кивнул:
– Ладно. Добейся, чтобы мне разрешили воспользоваться экраном. Или вернули наладонник. Мне надо позвонить. Срочно.
Адвокат снова пожал плечами:
– Попробую.
У него получилось: через пару минут Хари подвели к экрану, позволили набрать код частного доступа и связаться с его Патроном, праздножителем Марком Вайло.
– Хари! – дружелюбно пропыхтел Вайло сквозь дым толстой сигары. – Что за дела?
Хари оскалился:
– Ты, должно быть, новостей не смотришь.
– Да нет, видел. В глубокую же яму ты забрался.
В глазах Вайло мелькнуло что-то нехорошее: холодное отчуждение, застывшее в зрачках, терпеливое, сдержанное, словно толстяк выжидал в засаде, спрятавшись за пологом сигарного дыма.
– Мгм, – буркнул Хари. – Пора выбираться.
– Верно, – отозвался Вайло. – Только чего ты от меня хочешь?
– Чего я хочу? – изумился Хари. – Чтобы ты раздавил ее, как таракана, вот чего! А ты что думал?
– Все не так просто. – Вайло сокрушенно вздохнул. – С точки зрения закона ее позиция очень сильна. Знаешь, я тебя сто раз предупреждал, что скрывать настоящее происхождение Фейт – не лучшая идея…
– Черта с два!
«Какого хрена с ним творится?»
– …Я всегда говорил, что это плохо для тебя кончится.
– Херня! – отрезал Хари. – Марк, ты меня кормишь говном с лопаты. Ты ни в жизни…
– Эй! – перебил его Вайло. – Я понимаю, ты вне себя, но язык-то попридержи.
– Что на тебя нашло, Марк? Что ты творишь?
– Извини, малыш, но я вряд ли смогу что-то для тебя сделать.
– Ладно, бог с ним, – в отчаянии выпалил Хари, – с Шанкс я сам разберусь. Как насчет залога? Ты можешь поручиться за меня?
– Вряд ли. По таким серьезным обвинениям? Вряд ли.
– Марк…
– Я сказал «нет», малыш. – Вайло закусил сигару. – Мне очень жаль.
– Да? – процедил Хари. На шее у него проступили жилы. – По тебе не скажешь.
Вайло прищурился, хмуро глядя на него сквозь дымовую завесу. В ушах Хари снова возник пронзительный стрекот, забивая все прочие звуки.
– Что они тебе обещали, Марк?
– Что ты…
– Ты был моим Патроном тридцать лет. Сколько ты получил за меня, Марк? Сколько я стою?
– Я не хотел бить лежачего, малыш, но я больше не твой Патрон, – холодно проговорил Вайло. – Сегодня днем я отдал приказ о расторжении контракта. Нас с тобой больше ничего не связывает.
– Что они тебе обещали? Денег? Господи, Марк, ты и так богаче Господа Бога!
– Никаких денег мне не обещали. – Вайло отмахнулся окурком. – Наплевать мне на деньги. Я вообще не понимаю, на что ты намекаешь.
– Тогда что, акции? Акции с правом голоса?
Вайло замер на миг.
– Я прав, да? – мрачно поинтересовался Хари. – Дай догадаюсь: ты продал меня за пакет голосующих акций СинТек.
– Это нелепо. На кой мне акции СинТек?
– Да, ты прав, – медленно проговорил Хари. – Это не настоящая власть. А тебе нужна настоящая. Пакет акций компании «Надземный мир». Акций Студии.
Вайло не ответил, но этого и не требовалось. Хари прочел правду в его глазах. Истинный масштаб происходящего всасывал Хари, словно протянувшаяся к его судьбе воронка смерча.
– Нет, – тупо пробормотал он, – я понял. Тебя купили за место в Совете. Ты теперь в Совете, язви его в душу, управляющих.
– Хари, это уже параноидальный бред…
– Надеюсь, оно того стоило, Марк. Надеюсь, ты так думаешь. Надеюсь, ты еще будешь так думать, когда мы с тобой встретимся в тихом темном месте. Когда я тебе покажу, что` именно ты себе купил молчанием.