А вот последствий, наверное, даже Вайло не предвидел: Социальной полиции потребовалось не больше пары часов, чтобы отыскать судью, который пересмотрел приговор Дункана по делу о подрывной деятельности. В этом Хари даже не мог обвинить Вайло: это была только его вина. Давно следовало сжечь проклятые книжки к чертям. В этот раз Дункан лагерем не отделается.
Он пойдет под ярмо.
Социальный лагерь имени Бьюкенена требовал вносить плату за уход за заключенными, включая внушительный аванс. Поручительства Хари они не приняли, а кредита у него не осталось и сбережений тоже, потому что все до последнего ушло на залог.
– Как долго? – пробормотал он. – Сколько он протянет?
Брэдли покачал головой:
– Он вряд ли даже операцию переживет.
– М-да.
– Если вынесет киборгизацию – кто знает? На физический труд он не годится, значит его отправят на обработку данных. Может протянуть не один год… – Брэдли нерешительно кашлянул. – Хотя такого ему… э-э-э… не пожелаешь. По крайней мере, в его состоянии…
– Мгм, – буркнул Хари. – Понимаю.
Он бессильно привалился к двери. Никак не получалось решить, кого грохнуть первым: Шанкс, или Вайло, или все же себя.
Дункан повернул голову в сторону Хари. Говорить он не мог – перчатка водера осталась на полу комнаты, раздавленная каблуком соцпола, – но пошевелил скрюченной рукой. Дотянулся до темени, слегка похлопал, потом провел артритными пальцами по сверкающей хромом стойке кровати. Хари понял его. «Опусти голову и ползи к свету».
В глазах замерзали слезы.
Двери автозака захлопнулись за Дунканом, словно челюсти. Соцполы заперли замок и убрались в кабину. Машина поднялась. Хари следил, как она истаивает и превращается в искристую каплю посреди ночного неба.
– Прощай, пап, – прошептал он.
«Пожалуй, – медленно проползла мысль, – я теперь вовсе неуязвим. У меня теперь нечего отнять, кроме разве что жизни.
Нужна? Пусть забирают».
– Я… э-э-э… – неловко промямлил Брэдли. – Вы мне дадите пару дней, неделю там, чтобы найти новое место? – Хари нахмурился, и Брэдли смущенно потупился. – Ну то есть, – пробормотал он, – я теперь вроде как без работы, да?
– Да, – отрезал Хари. Принимать близко к сердцу проблемы медбрата он был не в силах. – Пожалуй.
Понурив голову, Брэдли поплелся в кухню.
Хари зашипел сквозь зубы. Он злился на себя. Незачем срывать гнев на слуге: Брэдли годами заботился о Дункане, и заботился от всего сердца.
– Брэд, – окликнул его Хари. – Оставайся сколько придется. То есть… черт, я бы тебя нанял за домом приглядывать, только… – Он беспомощно развел руками. – Я только что сообразил, что мне нечем тебе платить.
– Спасибо, – тихонько ответил тот. – Спасибо, Хари. Вы точно не хотите перекусить?
Хари закрыл глаза. При мысли о том, чтобы запихнуть в себя хоть кусок, у него сводило кишки, будто чья-то жестокая рука наматывала их на кулак.
– Не сегодня. Я пойду наверх и поближе познакомлюсь с бутылкой.
Брэдли молча кивнул и скрылся в кухне.
Хари еще долго стоял в прихожей Эбби, слушая тишину. Брэдли все равно что ушел. А больше никого не осталось.
Фейт. Дункан. Шанна.
Кейн.
Холодный мраморный пол, классически строгая лестница на балюстраду второго этажа, ковровая дорожка цвета бургундского вина – все так хорошо знакомо. Он мечтал о таком доме за много лет до того, как смог себе его позволить, и каждая деталь навеки врезалась в память. Он никогда не думал, что здесь будет так пусто.
«Еще суток не прошло», – подумал он в изумлении. Еще вчера самыми страшными его проблемами были глюки шунта, сведенные ноги и вечная злоба.
«Боже мой…»
Ему казалось, что грудная клетка сейчас провалится в отворившуюся под сердцем пустоту.
«Господи боже, что я наделал?»
– Хари, – промурлыкал Эбби из-за левого плеча, – вызов к экрану, срочность высокая.
Хари машинально шагнул к ближайшему экрану и вдавил клавишу приема. Послать звонящего к черту ему в голову не пришло; он испытывал непонятную отстраненную благодарность к этому человеку за то, что тот отвлек его на миг от созерцания руин судьбы.
Звонил Тан’элКот.
«Явился поглумиться», – тупо подумал Хари.
Поверх черного свитера бывший Император натянул металлически блестящую упряжь амплитудного модификатора.
– Кейн, – хмуро вымолвил он, – ты должен немедля прибыть ко мне в Кунсткамеру.
– Ты выбрал не самое удачное время.
– Для тебя лучшего времени не будет. Его не осталось вовсе. Приезжай. Немедля.
– Я говорю тебе… – Хари осекся. – В Кунсткамеру? – переспросил он, нахмурившись. – Если ты в Кунсткамере, почему на тебе упряжь?
– По той же причине, по которой ты должен приехать сейчас же. Ты втянул меня в свою войну, Кейн, и я должен переговорить с тобой, прежде чем стану очередной ее жертвой.
– Что?.. Не понимаю, – выдавил Хари.
Мозг, словно заржавевший двигатель, с трудом переключался на высокие скорости.
Глаза Тан’элКота пылали мрачным огнем.
– Ты действительно желаешь, чтобы я рассказал обо всем по открытой линии в твоем доме?
