– Хари…
Он оборвал связь, и экран померк.
«Будем оптимистами, – сказал он себе. – Хуже не будет – некуда».
Хари выбрался из машины на парадной лужайке перед домом и отступил, чтобы не попасть под реактивную струю при взлете. С непривычно тяжелым майкрософтским браслетом на лодыжке он прихрамывал сильнее обычного. Браслет содержал ту же микросхему, что обычный наладонник: спутники «Майкронет» могли отследить местоположение браслета с точностью до метра. Как бесстрастно объяснил соцпол, прилаживавший его на ногу, попытка снять или дезактивировать браслет автоматически считается нарушением залога и влечет за собой дополнительное обвинение в уклонении от правосудия. Машина поднялась, взбив жгучее облако пыли, и Хари помедлил, глядя на свой залог.
Эбби громоздилась над ним черной тушей на фоне звездного неба. Светилось только одно из множества окон – кухонное.
Собрать десять миллионов марок он сумел, заложив все свое имущество – все сбережения, все вклады, фонд на обучение Фейт, все Кейновы сувениры, авторские отчисления за все Приключения Кейна и саму Эбби. Хватило едва-едва.
Он окинул взглядом свой дом – он построил его двадцать лет назад, когда Кейн только вошел в первую десятку Актеров. Вспомнилось, как с этого самого места он наблюдал, как тянется ввысь бревенчатый каркас; настоящее дерево в стенах Эбби обошлось ему в лишний миллион, но он никогда не жалел о потраченных деньгах.
Вспомнил, как он проходил пустыми комнатами, как гулко отзывались эхом голые стены, как здание казалось сказочным дворцом, куда удаляются герои сказки со счастливым концом. Вспомнил, с каким удовольствием регистрировал новый адрес в Комитете по развлечениями Сан-Франциско, чтобы дом попал на карту знаменитостей. Вспомнил, как приехала сюда Шанна и как уезжала, и все, чтобы было между, – смех и слезы, истерики и жаркие ночи.
Вспомнил, как возвращался домой после «Из любви к Паллас Рил», еще до операции на позвоночнике, как перелетел через порог в левитроне и увидел, что грузчики возвращают на места пожитки Шанны. Вспомнил, как был официально смягчен приговор отцу и Дункана выпустили из соцлагеря имени Бьюкенена – тот день, когда отец вернулся в дом, которого не видел никогда.
Тогда ему казалось, что сказка кончилась счастливо.
Хари покачал головой и двинулся туда, где из дверей лился на лужайку желтоватый свет. Под ложечкой что-то шевелилось, и ноги едва держали, словно земля тряслась мелкой дрожью. «Это нервное», – решил он. Просто реакция на отсутствие жужжащего за спиной Ровера. Социальная полиция, разумеется, не стала утруждать себя доставкой инвалидной коляски, и та осталась в Лос-Анджелесе. Забавно: как ни ненавидел Хари проклятую штуковину, а без нее чувствовал себя неуверенно.
Было бы приятно знать, что можешь хоть на что-то опереться.
В дверях кухни его ждал Брэдли, Дунканова нянька. Хари не успел переступить порог, а Брэдли уже принялся болтать про Соцполицию и охранников из СинТек: как они вломились, и забрали всю одежду Фейт и ее игрушки, и конфисковали все фотораспечатки и записи с каникул, и обыскали кабинет, и сбросили все книги с полок, и скопировали все ядра данных, и то-се, и пятое-десятое, – пока Хари не захотелось треснуть парня, чтобы тот заткнулся хоть на полсекунды.
– Как отец? – спросил он, когда Брэдли наконец перевел дух.
Медбрат моргнул.
– В порядке, – задумчиво ответил он. – Ну, то есть не совсем в порядке, но как обычно…
– Как он это перенес? Ты его соцполам не показывал? Не позволил ему перед ними распинаться?
– Ну, Админи… э-э-э… Хари, – обиделся Брэдли. – Комнату его они обшарили, но я убрал его водер, пока они не ушли. Я же не дурак.
– Знаю. Потому я тебя и нанял.
– Думаю, он на меня еще дуется, – сознался Брэдли вполголоса. – Он очень хотел дать Социальной полиции пару добрых советов.
– Мгм. Как же! Они бы взяли. До последней запятой. И его взяли бы заодно, – мрачно отозвался Хари. – Спасибо, Брэд.
Брэдли только кивнул в ответ, как бы говоря, что лишь исполнял свой долг.
– Вы не голодны? Я поставил Дункану капельницу и как раз собирался перекусить. На двоих сделать – не проблема.
Хари покачал головой:
– Он в сознании?
Брэдли неопределенно повел плечами:
– Он весь день то в себе, то отключается. Капельница должна помочь. Заглянете к нему?
Хари кивнул.
– Хорошо. Он немного переволновался. – Парень нерешительно покашлял. – Я тоже.
– Понятно.
Комната Дункана располагалась рядом с кухней – маленькая и темная, словно пещера, где место костра занимал мерцающий экран на столике у койки. Хари помедлил на пороге. Заходить в отцовскую комнату ему всегда было тяжело – сильный, обжигающий ноздри запашок антисептика не мог до конца заглушить вонь разлагающихся в подгузнике испражнений или сочащуюся из каждой поры незримую темную гниль.
Комнату озаряло только обманчивое, холодное свечение экрана. Дункан распростерся на койке, словно сломанная марионетка. Голова безвольно повисла, по лысому черепу змеились вены. Одна рука вяло лежала поверх смятых простыней, другая была пристегнута к столику, чтобы удерживать пальцы над водером. Спинка кровати была поднята, ремни удерживали больного в полусидячем положении. На вешалке над его головой висел пакет с физраствором; от него отходила трубка к хирургически вживленному катетеру над ключицей. Единственным признаком того, что Дункан жив, было медленное движение глазных яблок, будто неровные шарики катавшихся в глазницах.