Хари вспомнил, какая толпа соцполов и синтековских охранников толклась здесь днем, и кивнул.
– Понимаю, – проговорил он, – но…
– Нет, – прогремел Тан’элКот. – Приезжай. Дело жизни и смерти. Моей и Паллас Рил.
Зажмурившись, Хари со свистом втянул обжигающий воздух.
– Еду, – отрезал он. – Буду у Южных ворот через десять минут.
Подсвеченные сбоку аварийными лампами залы Кунсткамеры превратились в жуткие пещеры с черными тенями и ослепительным сиянием. Тан’элКот шел впереди, величественный и страшный, как танк на воздушной подушке. Толстые подошвы кроссовок беззвучно ступали по паркету. Только каблуки Хари постукивали, и звук этот отдавался эхом в бетонных стенах. По коже бежали мурашки.
Дрожь берет от этой хренотени.
Тревога глодала сердце: все здесь было не так. Не только из-за пунктирных огоньков аварийных ламп за мутным бронестеклом; не только потому, что ни один экспонат не ожил с приближением гостей; дело было даже не в мертвой тишине – глубже, чем бывает на Земле, – воцарившейся, когда стих неумолчный шепоток кондиционеров и вентиляторов.
Хари Майклсон никогда не видел Кунсткамеры с высоты человеческого роста.
Иррациональным трепетом его наполнял тот простой факт, что впервые в жизни он мог пройти через эти залы своими ногами.
У Южных ворот он не смог заставить себя перешагнуть черту. Долго стоял в дверях, качая головой. Конечно, Тан’элКот сказал, что Надземно-нормальное поле отключено, что его мысленный взор не улавливает даже тех мизерных струек Потока, что должны были быть видны, но Ровер так и остался в долбаном Лос-Анджелесе. Ребята с Фанкона, должно быть, уже вдули его с аукциона…
– С какой стати отключилось поле? – спросил Хари. – И что с электричеством?
Тан’элКот раздраженно глянул на него.
– Ты здесь, черт возьми, Председатель, – прогрохотал он сурово. – Если ты не знаешь, откуда мне знать? Иди за мною.
Хари с большим трудом заставил себя пройти в ворота Кунсткамеры. Он знал, он просто знал, что стоит ему сделать еще шаг, и он свалится, увечный и беспомощный, под ноги Тан’элКоту.
Сочувствия от бывшего Императора он получил примерно столько, сколько и ожидал.
– Ну ладно, – бросил тот холодно. – Пусть она умирает.
Потом отвернулся и двинулся прочь.
Хари нагнал его через секунду. И все равно ему страшновато было идти там, где он всегда катился в инвалидном кресле.
Тан’элКот свернул в галерею, которая вела в Зал Кейна и к его собственным апартаментам. Хари двигался за ним, вслушиваясь в эхо и растирая плечи, чтобы избавиться от мурашек.
– Ты когда-нибудь… – проговорил он, инстинктивно понизив голос, потом поймал себя на этом, закашлялся – в воздухе висела острая химическая вонь – и повторил громче: – Ты мне когда-нибудь скажешь, что случилось?
Тан’элКот застыл. Спина его казалась перегородившей галерею черной стеной.
– Не чуешь?
Этот химический запах, резавший нос, горло, язык… Он узнал его. Газ-антисептик из витрины Берна. Только гуще, сильней, плотнее. До сих пор Хари ощущал его вонь только рядом с саркофагом. Волосы его встали дыбом.
Он выглянул из-за широкой спины Тан’элКота. То, что он ожидал увидеть, вселяло в него ужас… но не посмотреть он не мог.
Саркофаг Берна был пуст. Он стоял на пьедестале у входа в зал, распахнутый, как глаза трупа.
Кишки Хари растворились в ледяной воде, заполнившей тело ниже пояса. Он не мог ни шевельнуться, ни заговорить, ни даже повернуть головы, потому что с безумной уверенностью знал, что стоит ему отвести взгляд, как из тени выступит поджидающий его Берн, занеся для удара Косаль… и тогда Кейн сломается и завоет, как отнятое у матери дитя.
«Мертвые не встают», – убеждал себя Хари. Он воткнул нож в череп Берна и взбил уроду мозги. Мертвей не бывает.
Повторив это про себя несколько раз, он понял, что может вздохнуть.
– Ладно, – проговорил он, убедившись, что голос не даст петуха, – вижу. А теперь объясни, что это значит. Кому могло в голову прийти украсть Берна?
Тан’элКот обернулся. Половину его лица заливал ослепительный свет аварийных ламп, другая тонула в тени.
– Службе безопасности Студии. Твоим охранникам, Кейн.
Хари поморщился. От этой истории уже дурно пахло, и дальше будет хуже.
– Этим вечером после закрытия я, как обычно, занимался исследованиями, – продолжал Тан’элКот, – готовился к семинару по прикладной магии, когда услышал шум. Пятеро охранников вскрывали саркофаг. Я поинтересовался, чем они заняты, – вполне невинно, должен заметить, поскольку предположил, что они руководствуются твоим приказом. В ответ они поместили меня под стражу в камере местной службы безопасности, не позволив ни с кем связаться, и отпустили только полчаса назад.
– Когда ты позвонил мне?
– Да.
Неторопливо, будто в глубокой задумчивости, Тан’элКот прошел до конца длинного коридора и остановился напротив пустующего гроба. Он приложил ладонь к бронестеклу, словно прощаясь с любовником сквозь закрытое окно машины, и склонил голову на миг – не то от усталости, не то от боли. Хари добрел до саркофага. Бывший Император уселся на пьедестал, облокотился на колени и