Хари не мог заставить себя войти. Заставить себя открыть рот. В глотке застряло что-то до жути похожее на всхлип; в последнюю секунду ему удалось всего лишь откашляться. «О боги! – беспомощно подумал он. – Как я это все переживу?»
В ту же секунду его затопило отвращение к себе, эгоистичному ублюдку: как может он ныть над своими несчастьями, когда Фейт в лапах у людей, которые относятся к девочке лишь как к оружию…
Он стиснул зубы, удерживая жгучие слезы. «Черт, Фейт, должно быть, терпит получше меня, – напомнил он себе. – Она-то не одна». Пока Паллас Рил бродит полями Надземного мира, Фейт никогда не будет одна.
– Хари, – механически проскрежетал синтезатор голоса. – Ты. Все в порядке?
Хари судорожно перевел дух, утер глаза. Дункан перекатил голову на подушке в его сторону, остекленевшие глаза смотрели почти разумно. Забавно, насколько душевно звучал водер Дункана по сравнению с оцифрованными голосами социальных полицейских.
– Да ничего, пап, нормально, – пробормотал он. – Устал просто, вот и все.
С вялых губ потекла струйка слюны. Затрепетали жилы на пристегнутой руке; перчатка водера переводила нервные импульсы в звуки оцифрованной речи:
– Тяжелый. День. Помни. Опусти. Голову. Ползи. К свету.
Хари грустно улыбнулся. Лучшего совета ему еще никто не давал.
– Ага. Ты бы записал это на макрокоманду.
– Сделаю. Садись. Поговорим.
Хари вздохнул. Он хотел бы посоветоваться с отцом. Выговориться. Спросить более конкретного совета, чем «опусти голову и ползи к свету».
Но Хари не мог говорить открыто. Громилы из СинТек, должно быть, весь дом утыкали микрофонами, а даже если нет – в ближайшие недели здесь не продохнуть будет от Социальной полиции. Дункан уже едва не сдох, приговоренный к заключению в немом блоке соцлагеря имени Бьюкенена за подрывную деятельность, и все по одной причине: он не умел вовремя заткнуться.
Но один вопрос Хари все же хотел задать отцу. Это, напомнил он себе, вполне безопасная тема.
– Да, знаешь что… – пробурчал он, заставляя себя войти в комнату. Он дышал неглубоко, будто пытался не допустить в легкие воздух безумия. – Сегодня кто-то при мне упомянул Слепого Бога – помнишь, эльфийское чудовище? Ты вроде бы писал о нем что-то. В «Преданиях», да?
– Глава. Двенадцатая. Или. Тринадцатая. А что?
– Трудно объяснить. Застряло что-то в голове, и не выкинуть.
Взгляд Дункана потерял остроту, губы спазматически дрогнули, испустив очередную струйку слюны. Хари осторожно отер ему подбородок салфеткой с прикроватного столика, и, словно от его прикосновения, разум вернулся в глаза отца.
– Это. Пока. Ты. Был. У соцполов?
Хари дернулся, как от укола.
– Как… как… – недоверчиво пробормотал он. – Откуда ты узнал?
Отец уставился на него из-под выпавших бровей.
– Псих, – прохрипел водер. – Не. Дурак.
– Да, пап, знаю, но…
– Сеть. Весь. День. Смотрел. Надземный мир. Шанна. ВРИЧ. Социальная. Полиция. – Больной насморочно фыркнул. – Все. Сходится.
– Для меня – нет.
– Возьми. «Предания». Читай. Познай. Врага.
Хари перегнулся через кровать, чтобы повернуть экран к себе.
– Да, сейчас вызову…
Дункан с трудом поднял бессильную руку и уронил ее Хари на плечо.
– Не. Электронную, – проскрежетал водер. – Книга, книга, книга. Электронная. Цензура. Глупый. Мальчишка. – Скрюченными пальцами он ткнул в сторону небольшой книжной полки под окном. – Книга, книга, книга.
– Ладно-ладно, я уже понял.
Обойдя койку, Хари присел рядом с полкой и взял в руки тяжелый том «Преданий Перворожденных».
Он торопливо перелистывал страницы, заполненные преданиями о Тихой земле и Слепом Боге, – тут фраза, там фраза, они зажигали костры памяти. Текст прочней задержался в памяти, чем мог ожидать сам Хари. Сколько он уже не открывал эту книгу – лет тридцать, со школы? Кто бы мог подумать, что это дерьмо так глубоко въедается?
Тихая земля, на первый взгляд, казалась версией мифа об Эдеме: мирный край, где эльфы могли жить, не опасаясь драконов, где не было ни жестоких огриллоев, ни ульев крр’кс, ни упырей или демонов. Все живые твари в Тихой земле были лишены речи или колдовского дара; для эльфов она была чем-то вроде детского сада, игровой площадкой, потому что даже минимальные способности к чародейству давали там власть почти божественную.
Из Дома – Т’нналлдиона, «места, где живут», как называли эльфы Надземный мир, – в Тихую землю можно было попасть через диллин, что переводилось примерно как «врата». Диллин могли быть определенные холмы, или озера, или пещеры, порой гроты или даже лесные опушки, где ландшафты обоих миров полностью совпадали. Как бы ни различалась топография окружающих мест, диллин были идентичны. Считалось, что диллин принадлежат обоим мирам одновременно, и вблизи диллин эльф мог притягивать и направлять Силу из Дома.